Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

He thought how he had deserted that generous father, and of the thousand kindnesses which the stern old man had done him.	Он подумал, что напрасно оскорбил своего великодушного отца, вспомнил тысячи благодеяний, которые оказал ему суровый старик.
He had looked into Amelia's bedroom when he entered; she lay quiet, and her eyes seemed closed, and he was glad that she was asleep.	Еще раньше, едва вернувшись домой, Джордж заглянул в спальню Эмилии; она лежала тихо, с закрытыми глазами; он рад был, что она уснула.
On arriving at his quarters from the ball, he had found his regimental servant already making preparations for his departure: the man had understood his signal to be still, and these arrangements were very quickly and silently made.	Его денщик уже был занят приготовлениями к походу; он понял сделанный ему знак не шуметь, и все приготовления были очень быстро и бесшумно окончены
Should he go in and wake Amelia, he thought, or leave a note for her brother to break the news of departure to her?	"Разбудить ли Эмилию, - думал Джордж, - или оставить записку ее брату, прося сообщить ей страшную весть?"
He went in to look at her once again.	Он пошел снова взглянуть на нее.
She had been awake when he first entered her room, but had kept her eyes closed, so that even her wakefulness should not seem to reproach him.	Она не спала, когда Джордж в первый раз входил в ее комнату, но не открывала глаз, чтобы даже этим не попрекнуть его.
But when he had returned, so soon after herself, too, this timid little heart had felt more at ease, and turning towards him as he stept softly out of the room, she had fallen into a light sleep.	Но уже одно то, что он вернулся с бала так скоро после нее, успокоило ее робкое сердечко, и, повернувшись в его сторону, когда он осторожно выходил из комнаты, она задремала.
George came in and looked at her again, entering still more softly.	Теперь Джордж вошел еще осторожнее и снова посмотрел на нее.
By the pale night-lamp he could see her sweet, pale face--the purple eyelids were fringed and closed, and one round arm, smooth and white, lay outside of the coverlet.	При слабом свете ночника ему видно было ее нежное, бледное личико; покрасневшие веки с длинными ресницами были сомкнуты, круглая белая рука лежала поверх одеяла.
Good God! how pure she was; how gentle, how tender, and how friendless! and he, how selfish, brutal, and black with crime!	Милосердный боже! Как она чиста, как хороша и как одинока! А он - какой он эгоист, грубый и бесчувственный!
Heart-stained, and shame-stricken, he stood at the bed's foot, and looked at the sleeping girl.	Охваченный жгучим стыдом, он стоял в ногах кровати и смотрел на спящую.
How dared he--who was he, to pray for one so spotless!	Как он осмеливается, кто он такой, чтобы молиться за такое невинное создание?
God bless her! God bless her!	Бог да благословит ее!
He came to the bedside, and looked at the hand, the little soft hand, lying asleep; and he bent over the pillow noiselessly towards the gentle pale face.	Он подошел к кровати, посмотрел на ручку, слабую, тихо лежавшую ручку, и бесшумно склонился над подушкой к кроткому, бледному личику.
Two fair arms closed tenderly round his neck as he stooped down.	Две прекрасные руки нежно обвились вокруг его шеи.

"I am awake, George," the poor child said, with a sob fit to break the little heart that nestled so closely by his own.	– Я не сплю, Джордж, - проговорила бедняжка с рыданием, от которого готово было разорваться ее сердечко, прижавшееся теперь так близко к его сердцу.
She was awake, poor soul, and to what?	Она проснулась, но для чего?
At that moment a bugle from the Place of Arms began sounding clearly, and was taken up through the town; and amidst the drums of the infantry, and the shrill pipes of the Scotch, the whole city awoke.	В эту минуту с плацдарма громко прозвучал рожок, подхваченный затем по всему городу; и от грохота барабанов пехоты и визга шотландских волынок весь город проснулся.
CHAPTER XXX	ГЛАВА XXX
"The Girl I Left Behind Me"	"Я милую покинул..."
We do not claim to rank among the military novelists.	Мы не претендуем на то, чтобы нас зачислили в ряды авторов военных романов.
Our place is with the non-combatants.	Наше место среди невоюющих.
When the decks are cleared for action we go below and wait meekly.	Когда палубы очищены для военных действий, мы спускаемся вниз и покорно ждем.
We should only be in the way of the manoeuvres that the gallant fellows are performing overhead.	Мы только мешали бы нашим храбрым товарищам, сражающимся у нас над головой.
We shall go no farther with the --th than to the city gate: and leaving Major O'Dowd to his duty, come back to the Major's wife, and the ladies and the baggage.	Поэтому мы не последуем за *** полком дальше городских ворот и, предоставив майору О'Дауду выполнять свой воинский долг, вернемся к его супруге, к дамам и обозу.
Now the Major and his lady, who had not been invited to the ball at which in our last chapter other of our friends figured, had much more time to take their wholesome natural rest in bed, than was accorded to people who wished to enjoy pleasure as well as to do duty.	Майор и его жена, как мы уже говорили, не были приглашены на бал, на котором в прошлой главе присутствовали другие наши знакомые; поэтому они имели гораздо больше времени для здорового отдыха в постели, чем те, кто желал не только исполнять свой долг, но и веселиться.
"It's my belief, Peggy, my dear," said he, as he placidly pulled his nightcap over his ears, "that there will be such a ball danced in a day or two as some of 'em has never heard the chune of"; and he was much more happy to retire to rest after partaking of a quiet tumbler, than to figure at any other sort of amusement.	– Помяни мое слово, милая Пегги, - заметил майор, мирно натягивая на уши ночной колпак,- что через день-другой здесь начнутся такие пляски, каких многие из этих плясунов в жизни не видывали. Ему было гораздо приятнее улечься в постель после мирно выпитого стакана вина, чем идти куда-нибудь развлекаться.
Peggy, for her part, would have liked to have shown her turban and bird of paradise at the ball, but for the information which her husband had given her, and which made her very grave.	Пегги со своей стороны была бы рада щегольнуть на балу своим тюрбаном с райской птицей, но известия, принесенные мужем, настроили ее очень серьезно.
"I'd like ye wake me about half an hour before the assembly beats," the Major said to his lady.	– Хорошо бы ты разбудила меня за полчаса до того, как протрубят сбор, - сказал майор жене.
"Call me at half-past one, Peggy dear, and see me things is ready.	– Разбуди меня в половине второго, Пегги, милая, и посмотри, чтобы вещи были готовы.
May be I'll not come back to breakfast, Mrs. O'D."	Может быть, я не вернусь к утреннему завтраку, миссис О'Дауд.

With which words, which signified his opinion that the regiment would march the next morning, the Major ceased talking, and fell asleep.	– С этими словами, означавшими, что полк может выступить уже на следующее утро, майор замолчал и уснул.
Mrs. O'Dowd, the good housewife, arrayed in curl papers and a camisole, felt that her duty was to act, and not to sleep, at this juncture.	Миссис О'Дауд, в папильотках и ночной кофточке, чувствовала, что, как хорошая хозяйка, она при создавшихся обстоятельствах должна действовать, а не спать.
"Time enough for that," she said, "when Mick's gone"; and so she packed his travelling valise ready for the march, brushed his cloak, his cap, and other warlike habiliments, set them out in order for him; and stowed away in the cloak pockets a light package of portable refreshments, and a wicker-covered flask or pocket-pistol, containing near a pint of a remarkably sound Cognac brandy, of which she and the Major approved very much; and as soon as the hands of the "repayther" pointed to half-past one, and its interior arrangements (it had a tone quite equal to a cathaydral, its fair owner considered) knelled forth that fatal hour, Mrs. O'Dowd woke up her Major, and had as comfortable a cup of coffee prepared for him as any made that morning in Brussels.	– Успею выспаться, когда Мик уйдет, -решила она и принялась упаковывать его походную сумку, почистила плащ, фуражку и остальное снаряжение и все развесила и разложила по местам. В карманы плаща она засунула некоторый, удобный в походе, запас провизии и плетеную фляжку, или так называемый "карманный пистолет", содержавший около пинты крепкого коньяку, который она и майор весьма одобряли. Как только стрелки ее "репетитора" показали половину второго, а их механизм пробил роковой час (звук этот, по утверждению миссис О'Дауд, был точь-в-точь как у соборного колокола), она разбудила мужа и приготовила ему чашку самого вкусного кофе, какой можно было найти в это утро в Брюсселе.
And who is there will deny that this worthy lady's preparations betokened affection as much as the fits of tears and hysterics by which more sensitive females exhibited their love, and that their partaking of this coffee, which they drank together while the bugles were sounding the turn-out and the drums beating in the various quarters of the town, was not more useful and to the purpose than the outpouring of any mere sentiment could be?	И кто станет отрицать, что все эти приготовления достойной леди так же доказывали ее любовь, как слезы и истерики более чувствительных женщин, и что чашка кофе, выпитая в компании с женой, пока по всему городу рожки трубят сбор и бьют барабаны, не в пример полезнее и более к месту, чем пустые излияния чувств?
The consequence was, that the Major appeared on parade quite trim, fresh, and alert, his well-shaved rosy countenance, as he sate on horseback, giving cheerfulness and confidence to the whole corps.	Поэтому майор явился на плац опрятно одетый, свежий и бодрый, и его чисто выбритое румяное лицо вселяло мужество в каждого солдата.
All the officers saluted her when the regiment marched by the balcony on which this brave woman stood, and waved them a cheer as they passed; and I daresay it was not from want of courage, but from a sense of female delicacy and propriety, that she refrained from leading the gallant--th personally into action.	Все офицеры отдавали честь жене майора, когда полк проходил мимо балкона, на котором стояла эта славная женщина, приветливо махая им рукой; и можно смело сказать, что вовсе не отсутствие храбрости, а скорее женская стыдливость и чувство приличия помешали ей самолично повести в бой доблестный ***полк.
On Sundays, and at periods of a solemn nature, Mrs. O'Dowd used to read with great gravity out of a large volume of her uncle the Dean's sermons.	По воскресеньям и в других торжественных случаях миссис О'Дауд имела обыкновение с отменной серьезностью читать что-нибудь из огромного тома проповедей своего дядюшки-декана.
It had been of great comfort to her on board the transport as they were coming home, and were very nearly wrecked, on their return from the West Indies.	Эти проповеди послужили ей большим утешением на корабле, когда они возвращались из Вест-Индии и чуть не потерпели крушения.

After the regiment's departure she betook herself to this volume for meditation; perhaps she did not understand much of what she was reading, and her thoughts were elsewhere: but the sleep project, with poor Mick's nightcap there on the pillow, was quite a vain one.	После отбытия полка она обратилась к этой же книге, чтобы найти пищу для размышлений; вероятно, она не очень много понимала из того, что читала, и мысли ее бродили далеко, но лечь спать, когда тут же на подушке лежал ночной колпак бедного Мика, было невозможно.
So it is in the world.	Так всегда бывает на свете.
Jack or Donald marches away to glory with his knapsack on his shoulder, stepping out briskly to the tune of	Джек и Доналд идут на ратные подвиги, с ранцем за плечами, весело шагая под звуки песни
"The Girl I Left Behind Me." It is she who remains and suffers--and has the leisure to think, and brood, and remember.	"Я милую покинул...", а "милая" остается дома и страдает - у нее-то есть время и думать, и грустить, и вспоминать.
Knowing how useless regrets are, and how the indulgence of sentiment only serves to make people more miserable, Mrs. Rebecca wisely determined to give way to no vain feelings of sorrow, and bore the parting from her husband with quite a Spartan equanimity.	Зная, как бесполезны сожаления и как чувствительность только делает людей более несчастными, миссис Ребекка мудро решила не давать воли своему горю и перенесла разлуку с супругом со спартанским мужеством.
Indeed Captain Rawdon himself was much more affected at the leave-taking than the resolute little woman to whom he bade farewell.	Сам Родон был гораздо более растроган при прощании, чем стойкая маленькая женщина, с которой он расставался.
She had mastered this rude coarse nature; and he loved and worshipped her with all his faculties of regard and admiration.	Она подчинила себе эту грубую, жесткую натуру. Родон любил, обожал жену, безмерно восхищался ею.
In all his life he had never been so happy, as, during the past few months, his wife had made him.	Во всю свою жизнь он не знал такого счастья, какое в эти последние несколько месяцев дала ему Ребекка.
All former delights of turf, mess, hunting-field, and gambling-table; all previous loves and courtships of milliners, opera-dancers, and the like easy triumphs of the clumsy military Adonis, were quite insipid when compared to the lawful matrimonial pleasures which of late he had enjoyed. She had known perpetually how to divert him; and he had found his house and her society a thousand times more pleasant than any place or company which he had ever frequented from his childhood until now.	Все его прежние удовольствия: скачки, офицерские обеды, охота и карты, все прежние развлечения и ухаживания за модистками и танцовщицами и тому подобные легкие победы нескладного военного Адониса казались ему скучными и пресными по сравнению с законными супружескими радостями, какими он наслаждался я последнее время, Она всегда умела развлечь его, и он находил свой дом и общество жены в тысячу раз более интересным, чем любое другое место или общество, какое ему приходилось видеть.
And he cursed his past follies and extravagances, and bemoaned his vast outlying debts above all, which must remain for ever as obstacles to prevent his wife's advancement in the world.	Он проклинал свои прошлые безумства и скорбел о своих огромных долгах, которые оставались непреодолимым препятствием для светских успехов его жены.
He had often groaned over these in midnight conversations with Rebecca, although as a bachelor they had never given him any disquiet.	Часто во время ночных бесед с Ребеккой он вздыхал по этому поводу, хотя раньше, когда был холост, долги нисколько его не беспокоили.
He himself was struck with this phenomenon.	Он сам этому поражался.

"Hang it," he would say (or perhaps use a still stronger expression out of his simple vocabulary), "before I was married I didn't care what bills I put my name to, and so long as Moses would wait or Levy would renew for three months, I kept on never minding.	– Черт побери, - говорил он (иногда, может быть, употребляя и более сильное выражение из своего несложного лексикона), - пока я не был женат, мне дела не было, под каким векселем я подписывал свое имя, лишь бы Мозес согласился ждать или Леви - дать отсрочку.
But since I'm married, except renewing, of course, I give you my honour I've not touched a bit of stamped paper."	Но с тех пор как женился, я. честное слово, не прикасаюсь к гербовой бумаге, кроме, конечно, тех случаев, когда переписываю старые векселя.
Rebecca always knew how to conjure away these moods of melancholy.	Ребекка всегда умела рассеять его грусть.
"Why, my stupid love," she would say, "we have not done with your aunt yet.	– Ах ты, глупенький! – говорила она. – Ведь еще есть надежда на тетушку.
If she fails us, isn't there what you call the Gazette? or, stop, when your uncle Bute's life drops, I have another scheme.	А если она подведет нас, разве не останется того, что вы называете "Газетою"? Или, постой, если умрет дядя Бьют, у меня есть еще один план.
The living has always belonged to the younger brother, and why shouldn't you sell out and go into the Church?"	Приход всегда достается младшему сыну, -почему бы тебе не бросить армию и не пойти в священники?
The idea of this conversion set Rawdon into roars of laughter: you might have heard the explosion through the hotel at midnight, and the haw-haws of the great dragoon's voice.	При мысли о таком превращении Родон разразился хохотом; раскаты громового драгунского голоса разнеслись в полночь по всей гостинице.
General Tufto heard him from his quarters on the first floor above them; and Rebecca acted the scene with great spirit, and preached Rawdon's first sermon, to the immense delight of the General at breakfast.	Генерал Тафто слышал их в своей квартире, этажом выше. Ребекка на другой день с большим одушевлением изобразила всю сцену, к огромному удовольствию генерала, и даже сочинила первую проповедь Родона.
But these were mere by-gone days and talk.	Но все это было уже в прошлом.
When the final news arrived that the campaign was opened, and the troops were to march, Rawdon's gravity became such that Becky rallied him about it in a manner which rather hurt the feelings of the Guardsman.	Когда пришло известие, что кампания началась и войска выступают в поход, Родон стал так серьезен, что Бекки принялась высмеивать его и даже несколько задела его гвардейские чувства.
"You don't suppose I'm afraid, Becky, I should think," he said, with a tremor in his voice.	– Надеюсь, ты не думаешь, Бекки, что я трушу? – сказал он с дрожью в голосе.
"But I'm a pretty good mark for a shot, and you see if it brings me down, why I leave one and perhaps two behind me whom I should wish to provide for, as I brought 'em into the scrape.	– Но я - отличная мишень, и если пуля меня уложит, я оставлю после себя одно, а может быть, и два существа, которых я хотел бы обеспечить, так как это я вовлек их в беду.
It is no laughing matter that, Mrs. C., anyways."	Здесь нет ничего смешного, миссис Кроули.
Rebecca by a hundred caresses and kind words tried to soothe the feelings of the wounded lover.	Ребекка ласками и нежными словами постаралась успокоить обиженного супруга.

It was only when her vivacity and sense of humour got the better of this sprightly creature (as they would do under most circumstances of life indeed) that she would break out with her satire, but she could soon put on a demure face.	Злые насмешки вырывались у нее лишь в тех случаях, когда живость и чувство юмора брали верх в этой богатой натуре (что, впрочем, бывало довольно часто), но она умела быстро придать своему лицу выражение святой невинности.
"Dearest love," she said, "do you suppose I feel nothing?" and hastily dashing something from her eyes, she looked up in her husband's face with a smile.	– О милый! – воскликнула она. – Неужели ты думаешь, что у меня нет сердца? – И, быстро смахнув что-то с глаз, она с улыбкой заглянула в лицо мужу.
"Look here," said he. "If I drop, let us see what there is for you.	– Ну, так вот, - сказал он, - если меня убьют, посмотрим, с чем ты останешься.
I have had a pretty good run of luck here, and here's two hundred and thirty pounds.	Мне здесь порядочно повезло, и вот тебе двести тридцать фунтов.
I have got ten Napoleons in my pocket.	У меня еще припасено в кармане десять наполеондоров.
That is as much as I shall want; for the General pays everything like a prince; and if I'm hit, why you know I cost nothing.	Мне этого вполне достаточно, потому что генерал за все платит по-княжески. Если меня убьют, я тебе, по крайней мере, ничего не буду стоить...
Don't cry, little woman; I may live to vex you yet.	Не плачь, малютка: я еще, может быть, останусь жив, назло тебе.
Well, I shan't take either of my horses, but shall ride the General's grey charger: it's cheaper, and I told him mine was lame.	Лошадей я с собой не возьму, ни ту, ни другую, -я поеду на генеральском вороном, так будет дешевле; я говорил ему, что мой конь захромал.
If I'm done, those two ought to fetch you something.	Если я не вернусь, ты за эту пару лошадей кое-что выручишь.
Grigg offered ninety for the mare yesterday, before this confounded news came, and like a fool I wouldn't let her go under the two o's.	Григ вчера еще предлагал мне девяносто за кобылу, прежде чем пришли эти проклятые известия, а я был так глуп, что не хотел ее отдать меньше чем за сотню.
Bullfinch will fetch his price any day, only you'd better sell him in this country, because the dealers have so many bills of mine, and so I'd rather he shouldn't go back to England.	За Снегиря всегда можно взять хорошую цену, но только лучше продай его здесь, а то у барышников слишком много моих векселей, так что не стоит везти его в Англию.
Your little mare the General gave you will fetch something, and there's no d--d livery stable bills here as there are in London," Rawdon added, with a laugh.	За маленькую кобылу, которую тебе подарил генерал, тоже можно кое-что выручить; хорошо еще, что здесь нет проклятых счетов за содержание лошадей, как в Лондоне, - добавил Родон со смехом.
"There's that dressing-case cost me two hundred--that is, I owe two for it; and the gold tops and bottles must be worth thirty or forty.	– Вот этот дорожный несессер стоил мне двести фунтов, - то есть я задолжал за него двести; а золотые пробки и флаконы должны стоить тридцать - сорок фунтов.
Please to put THAT up the spout, ma'am, with my pins, and rings, and watch and chain, and things.	Будьте добры продать его, сударыня, а также мои булавки, кольца, часы с цепочкой и прочие вещи.
They cost a precious lot of money.	Они стоят немало денег.

Miss Crawley, I know, paid a hundred down for the chain and ticker.	Я знаю, мисс Кроули заплатила за часы с цепочкой сто фунтов.
Gold tops and bottles, indeed! dammy, I'm sorry I didn't take more now.	Черт возьми! Флаконы с золотыми пробками! Жалею теперь, что не купил их побольше.
Edwards pressed on me a silver-gilt boot-jack, and I might have had a dressing-case fitted up with a silver warming-pan, and a service of plate.	Эдвардс навязывал мне серебряную машинку для снимания сапог, и я мог еще прихватить несессер с серебряной грелкой и серебряный сервиз.
But we must make the best of what we've got, Becky, you know."	Ну, да что поделаешь, Бекки, обойдемся тем, что у нас есть.
And so, making his last dispositions, Captain Crawley, who had seldom thought about anything but himself, until the last few months of his life, when Love had obtained the mastery over the dragoon, went through the various items of his little catalogue of effects, striving to see how they might be turned into money for his wife's benefit, in case any accident should befall him.	Отдавая таким образом прощальные распоряжения, капитан Кроули, который до последнего времени, когда любовь овладела драгуном, редко думал о ком-нибудь, кроме самого себя, теперь перебирал свои небогатые пожитки, стараясь сообразить, что можно превратить в деньги для обеспечения жены на тот случай, если с ним что-нибудь произойдет.
He pleased himself by noting down with a pencil, in his big schoolboy handwriting, the various items of his portable property which might be sold for his widow's advantage as, for example,	Ему доставляло удовольствие записывать карандашом, крупным ученическим почерком, различные предметы своего движимого имущества, которые можно было бы продать с выгодой для его будущей вдовы, например:
"My double-barril by Manton, say 40 guineas; my driving cloak, lined with sable fur, 50 pounds; my duelling pistols in rosewood case (same which I shot Captain Marker), 20 pounds; my regulation saddle-holsters and housings; my Laurie ditto," and so forth, over all of which articles he made Rebecca the mistress.	"Моя мантоновская двустволка, скажем, - 40 гиней; мой плащ для верховой езды, подбитый собольим мехом, - 50 фунтов; мои дуэльные пистолеты в ящике розового дерева (те, из которых я застрелил капитана Маркера) - 20 фунтов; мои седельные сумки и попона; то же самое системы Лори..." и т. д. И хозяйкой всего этого имущества он оставлял Ребекку.
Faithful to his plan of economy, the Captain dressed himself in his oldest and shabbiest uniform and epaulets, leaving the newest behind, under his wife's (or it might be his widow's) guardianship.	Верный своему плану экономии, капитан надел самый старый, поношенный мундир и эполеты, оставив более новые на сохранение своей жене (или, может быть, вдове).
And this famous dandy of Windsor and Hyde Park went off on his campaign with a kit as modest as that of a sergeant, and with something like a prayer on his lips for the woman he was leaving.	И этот прославленный в Виндзоре и в Хайд-парке денди отправился в поход, одетый скромно, словно сержант, и чуть ли не с молитвой за женщину, которую он покидал.
He took her up from the ground, and held her in his arms for a minute, tight pressed against his strong-beating heart.	Он поднял ее на руки и с минуту держал в объятиях, крепко прижимая к бурно бьющемуся сердцу.
His face was purple and his eyes dim, as he put her down and left her.	Потом, весь красный, с затуманенным взглядом, опустил ее наземь и оставил одну.
He rode by his General's side, and smoked his cigar in silence as they hastened after the troops of the General's brigade, which preceded them; and it was not until they were some miles on their way that he left off twirling his moustache and broke silence.	Он ехал рядом со своим генералом и молча курил сигару, пока они догоняли бригаду, выступившую раньше. И только когда они отъехали несколько миль от города, он перестал крутить усы и прервал молчание.

And Rebecca, as we have said, wisely determined not to give way to unavailing sentimentality on her husband's departure.	Ребекка, как мы уже говорили, благоразумно решила не давать воли бесполезной скорби при разлуке с мужем.
She waved him an adieu from the window, and stood there for a moment looking out after he was gone.	Она помахала ему рукой и с минуту еще постояла у окна после того, как он скрылся из виду.
The cathedral towers and the full gables of the quaint old houses were just beginning to blush in the sunrise.	Соборные башни и остроконечные крыши причудливых старинных домов только что начали краснеть в лучах восходящего солнца.
There had been no rest for her that night.	В эту ночь Ребекке не пришлось отдохнуть.
She was still in her pretty ball-dress, her fair hair hanging somewhat out of curl on her neck, and the circles round her eyes dark with watching.	Она все еще была в своем нарядном бальном платье; ее светлые локоны немного развились и обвисли, а под глазами легли темные круги от бессонной ночи.
"What a fright I seem," she said, examining herself in the glass, "and how pale this pink makes one look!"	– Какой у меня ужасный вид, - сказала она, рассматривая себя в зеркале, - и как бледнит меня розовый цвет!
So she divested herself of this pink raiment; in doing which a note fell out from her corsage, which she picked up with a smile, and locked into her dressing-box.	Она сняла с себя розовое платье, и при этом из-за корсажа выпала записка; Ребекка с улыбкой подняла ее и заперла в шкатулку.
And then she put her bouquet of the ball into a glass of water, and went to bed, and slept very comfortably.	Затем поставила свой букет в стакан с водой, улеглась в постель и сладко заснула.
The town was quite quiet when she woke up at ten o'clock, and partook of coffee, very requisite and comforting after the exhaustion and grief of the morning's occurrences.	В городе царила тишина, когда в десять часов утра она проснулась и выпила кофе, который очень подкрепил и успокоил ее после всех тревог и огорчений.
This meal over, she resumed honest Rawdon's calculations of the night previous, and surveyed her position.	Позавтракав, она возобновила расчеты, которые простодушный Родон производил минувшей ночью, и обсудила свое положение.
Should the worst befall, all things considered, she was pretty well to do.	В случае несчастья она, принимая в соображение все обстоятельства, была довольно хорошо обеспечена.
There were her own trinkets and trousseau, in addition to those which her husband had left behind. Rawdon's generosity, when they were first married, has already been described and lauded. Besides these, and the little mare, the General, her slave and worshipper, had made her many very handsome presents, in the shape of cashmere shawls bought at the auction of a bankrupt French general's lady, and numerous tributes from the jewellers' shops, all of which betokened her admirer's taste and wealth.	У нее были свои драгоценности и наряды, в добавление к тем, которые ей оставил муж. (Мы уже описывали и восхваляли щедрость, проявленную Родоном тотчас же после женитьбы.) Генерал, ее раб и обожатель, преподнес ей, помимо арабской кобылы, множество красивых подарков в виде кашемировых шалей, купленных на распродаже имущества вдовы обанкротившегося французского генерала, и многочисленных вещиц из ювелирных магазинов, свидетельствовавших о вкусе и богатстве обожателя.
As for "tickers," as poor Rawdon called watches, her apartments were alive with their clicking.	Что касается "тикалок", как бедный Родон называл часы, то они тикали во всех углах ее комнат.

For, happening to mention one night that hers, which Rawdon had given to her, was of English workmanship, and went ill, on the very next morning there came to her a little bijou marked Leroy, with a chain and cover charmingly set with turquoises, and another signed Brequet, which was covered with pearls, and yet scarcely bigger than a half-crown.	Как-то раз вечером Ребекка мимоходом упомянула, что часы, которые ей подарил Родон, английского изделия и идут плохо, - и на следующее же утро ей были присланы прелестные часики фирмы Леруа, с цепочкой и крышкой, украшенной бирюзой, и еще одни - с маркой "Брегет", усыпанные жемчугом и размером не больше полукроны.
General Tufto had bought one, and Captain Osborne had gallantly presented the other.	Одни купил ей генерал Тафто, а другие галантно преподнес капитан Осборн.
Mrs. Osborne had no watch, though, to do George justice, she might have had one for the asking, and the Honourable Mrs. Tufto in England had an old instrument of her mother's that might have served for the plate-warming pan which Rawdon talked about.	У миссис Осборн не было часов, хотя, нужно отдать справедливость Джорджу, если бы она попросила, он тотчас купил бы их ей; что же касается почтенной миссис Тафто, у нее в Англии были старинные часы, доставшиеся ей от матери, и они-то, пожалуй, могли бы заменить ту серебряную грелку, о которой упоминал Родон.
If Messrs. Howell and James were to publish a list of the purchasers of all the trinkets which they sell, how surprised would some families be: and if all these ornaments went to gentlemen's lawful wives and daughters, what a profusion of jewellery there would be exhibited in the genteelest homes of Vanity Fair!	Если бы фирма "Хоуэл и Джеймс" опубликовала список покупателей, которым она продавала различные драгоценности, как удивились бы многие семейства; а если бы все эти украшения попали к законным женам и дочерям джентльменов, какое обилие их скопилось бы в благороднейших домах Ярмарки Тщеславия!
Every calculation made of these valuables Mrs. Rebecca found, not without a pungent feeling of triumph and self-satisfaction, that should circumstances occur, she might reckon on six or seven hundred pounds at the very least, to begin the world with; and she passed the morning disposing, ordering, looking out, and locking up her properties in the most agreeable manner.	Вычислив стоимость всех этик ценностей, миссис Ребекка убедилась, не без острого чувства торжества и удовлетворения, что в случае чего она может для начала рассчитывать по меньшей мере на шестьсот - семьсот фунтов. Она провела все утро самым приятным образом, разбирая, приводя в порядок, рассматривая и запирая под замок свое имущество.
Among the notes in Rawdon's pocket-book was a draft for twenty pounds on Osborne's banker.	Среди записок в бумажнике Родона она нашла чек на двадцать фунтов на банкира Осборна.
This made her think about Mrs. Osborne.	Это заставило ее вспомнить о миссис Осборн.
"I will go and get the draft cashed," she said, "and pay a visit afterwards to poor little Emmy."	– Пойду разменяю чек, - сказала она, - а потом навещу бедняжку Эмми.
If this is a novel without a hero, at least let us lay claim to a heroine.	Пусть это роман без героя, но мы претендуем, по крайней мере, на то, что у нас есть героиня.
No man in the British army which has marched away, not the great Duke himself, could be more cool or collected in the presence of doubts and difficulties, than the indomitable little aide-de-camp's wife.	Ни один мужчина в британской армии, выступавший в поход, даже сам великий герцог, не мог быть хладнокровнее среди всех опасностей и затруднений, чем эта неунывающая маленькая адъютантша.
And there was another of our acquaintances who was also to be left behind, a non-combatant, and whose emotions and behaviour we have therefore a right to know.	У нас есть и еще один знакомый, который не принял участия в военных действиях и поведение и чувства которого мы поэтому имеем право знать.

This was our friend the ex-collector of Boggley Wollah, whose rest was broken, like other people's, by the sounding of the bugles in the early morning.	Это наш друг, экс-коллектор Богли-Уолаха, покой которого, как и всех других, был в это раннее утро нарушен звуками военных рожков.
Being a great sleeper, and fond of his bed, it is possible he would have snoozed on until his usual hour of rising in the forenoon, in spite of all the drums, bugles, and bagpipes in the British army, but for an interruption, which did not come from George Osborne, who shared Jos's quarters with him, and was as usual occupied too much with his own affairs or with grief at parting with his wife, to think of taking leave of his slumbering brother-in-law--it was not George, we say, who interposed between Jos Sedley and sleep, but Captain Dobbin, who came and roused him up, insisting on shaking hands with him before his departure.	Так как он был большой любитель поспать и понежиться в постели, то, вероятно, спал бы, как всегда, до полудня, несмотря на все барабаны, рожки и волынки британской армии, если бы сон его не был прорван, и притом не капитаном Джорджем Осборном, который жил с ним в одной квартире и, как всегда, был слишком поглощен собственными делами или горем от разлуки с женой, чтобы попрощаться со своим спящим шурином, - нет, не Джордж встал между сном и Джозом Седли, а капитан Доббин, который явился и поднял его, выразив желание пожать ему на прощание руку.
"Very kind of you," said Jos, yawning, and wishing the Captain at the deuce.	– Очень любезно с вашей стороны, - сказал Джоз, зевая и мысленно посылая капитана к черту.
"I--I didn't like to go off without saying good-bye, you know," Dobbin said in a very incoherent manner; "because you know some of us mayn't come back again, and I like to see you all well, and--and that sort of thing, you know."	– Я... я не хотел, видите ли, уехать, не простившись с вами, - проговорил бессвязно Доббин, - потому что, видите ли, кое-кто из нас, возможно, не вернется, и мне хотелось бы проститься... и все такое, видите ли...
"What do you mean?" Jos asked, rubbing his eyes.	– Что вы хотите сказать? – спросил Джоз, протирая глаза.
The Captain did not in the least hear him or look at the stout gentleman in the nightcap, about whom he professed to have such a tender interest.	Капитан не расслышал - он и не смотрел на толстого джентльмена в ночном колпаке, к которому, по его словам, относился с таким теплым участием.
The hypocrite was looking and listening with all his might in the direction of George's apartments, striding about the room, upsetting the chairs, beating the tattoo, biting his nails, and showing other signs of great inward emotion.	Лицемер старательно прислушивался и смотрел в сторону апартаментов Джорджа, крупно шагая по комнате, опрокидывая стулья, барабаня пальцами, грызя ногти и обнаруживая другие признаки сильного внутреннего волнения.
Jos had always had rather a mean opinion of the Captain, and now began to think his courage was somewhat equivocal.	Джоз всегда был неважного мнения о капитане, а теперь начал предполагать, что и храбрость его несколько сомнительна.
"What is it I can do for you, Dobbin?" he said, in a sarcastic tone.	– Чем я могу вам быть полезен, Доббин? – спросил он насмешливым тоном.
"I tell you what you can do," the Captain replied, coming up to the bed; "we march in a quarter of an hour, Sedley, and neither George nor I may ever come back.	– Вот чем, - ответил капитан, подходя к его кровати. – Через четверть часа мы выступаем, Седли, и, может быть, ни я, ни Джордж не вернемся.
Mind you, you are not to stir from this town until you ascertain how things go.	Помните же, что вы не должны двигаться из этого города, пока не убедитесь, как обстоят дела.
You are to stay here and watch over your sister, and comfort her, and see that no harm comes to her.	Вы должны оставаться здесь, оберегать свою сестру, успокаивать ее, заботиться о ней.