Ярлыки
Шрифт:
На долю секунды Рэм пожалел, что рядом нет Хила – уж кто-то, а навигатор смог бы помочь в решении такой трудной и нетипичной задачи. А несколько секунд спустя события и вовсе понеслись с такой скоростью, что даже на сожаления времени не осталось…
Глава 3. Бетонные пещеры
Руки Рэма порхали над приборной панелью с точностью механических манипуляторов. Каждый процент излишней энергии, выделенной от трения с атмосферой, он распределял виртуозно и крайне эффективно. Немного на двигатели торможения, немного на приборную панель, совсем чуть-чуть на обогрев сидения… Выли сирены, лампочки превратились в слепящие звезды, воздух в кабине нагрелся до неприличного уровня – пилот выжимал максимум из каждой системы корабля. Даже единственный «светляк» получил прибавку к мощности, озарив иллюминатор маленьким рукотворным солнцем. А когда свою порцию энергии получила и шторка окна, придя в циклическое движение вверх-вниз, каюта и вовсе превратилась в гигантский стробоскоп. Такой феерической посадки планета еще не видела. Корабль горел, сиял, свистел и визжал на все голоса, напоминая сошедшую с ума детскую игрушку. Но Рэм знал – это лишь начало. Собрав волю в кулак, он заклинил стабилизатор относительно главной оси, позволяя машине перейти в свободное вращение. Оставалось только надеяться, что она выдержит и не разлетится на маленькие кусочки в небольшом феерическом салюте.
Бешено вращаясь, глайдер ввинчивался в атмосферу Тверди. Скорость кручения постоянно возрастала, порождая резкие скачки и рывки. В какие-то секунды в каюте устанавливалась гравитация, а затем все не пристегнутые вещи снова устремлялись в свободный полет. Но хуже всего была перегрузка. Как невидимый голодный зверь она рвала Рэма во все стороны, вжимала в кресло до хруста костей, пытаясь превратить в кашу, готовую к употреблению. И мал-по-малу человек проигрывал в этой схватке. Из его носа потекла кровь, глаза заволокло красной мутной пеленой, ноги налились неподъемной тяжестью, а сердце улетело куда-то в макушку.
Ощущая, как немеют руки, охотник вцепился в штурвал, до хруста сжав кулаки. Он знал, что если отпустит управление хоть на секунду, то уже не сможет найти и ухватить его в бешеном круговороте кабины. Но больше всего он боялся пропустить сигнал о достижении нужной высоты. Если по каким-либо причинам это произойдет, то корабль разобьется о поверхность планеты раньше, чем человек на его борту успеет осознать, что произошло. Не от компенсаторов вращения, не от системы жизнеобеспечения и не от ядерного реактора – жизнь беглеца зависела от самого примитивного крохотного динамика, спрятанного в панели управления.
Мгновения раскаленными пулями улетали вдаль, а заветного сигнала все не было и не было. Из-за накала обшивки стало невыносимо душно, а запах горелого пластификатора разрывал легкие в порывах неудержимого кашля. На Рэма накатил приступ паники. «Это конец» – кричало подсознание, провоцируя сдаться, отпустить руки в ожидании конца. Страх был таким сильным, что пробивался даже сквозь действие стимуляторов, и пилоту стоило огромных усилий не податься и не ослабить хватки. И тут – бац! – противный треск сирены на мгновение перекричал даже стук сердца в ушах, заставив пилота отложить прощание с жизнью и вернуться к болезненной действительности. Последним усилием онемевших конечностей он дернул штурвал и увел посудину в затяжную петлю. Маневренные двигатели натужно взвыли, меняя направление тяги, и от их пронзительного свиста уши окончательно потеряли синхронизацию с мозгом. Как и его пассажир, глайдер не был рассчитан на подобные нагрузки, и его выход из строя оставался лишь вопросом времени. К счастью, этот вопрос решился в пользу беглеца – звездолет медленно выровнялся, а затем стал плавно забирать вверх, используя гравитацию планеты в качестве естественного тормоза.
Постепенно перегрузка стала отступать, и к своему сожалению Рэм снова ощутил собственное тело. Случись это резко и внезапно – он бы обязательно потерял сознание от невыносимой боли. Но так как притяжение гасило скорость постепенно, стимуляторы худо-бедно успевали притуплять возрастающие шоковые импульсы нервной системы.
Продолжая усиленно цепляться за штурвал, Рэм дождался, пока глайдер зависнет на месте, достигнув верхней точки подъема, и только затем позволил себе разжать кулаки, на ощупь щелкнув тумблером гравитонной тяги. Несколько секунд, которые компьютер потратил для разогрева и включения двигателя растянулись на тысячелетия. Сидя с закрытыми глазами и не ощущая ничего кроме боли, беглец обессилено ждал. И дождался – выдав всего 15 предупреждений о неисправностях, автоматика увела машину в контролируемое и плавное пике.
Поставив скорость на минимум, Рэм включил автопилот и с облегчением откинулся в кресле. Глаза невыносимо жгло, ноги отказывались повиноваться, а из носа продолжала рывками струиться кровь. И как оказалось не только из носа. Все тело пилота, включая места закрытые костюмом, было липким и холодным. Скользили даже ноги в ботинках.
– Да уж! – хотел сказать Рэм, но закашлялся. Преодолевая удушающие спазмы, он вырвал, забрызгав пол желтовато-красной слизью.
Нащупав бортовую аптечку, беглец промыл глаза водой, от чего испытал очередную порцию неприятных ощущений. Пополоскав во рту и от этого едва не вырвав снова, охотник принялся стаскивать с себя мокрый изнутри скафандр. Одежда успела местами прикипеть к коже, и ее приходилось буквально отрывать по кусочку. Рассмеявшись своей липкой, грязной и вонючей победе, Рэм долго отмывал и оттирал себя, соскабливая с кожи закипевшую кровь. Жутко хотелось пить, но рвотные спазмы продолжали атаковать, и переводить на них драгоценную воду было бессмысленно.
Через час с небольшим, пилот закончил гигиенические процедуры, потерпев поражение только с волосами – они плохо отмывались от крови, и то и дело норовили слипнуться в одну бесформенную массу. Переодевшись в ремонтную робу – единственную одежду, которая имелась на корабле, Рэм накинул презираемый всеми пилотами подшлемник, и принялся потрошить недра каюты. В ход пошло все, что могло помочь облегчить самочувствие – капли в глаза, тампоны в нос, сухой паёк в желудок. Бережно смочив кусок перевязочного материала в оставшейся воде, беглец положил его под язык, чтобы перебить чувство жажды.
Следующие 30 минут ушло на чистку приборной панели и диагностику корабля. Ее результат не очень утешал – после полученных повреждений судно больше не могло совершать космические перелеты, а из 7 основных систем функциональность в той или иной мере сохранили только 3. Но к счастью, летать стальной сокол все же мог. Пусть на весьма скромной высоте, с маленькой скоростью и используя центр тяжести гравитонной подушки в качестве руля, но все же…
Здраво рассудив, что чиркать землю крылом на поворотах лучше, чем преодолевать сотни миль пустыни пешком, Рэм попробовал дать малую тягу. Удалось не сразу – автоматика, предупреждая о многочисленных повреждениях, не давала запустить двигатель. Около часа ушло на то, чтобы отключить или банально оторвать датчики систем безопасности, и только тогда глайдер полетел. Про себя беглец подумал, что неплохо бы зафиксировать победу новой записью в журнале, но его мысли и стремления рассыпались истлевшим пергаментом, стоило ему взглянуть в иллюминатор. В запотевшем, запыленном и покрытом трещинами окошке виднелась ВОДА. Та вода, которая лежала просто на поверхности, и могла без усилий быть добыта кем угодно. То есть вообще кем либо. Даже без многомесячной подготовки, невероятных подвигов и жертв – иди и бери. В картотеке это явление именовалось «океаном», и скудно и весьма неубедительно описывалось первыми поколениями колонистов.
Не в силах удержать душевный порыв, пилот взял вправо. Оказаться на Тверди и не увидеть океана, было столь же глупо как выйти в открытый космос без скафандра. Глайдер резко дернулся, чиркнув землю крылом, и, спохватившись, Рэм уменьшил угол крена. Каждую секунду он ждал, что вот-вот лазурное пятно в иллюминаторе перестанет расти, ведь воды не может быть НАСТОЛЬКО много. Но он ошибался. Голубоватая рябь сначала поползла под днищем корабля, а затем и вовсе затмила собой весь окружающий мир, разливаясь от горизонта до горизонта.
Заметив на мониторе, как под дном корабля пронеслась крупная морская ферма, Рэм сбавил ход и заложил еще один крюк. На этот раз он предусмотрительно повернул оптику в нужном направлении, чтобы получше рассмотреть столпы водного элеватора, которые торчали над поверхностью океана как огромные ребра гигантского животного. Между ними на волнах болтались бесформенные пласты культивируемой растительности, напоминая остатки живой плоти. Этот затонувший, разлагающийся великан, дышал, изредка заходясь в спазмах кашля, нахлынувшего от порывов сильного ветра.