Я люблю тебя, Калькутта!
Шрифт:
С юга — еще одна современная постройка — Телефон-Бхаван — центральная телефонная станция Калькутты, обеспечивающая около 90 тысяч абонентов — для города-гиганта очень мало.
И наконец, на юго-западном и северо-восточном углах площади стоят две старинные церкви — св. Андрея и св. Джона.
Но самое главное заключается в том, что я стою на том месте, где в 1690 году Джоб Чарнок с группой солдат и служащих Ост-Индской компании положил начало Калькутте.
Кем он был? Родился в 1631 году в семье небогатого помещика из Восточной Англии. Как тысячи других, отправился в далекую страну в поисках богатства. Прибыл в Индию в 1655 году. Впервые упоминается в книгах Ост-Индской компании как мелкий служащий с жалованьем 20 фунтов в год. Потом становится начальником фактории в Патне (Бихар). По воспоминаниям современников, он был ревностным и инициативным служащим Компании, а в жизни — человеком тяжелого, неуживчивого характера. Но все-таки оп был не такой уж плохой человек, этот Джоб Чарнок. Однажды во время своих поездок он увидел погребальный костер, на котором собирались сжечь девочку-вдову вместе с телом ее покойного мужа. Оп спас ее от смерти и женился на ней, очень ее любил и впоследствии тяжело переживал ее смерть.
После долгих скитаний по Бенгалии, Ориссе, Бихару, после хитросплетений политики, когда местный наваб то разрешал англичанам строительство факторий, то изгонял их, судьба привела агента Компании на берег реки Хугли, где среди зловонных болот стояли три убогие деревушки — Сутанати, Каликотта и Говиндапур. Джоб Чарнок с 30 солдатами высадился на болотистом берегу возле Сутанати и водрузил британский флаг. В своем дневнике он оставил меланхолическую запись: «24 августа 1690. Приказал капиталу Бруку идти с его судном в Чаттанати [Сутанати], куда мы прибыли около полудня, но нашли место в ужасающем состоянии… от наших строений ничего не осталось, дожди идут день и ночь».
Дело в том, что несколькими годами ранее настырный Чарнок уже дважды пытался закрепиться здесь, выстроил даже укрепления, хижины, землянки, но был взят в осаду войсками наваба и вынужден ретироваться, оставив после себя целое кладбище; из тех бедолаг, кто остался здесь навсегда, лишь немногие погибли от пуль наваба, большинство уложили ужасная лихорадка, шедшая из болотных недр, и желудочные болезни. Хижины и укрепления индийцы разрушили.
На этот раз Чарнок пришел уже на законных основаниях — с разрешением наваба на строительство фактории и гарантией на торговлю без пошлин в обмен на ежегодно выплачиваемые три тысячи рупий. Все объяснялось просто: империя Великих Моголов нуждалась в деньгах.
Решено было строить глинобитные хижины с соломенными крышами на манер местных. Но агент Компании мечтал о большем и воздвиг все-таки первый каменный дом канцелярии. Вокруг него началось строительство форта. Сам Чарнок его уже не увидел: истерзанный болезнями, он умер здесь в 1693 году, прожив в Индии около 40 лет. А вокруг форта начал расти город — с дворцами и лачугами, с героизмом и подлостью, с неслыханной роскошью и неслыханной нищетой. Через столетие Р. Киплинг посвятил ему знаменитое стихотворение, которое и сегодня любят цитировать в Калькутте. Насколько я знаю, никто еще не пытался адекватно перевести его. Вот мой слабый подстрочный перевод:
Как полуденный кошмар Чарнока —
Вот досада —
Возник Город.
И расползся хаотически,
Как поганый плесневый гриб.
Сам себя воздвигнувший, сам себя спроектировавший
На болотной почве.
Дворец, хлев, лачуга — бедность и гордыня
Бок о бок.
И над переполненным, тлетворным Городом
Реет Смерть.
Кстати, почему-то в Калькутте к «барду империализма» отношение иное, чем в Дели. Там его поминать не любят, а в книжных магазинах найти можно лишь «Маугли» в диснеевских изданиях. В Калькутте широко продаются и тома стихов, и «Ким», и иллюстрированная биография Киплинга, хотя родился и учился он в Бомбее, а Калькутту не любил. Я иногда думаю, что дело вовсе не в пресловутом «империализме» Киплинга, а в том, что он непозволительно глубоко вник в национальный характер индийцев и знал их «как облупленных», со всеми достоинствами и недостатками, и не только знал, но и любил по-своему. Он перешел границу, которая на Востоке лежит перед любым европейцем (мы чувствуем ее ежечасно даже с лучшими нашими друзьями-индийцами). А этого Восток не прощает.
…И вот стою я на прекрасной площади Дальхаузи, названной в честь маркиза Дальхаузи, генерал-губернатора Индии в 1848–1856 годы, а ранее называвшейся «Зеленой», «Парковой», «Бассейновой». Тщетно стараюсь представить себе, что здесь когда-то были джунгли с тиграми, шакалами и ядовитыми змеями, что вот там, где сейчас Главпочтамт, был болотистый берег реки Хугли (она за два с половиной века изменила русло и сильно отступила), стоял первый Форт Уильям (теперешний — уже другой, более поздний). На стене почтамта прикреплены памятные доски, на одной из них схема старого форта — неправильного четырехугольника из кирпича — первого бастиона Империи на земле Индии, откуда расползлось Горе и утвердилось в Индии на долгие двести лет. А на месте «Дома писцов» стояла первая калькуттская церковь — св. Анны.
Посреди площади находится небольшой водоем, питаемый родником. Считается, что этот родник — тот самый, что располагался у ворот старого форта и снабжал водой первых поселенцев — Чарнока и его соплеменников.
А вот и церковь св. Джона, трехъярусная, с остроконечным шпилем, врезающаяся в небо черным крестом, сухой и аскетической, как все англиканские церкви, архитектуры. Во дворе ее сохранилось самое старое христианское кладбище, где англичане хоронили своих усопших с первых дней Калькутты — с 1690 по 1767 год; после этого было открыто второе — на Парк-стрит. В углу кладбища, почти вплотную к стене, стоит небольшой мавзолей: два шестиугольника, нижний — больше, верхний — меньше, над ним небольшой купол. Внутри несколько старинных надгробий, на одном имя Джоба Чарнока и длинная неразборчивая надпись, где упоминается имя его жены. Она тоже похоронена здесь. Фоном мавзолею служит серый, с подтеками доходный дом. Из-за стены слышен шум огромного города, звонки трамваев, крики торговцев. Особого почтения к своему основателю Калькутта не испытывает, хотя могилу и сохранила. Впрочем, и сам скромный чиновник Ост-Индской компании вряд ли мог представить, какой каменный Вавилон вырастет из убогих землянок, выкопанных в душный августовский полдень 1690 года.
Насчет названия «Калькутта». Прежде всего надо отметить, что по-английски оно звучит «Калкатта». Фактория была заложена на месте деревушки Сутанати, но имя ей дала почему-то другая — Каликотта (по другому варианту — Калигхат). Есть еще одно забавное объяснение, из тех, что называют «народно-этимологическими». Будто бы англичане, высадившиеся на берег, встретили крестьян с возом сена, у которых и спросили, как называется деревня (по-английски, естественно). А те, полагая, что речь идет о сене, ответили: «Каль катта» («вчера скосили»).
Сама церковь св. Джона тоже оказалась достаточно интересной. Построили ее в 1784 году по проекту военного инженера лейтенанта Эгга, и когда она была завершена, то оказалась обладательницей единственного каменного шпиля, возвышавшегося над молодым городом. Поэтому индийцы называли ее не иначе, как «Патар сирджа» — «Каменная церковь».
Характерна сама история строительства церкви. Участок под нее подарил англичанам местный махараджа. Затем был создан строительный комитет во главе с генерал-губернатором, обнаруживший, что средств на строительство нет. Великая и богатая, лопающаяся от денег Ост-Индская компания дала на церковь какие-то жалкие крохи, поэтому средства пришлось добывать с помощью лотереи, пожертвований по подписке, а в конце концов генерал-губернатор, превысив свои полномочия, самовольно выдал крупную сумму из муниципальных средств. И один из современников, некий сэр Шор, писал другу с иронией: