Я — пожизненный, даже посмертный.Я — надолго, пусть навсегда.Этот временный,этот посменныйдолжен много потратить труда,чтоб свалить меня,опорочить,и жалеючи силы его,я могу ему напророчить,что не выйдет со мной ничего.Как там ни дерет он носа —все равно прет против рожна.Не вытаскивается заноза,если в сердце сидит она.Может быть, я влезал,но в душу,влез, и я не дам никомусдвинуть с места мою тушу —не по силе вам,не по уму.
«А если вы не поймете…»
А если вы не поймете —я буду
вам повторять.А снова не уразумеете —я повторю опять.И так до пяти раз,а после пятинадо откланятьсяи уйти.Но я же только вторичнокрики свои кричуи разъясняю отлично,что разъяснить хочу,а вы еще долго можетеплечами пожимать,не понимать и снова,опять не понимать.
«Век вступает в последнюю четверть…»
Век вступает в последнюю четверть.Очень мало непройденных вех.Двадцать три приблизительно черезгода — следующий век.Наш состарился так незаметно,юность века настолько близка!Между тем ему на заменуподступают иные века.Между первым его и последнимгодом жизни моей весь объем.Шел я с ним — сперва дождиком летним,а потом и осенним дождем.Скоро выпаду снегом, снегомвместе с ним, двадцатым веком.За порог его не перейду,и заглядывать дальше не стану,и в его сплоченном рядупрошагаю, пока не устану,и в каком-нибудь энском годуна ходуупаду.
Неоконченные споры
Жил я не в глухую пору,проходил не стороной.Неоконченные спорыне окончатся со мной.Шли на протяженьи сутокс шутками или без шуток,с воздеваньем к небу рук,с истиной, пришедшей вдруг.Долог или же недологвек мой, прав или не прав,дребезг зеркала, осколоквечность отразил стремглав.Скоро мне или не скоров мир отправиться иной —неоконченные спорыне окончатся со мной.Начаты они задолго,за столетья до меня,и продлятся очень долго,много лет после меня.Не как повод,не как довод,тихой нотой в общий хорв длящийся извечно споря введу свой малый опыт.В океанские просторыкаплею вольюсь одной.Неоконченные спорыне окончатся со мной.
«Зачем, великая, тебе…»
Зачем, великая, тебесо мной, обыденным, считаться?Не лучше ль попросту расстаться?Что значу я в твоей судьбе?Шепчу, а также бормочу.Страдаю, но не убеждаю.То сяду, то опять вскочу,хожу, бессмысленно болтаю.Не умолю. И не смолчу.
Рожон
В охотоведении — есть такоймузей, не хуже других, —я гладил собственной рукойрожон. Без никаких.На пулеметы немецкие — пер.На волю Господню — пер.Как вспомнишь занесенный топор —шибает в пот — до сих пор!Но только вспоминать начнуОтечественную войнуи что-нибудь еще вспомяну —все сводится к рожну.Быть может, я молод очень были не утратил пыл,быть может, очень сильно любили только потом — забыл.Хочу последние силы собратьи снова выйти на ратьи против рожка еще раз — пратьи только потом — умирать.
Гашение скоростей
Итак, происходит гашение скоростей,и наша планета, пускай продолжая вращение,любой из своих разнообразных частейдрожит, словно зверь в состоянии укрощения.Итак, переходят, как из самолета — в таксии как из
такси — в старомодный трамвай тихоходный,и наша планета, подрагивая на оси,из кавалерийской становится снова пехотной.Она на секунды считала — теперь на года.Газеты читала — теперь она книги читает.Ей кажется (сдуру), что никто, никогдабылых ускорений не испытает.И новости спорта преобладают с утра,а вечером — новости театра, кино, телевидения,и новости жизни куда удивительнее,чем новости смерти, не то что вчера.Быть может, впервые с тех пор, как студент молодойстрелял по эрцгерцогув глуши тихоходной, сараевской,планета замедлить свой ход, не ускорить, старается,задумчиво глядя на чаши с живою и мертвой водой.
«Фантаст не должен жить слишком долго…»
Фантаст не должен жить слишком долго,не то грядущее спуску не даст,не то не уклониться от долгапроверки, хороший ли он фантаст.Его современники, они же потомки,устроят привал и снимут котомки,и вынут залистанные тома,чтоб их проверяла жизнь сама.Пророку нет горшего наказанья,чем если не сбудется предсказанье— не так, не как сказано, не точь-в-точь, —назвался пророком, так верно пророчь.А вы, свидетели полуживые,что ваше пророчество не сбылось,не раз улыбки ваши кривые,согбенные выи видеть пришлось.Я видел, как вы пожимали плечами,с грядущим столкнувшись лицом к лицу,когда те сроки, что вы намечали,без перемен подходили к концу.
«Вдох и выдох…»
Вдох и выдох.Выдохов большеоказалось, чем вдохов.Вот и выдохлись понемногу.В результате этой зарядкиразрядились.Приседания, и подскоки,и топтопы, и «заложитеваши руки за вашу шею»или «сделайте шаг на месте».Шаг на месте давно сменилсяшагназадом, обратным, попятным.Регулярные вдох и выдохобернулись вульгарной одышкой.
«Это — старое общество…»
Это — старое обществос узким выходом, еще более суженным входом.Средний возраст растет с каждым годом.Пионерского возраста меньше, чем пенсионного возраста.Много хворости.Мало возгласа.Это — старое общество.Говорят, что в Китае — все китайское. А каковскоеЗдесь? Как у всех стариков — стариковское.Умирает все меньше людей.Еще меньше рождается.И все меньше детейна бульварах в качалках качается.На бульварах,когда-то захваченныххулиганами и милиционерами,флегматичные шахматистыстучат в доминос молчаливыми пенсионерами.Все приличное. Все обычное, обыкновенное.Еще прочное, обыденное, долгосрочное.Все здоровое, я бы сказал — здоровенное,но какое-то худосочное.Оборона поставлена лучше, чем нападение.Аппетиты, как у всех стариков, — уменьшаются.Но зато, как у всех стариков, поощряется бдение,также — бдительность повышается.За моральным износомидет несомненный физический.Но пока от него далеко до меня.И, следя по утрам, как седеют на гребне вычески,старики головами мотают, как лошади от слепня.
«Одни обзавелись детьми. Другие впали в детство…»
Одни обзавелись детьми. Другие впали в детство.Никто не может обойтись без игр и без затей.И все наследство Маршака, Чуковского наследство —у сущих, бывших или будущих детей.Уже давно открылись дыхания вторые,и сколько ни совершено, а больше — предстоит.И вот на «Мойдодыре» стоит санитария,на мистере, на Твистере политика стоит.