Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

On which he replied, that he would do exactly as he liked, and would just thank her to keep a civil tongue in her head--and the wounded husband went away, and passed the forenoon at the billiard-room, sulky, silent, and suspicious.	– На что Родон ответил, что поступит, как ему заблагорассудится, и будет весьма признателен, если она станет выражаться повежливее. Затем оскорбленный супруг удалился и провел все утро в бильярдной -мрачный, надутый и молчаливый.
But before the night was over he was compelled to give in, and own, as usual, to his wife's superior prudence and foresight, by the most melancholy confirmation of the presentiments which she had regarding the consequences of the mistake which he had made.	Но не успел закончиться этот вечер, как Родону пришлось, по обыкновению, отдать должное высшей мудрости и дальновидности своей жены, ибо ее предчувствия относительно последствий допущенной им ошибки подтвердились самым печальным образом.
Miss Crawley must have had some emotion upon seeing him and shaking hands with him after so long a rupture.	Мисс Кроули, несомненно, взволновалась, встретившись с племянником и пожав ему руку после столь длительного разрыва.
She mused upon the meeting a considerable time.	Она долго размышляла об этой встрече.
"Rawdon is getting very fat and old, Briggs," she said to her companion.	– Родон очень потолстел и постарел, Бригс, -сказала она компаньонке.
"His nose has become red, and he is exceedingly coarse in appearance.	– Нос у него стал красный, и весь он ужасно погрубел.
His marriage to that woman has hopelessly vulgarised him.	Женитьба на этой женщине безнадежно его опошлила.
Mrs. Bute always said they drank together; and I have no doubt they do.	Миссис Бьют уверяла меня, что оба они выпивают. И я не сомневаюсь, что так оно и есть.
Yes: he smelt of gin abominably.	Да! От него разило джином.
I remarked it.	Я это заметила.
Didn't you?"	А вы?
In vain Briggs interposed that Mrs. Bute spoke ill of everybody: and, as far as a person in her humble position could judge, was an--	Тщетно Бригс возражала, что миссис Бьют обо всех отзывается плохо; и если ей, Бригс, дозволено высказать свое скромное мнение, так ведь и сама миссис Бьют...
"An artful designing woman?	– Хитрая интриганка?
Yes, so she is, and she does speak ill of every one--but I am certain that woman has made Rawdon drink.	Да, это правда, и она обо всех говорит только дурное, но я уверена, что та женщина спаивает Род она.
All those low people do--"	Все эти люди низкого происхождения...
"He was very much affected at seeing you, ma'am," the companion said; "and I am sure, when you remember that he is going to the field of danger--"	– Он был очень растроган, когда увидел вас, сударыня, - сказала компаньонка, - и если вы вспомните, что он отправляется на поле брани...
"How much money has he promised you, Briggs?" the old spinster cried out, working herself into a nervous rage--"there now, of course you begin to cry.	– Сколько он посулил вам, Бригс? – вскричала старая дева, взвинчивая себя до нервного исступления. – Ну вот, а теперь вы, конечно, разреветесь!
I hate scenes.	Ненавижу сцены!

Why am I always to be worried?	За что только меня всегда расстраивают?
Go and cry up in your own room, and send Firkin to me-- no, stop, sit down and blow your nose, and leave off crying, and write a letter to Captain Crawley."	Ступайте плакать к себе в комнату, а ко мне пришлите Феркин... Нет, стоите! Садитесь за стол, высморкайтесь, перестаньте реветь и напишите письмо капитану Кроули!
Poor Briggs went and placed herself obediently at the writing-book. Its leaves were blotted all over with relics of the firm, strong, rapid handwriting of the spinster's late amanuensis, Mrs. Bute Crawley.	Беддая Бригс послушно уселась за бювар, испещренный следами твердого, уверенного, быстрого почерка последнего секретаря старой девы - миссис Бьют Кроули.
"Begin	– Начните так:
'My dear sir,' or	"Дорогой мистер Кроули". или нот:
'Dear sir,' that will be better, and say you are desired by Miss Crawley--no, by Miss Crawley's medical man, by Mr. Creamer, to state that my health is such that all strong emotions would be dangerous in my present delicate condition--and that I must decline any family discussions or interviews whatever.	"Дорогой сэр", - этак будет лучше, и напишите, что мисс Кроули... нет, доктор мисс Кроули, мистер Кример, поручил вам сообщить, что здоровье мое в таком состоянии, что сильное волнение может мне быть опасно, и потому я вынуждена отказаться от всяких семейных переговоров и каких бы то ни было свиданий.
And thank him for coming to Brighton, and so forth, and beg him not to stay any longer on my account.	Затем поблагодарите его за приезд в Брайтон и так далее и попросите не оставаться здесь дольше из-за меня.
And, Miss Briggs, you may add that I wish him a bon voyage, and that if he will take the trouble to call upon my lawyer's in Gray's Inn Square, he will find there a communication for him.	И еще, мисс Бригс, можете добавить, что я желаю ему bon voyage {Счастливого пути (франц.).} и что, если он потрудится зайти к моим поверенным на Грейз-инн-сквер. он найдет там для себя весточку.
Yes, that will do; and that will make him leave Brighton."	Да, это все. И это заставит его уехать из Брайтона.
The benevolent Briggs penned this sentence with the utmost satisfaction.	Доброжелательная Бригс с величайшим удовольствием записала последнюю фразу.
"To seize upon me the very day after Mrs. Bute was gone," the old lady prattled on; "it was too indecent.	– Захватить меня врасплох, чуть только уехала миссис Бьют! – возмущалась старуха. – Полнейшее неприличие!
Briggs, my dear, write to Mrs. Crawley, and say SHE needn't come back.	Бригс, дорогая моя, напишите миссис Кроули, чтобы она не трудилась приезжать. Да, да.
No--she needn't--and she shan't-- and I won't be a slave in my own house--and I won't be starved and choked with poison.	Может не трудиться... нечего ей приезжать... Я не хочу быть рабой в собственном доме... не хочу, чтобы меня морили голодом и пичкали отравой.
They all want to kill me --all--all"--and with this the lonely old woman burst into a scream of hysterical tears.	Все они хотят убить меня... все... все! – И одинокая старуха истерически разрыдалась.
The last scene of her dismal Vanity Fair comedy was fast approaching; the tawdry lamps were going out one by one; and the dark curtain was almost ready to descend.	Последняя сцена плачевной комедии, которую она играла на подмостках Ярмарки Тщеславия, быстро приближалась. Пестрые фонарики гасли один за другим, и гем-пый занавес готов был опуститься.

That final paragraph, which referred Rawdon to Miss Crawley's solicitor in London, and which Briggs had written so good-naturedly, consoled the dragoon and his wife somewhat, after their first blank disappointment, on reading the spinster's refusal of a reconciliation. And it effected the purpose for which the old lady had caused it to be written, by making Rawdon very eager to get to London.	Заключительная фраза письма, отсылавшая Родона к поверенному мисс Кроули в Лондоне и так охотно написанная мисс Бригс, несколько утешила драгуна и его супругу в их горе, вызванном отказом старой девы в примирении, и произвела то именно действие, на которое и была рассчитана, - то есть заставила Родона весьма поспешно выехать в Лондон.
Out of Jos's losings and George Osborne's bank-notes, he paid his bill at the inn, the landlord whereof does not probably know to this day how doubtfully his account once stood.	Проигрышами Джоза и банковыми билетами Джорджа Осборна он уплатил по счету в гостинице, владелец которой, должно быть, и по сей день не знает, как легко он мог лишиться этих денег.
For, as a general sends his baggage to the rear before an action, Rebecca had wisely packed up all their chief valuables and sent them off under care of George's servant, who went in charge of the trunks on the coach back to London.	Дело в том, что Ребекка, подобно генералу, который перед битвой отсылает свой обоз в тыл, предусмотрительно уложила наиболее ценные вещи и отослала их с почтовой каретой, под охраной лакея Осборнов, которому было поручено доставить в Лондон сундуки своих господ.
Rawdon and his wife returned by the same conveyance next day.	Родон с супругой вернулись в город на следующий день в той же карете.
"I should have liked to see the old girl before we went," Rawdon said.	– Мне жаль, что я не повидал старушку перед отъездом, - сказал Родон.
"She looks so cut up and altered that I'm sure she can't last long.	– Она так осунулась, так изменилась, что, наверно, долго не протянет.
I wonder what sort of a cheque I shall have at Waxy's.	Интересно, какой же чек я получу у Уокси?
Two hundred--it can't be less than two hundred--hey, Becky?"	Фунтов двести... наверное, не меньше двухсот... ты как думаешь, Бекки?
In consequence of the repeated visits of the aides-de-camp of the Sheriff of Middlesex, Rawdon and his wife did not go back to their lodgings at Brompton, but put up at an inn.	Памятуя частые визиты адъютантов мидлсекского шерифа, Родон с женой не вернулись к себе на квартиру в Бромптоне, а остановились в гостинице.
Early the next morning, Rebecca had an opportunity of seeing them as she skirted that suburb on her road to old Mrs. Sedley's house at Fulham, whither she went to look for her dear Amelia and her Brighton friends.	Ребекке представился случай увидать этих джентльменов на следующий день рано утром, по дороге к дому старой миссис Седли в Фулеме, куда она отправилась навестить свою милочку Эмилию и брайтонских друзей.
They were all off to Chatham, thence to Harwich, to take shipping for Belgium with the regiment-- kind old Mrs. Sedley very much depressed and tearful, solitary.	Однако все они уже выехали в Чатем, а оттуда в Харидж, чтобы отплыть с полком в Бельгию, -дома была только старушка миссис Седли, одинокая и плачущая.
Returning from this visit, Rebecca found her husband, who had been off to Gray's Inn, and learnt his fate.	Когда Ребекка вернулась к себе в гостиницу, ее муж успел уже побывать в Грейз-инне и узнать свою судьбу.
He came back furious. "By Jove, Becky," says he, "she's only given me twenty pound!"	– Черт подери, Бекки, - крикнул он в бешенстве, -она дала мне всего двадцать фунтов!

Though it told against themselves, the joke was too good, and Becky burst out laughing at Rawdon's discomfiture.	Над ними жестоко подшутили, но шутка была так хороша, что Бекки громко рассмеялась, глядя на расстроенную физиономию Родона.
CHAPTER XXVI	ГЛАВА XXVI
Between London and Chatham	Между Лондоном и Чатемом
On quitting Brighton, our friend George, as became a person of rank and fashion travelling in a barouche with four horses, drove in state to a fine hotel in Cavendish Square, where a suite of splendid rooms, and a table magnificently furnished with plate and surrounded by a half-dozen of black and silent waiters, was ready to receive the young gentleman and his bride.	Покинув Брайтон, наш друг Джордж, как и подобало знатной особе, путешествующей в коляске четверкой, важно подкатил к прекрасной гостинице на Кэвендиш-сквер, где для этого джентельмена и его молодой жены был уже приготовлен ряд великолепных комнат и превосходно сервированный стол, окруженный полдюжиной безмолвных черных слуг.
George did the honours of the place with a princely air to Jos and Dobbin; and Amelia, for the first time, and with exceeding shyness and timidity, presided at what George called her own table.	Джордж принимал Джоза и Доббина с видом вельможи, а робкая Эмилия в первый раз сидела на месте хозяйки "за своим собственным столом", по выражению Джорджа.
George pooh-poohed the wine and bullied the waiters royally, and Jos gobbled the turtle with immense satisfaction.	Джордж браковал вино и третировал слуг совсем по-королевски; Джоз с громадным наслаждением поглощал суп из черепахи.
Dobbin helped him to it; for the lady of the house, before whom the tureen was placed, was so ignorant of the contents, that she was going to help Mr. Sedley without bestowing upon him either calipash or calipee.	Суп разливал Доббин, потому что хозяйка, перед которой стояла миска, была так неопытна, что собиралась налить мистеру Седли супу, забыв положить в него столь лакомого черепашьего жиру.
The splendour of the entertainment, and the apartments in which it was given, alarmed Mr. Dobbin, who remonstrated after dinner, when Jos was asleep in the great chair.	Великолепие пира и апартаментов, в которых он происходил, встревожило мистера Доббина, и после обеда, когда Джоз уснул в большом кресле, он попробовал образумить своего друга.
But in vain he cried out against the enormity of turtle and champagne that was fit for an archbishop.	Но напрасно он восставал против черепахи и шампанского, уместных разве что на столе архиепископа.
"I've always been accustomed to travel like a gentleman," George said, "and, damme, my wife shall travel like a lady.	– Я привык путешествовать, как джентльмен, -возразил Джордж, - и моя жена, черт возьми, будет путешествовать, как леди.
As long as there's a shot in the locker, she shall want for nothing," said the generous fellow, quite pleased with himself for his magnificence of spirit.	Пока у меня есть хоть грош в кармане, она ни в чем не будет нуждаться, - сказал наш благородный джентльмен, вполне довольный своим великодушием.
Nor did Dobbin try and convince him that Amelia's happiness was not centred in turtle-soup.	И Доббин отступился и не стал его убеждать, что для Эмилии счастье заключается не в супе из черепахи.
A while after dinner, Amelia timidly expressed a wish to go and see her mamma, at Fulham: which permission George granted her with some grumbling.	Вскоре после обеда Эмилия робко выразила желание съездить навестить свою мать в Фулеме, на что Джордж, немного поворчав, дал разрешение.

And she tripped away to her enormous bedroom, in the centre of which stood the enormous funereal bed, "that the Emperor Halixander's sister slep in when the allied sufferings was here," and put on her little bonnet and shawl with the utmost eagerness and pleasure.	Она побежала в огромную спальню, посреди которой стояла огромная, как катафалк, кровать ("на ней спала сестра императора Александра, когда сюда приезжали союзные монархи"), и с чрезвычайной поспешностью и радостью надела шляпку и шаль.
George was still drinking claret when she returned to the dining-room, and made no signs of moving.	Когда она вернулась в столовую, Джордж все еще пил красное вино и не обнаружил ни малейшего желания двинуться с места.
"Ar'n't you coming with me, dearest?" she asked him.	– Разве ты со мной не поедешь, милый? – спросила она.
No; the "dearest" had "business" that night.	Нет, у "милого" были в этот вечер "дела".
His man should get her a coach and go with her.	Его лакей наймет ей карету и проводит ее.
And the coach being at the door of the hotel, Amelia made George a little disappointed curtsey after looking vainly into his face once or twice, and went sadly down the great staircase, Captain Dobbin after, who handed her into the vehicle, and saw it drive away to its destination.	Карета подкатила к подъезду гостиницы, и Эмилия, сделав Джорджу несколько разочарованный реверанс и напрасно взглянув раза два ему в лицо, печально спустилась вниз по большой лестнице. Капитан Доббин последовал за нею, усадил ее и проводил взглядом отъехавший экипаж.
The very valet was ashamed of mentioning the address to the hackney-coachman before the hotel waiters, and promised to instruct him when they got further on.	Даже лакей постыдился назвать кучеру адрес, пока его могли услышать гостиничные слуги, и обещал дать нужные указания дорогой.
Dobbin walked home to his old quarters and the Slaughters', thinking very likely that it would be delightful to be in that hackney-coach, along with Mrs. Osborne.	Доббин пошел пешком на свою старую квартиру у Слотера, вероятно, думая о том, как восхитительно было бы сидеть в этой наемной карете рядом с миссис Осборн.
George was evidently of quite a different taste; for when he had taken wine enough, he went off to half-price at the play, to see Mr. Kean perform in Shylock. Captain Osborne was a great lover of the drama, and had himself performed high-comedy characters with great distinction in several garrison theatrical entertainments. Jos slept on until long after dark, when he woke up with a start at the motions of his servant, who was removing and emptying the decanters on the table; and the hackney-coach stand was again put into requisition for a carriage to convey this stout hero to his lodgings and bed.	У Джорджа, очевидно, быта другие вкусы: выпив достаточное количество вина, он отправился в театр смотреть Кипа в роли Шейлока. (Капитан Осборн был записной театрал и сам успешно исполнял комические роли в гарнизонных спектаклях.) Джоз проспал до позднего вечера и проснулся лишь оттого, что слуга с некоторым шумом убирал со стола графины, опоражнивая те, в которых еще что-то плескалось; была вызвана еще одна карета, и тучного героя отвезли домой, прямо в постель.
Mrs. Sedley, you may be sure, clasped her daughter to her heart with all maternal eagerness and affection, running out of the door as the carriage drew up before the little garden-gate, to welcome the weeping, trembling, young bride.	Можете быть уверены, что, как только карета подкатила к маленькой садовой калитке, миссис Седли выбежала из дому навстречу плачущей и дрожащей Эмилии и прижала ее к сердцу с пылкой материнской нежностью.
Old Mr. Clapp, who was in his shirt-sleeves, trimming the garden-plot, shrank back alarmed.	Старый мистер Клен, работавший без сюртука в своем садике, смущенно скрылся.
The Irish servant-lass rushed up from the kitchen and smiled a "God bless you."	Молодая ирландка-прислуга выскочила из кухни и с улыбкой приветствовала гостью.

Amelia could hardly walk along the flags and up the steps into the parlour.	Эмилия едва могла дойти до дверей и подняться по лестнице в гостиную своих родителей.
How the floodgates were opened, and mother and daughter wept, when they were together embracing each other in this sanctuary, may readily be imagined by every reader who possesses the least sentimental turn.	Если читатель обладает хотя бы малейшей чувствительностью, он легко себе представит, как раскрылись все шлюзы и как мать с дочерью плакали, обнимаясь в этом святилище.
When don't ladies weep? At what occasion of joy, sorrow, or other business of life, and, after such an event as a marriage, mother and daughter were surely at liberty to give way to a sensibility which is as tender as it is refreshing.	Да и когда женщины не плачут - в каких радостных, печальных или каких-нибудь иных случаях жизни? А уж после такого события, как свадьба, мать и дочь, конечно, имеют полное право дать волю своей чувствительности; это так сладостно и так облегчает!
About a question of marriage I have seen women who hate each other kiss and cry together quite fondly.	Я знал женщин, которые целовались и плакали по случаю свадьбы, даже будучи заклятыми врагами.
How much more do they feel when they love!	Насколько же они больше волнуются, если любят друг друга!
Good mothers are married over again at their daughters' weddings: and as for subsequent events, who does not know how ultra-maternal grandmothers are?--in fact a woman, until she is a grandmother, does not often really know what to be a mother is.	Добрые матери вторично выходят замуж на свадьбах своих дочерей. Относительно же дальнейших событий - кто не знает, какими сверхматеринскими чувствами наделены все бабушки? В самом деле, пока женщина не сделается бабушкой, она часто не знает даже, что значит быть матерью.
Let us respect Amelia and her mamma whispering and whimpering and laughing and crying in the parlour and the twilight.	Не будем же мешать Эмилии и ее матери, которые шепчутся и охают, смеются и плачут в сумерках гостиной.
Old Mr. Sedley did. HE had not divined who was in the carriage when it drove up.	Старый мистер Седли так и поступил. Он-то не догадался, кто был в карете, которая подъехала к их дому.
He had not flown out to meet his daughter, though he kissed her very warmly when she entered the room (where he was occupied, as usual, with his papers and tapes and statements of accounts), and after sitting with the mother and daughter for a short time, he very wisely left the little apartment in their possession.	Он не выбежал навстречу своей дочери, хотя горячо расцеловал ее, когда она вошла в комнату (где он был, по обыкновению, занят своими бумагами, счетами и документами), и, посидев немного с матерью и дочерью, благоразумно предоставил маленькую гостиную в их полное распоряжение.
George's valet was looking on in a very supercilious manner at Mr. Clapp in his shirt-sleeves, watering his rose-bushes.	Лакей Джорджа высокомерно взирал на мистера Клепа, в одном жилете поливавшего розы.

He took off his hat, however, with much condescension to Mr. Sedley, who asked news about his son-in-law, and about Jos's carriage, and whether his horses had been down to Brighton, and about that infernal traitor Bonaparty, and the war; until the Irish maid-servant came with a plate and a bottle of wine, from which the old gentleman insisted upon helping the valet. He gave him a half-guinea too, which the servant pocketed with a mixture of wonder and contempt.	Однако перед мистером Седли он снисходительно снял шляпу. Старик расспрашивал его о своем зяте, о карете Джоза, о том, брал ли тот своих лошадей в Брайтон, о коварном предателе Бонапарте и о войне, пока из дома не вышла девушка-ирландка с закуской и бутылкой вина. Тогда старый джентльмен угостил лакея и вдобавок дал ему золотую монету, которую лакей сунул в карман со смешанным чувством удивления и презрения.
"To the health of your master and mistress, Trotter," Mr. Sedley said, "and here's something to drink your health when you get home, Trotter."	– За здоровье вашего хозяина и хозяйки, Троттер, -сказал мистер Седли, - а вот на это выпейте за свое собственное здоровье, Троттер, когда вернетесь домой.
There were but nine days past since Amelia had left that little cottage and home--and yet how far off the time seemed since she had bidden it farewell.	Всего лишь девять дней прошло с тех пор, как Эмилия покинула это смиренное жилище, а как далеко казалось то время, когда она простилась с ним!
What a gulf lay between her and that past life.	Какая пропасть легла между нею и этой прошлой жизнью!
She could look back to it from her present standing-place, and contemplate, almost as another being, the young unmarried girl absorbed in her love, having no eyes but for one special object, receiving parental affection if not ungratefully, at least indifferently, and as if it were her due--her whole heart and thoughts bent on the accomplishment of one desire.	Теперь она могла оглянуться назад и словно со стороны увидеть молоденькую девушку, всецело поглощенную любовью и отвечавшую на родительскую нежность нельзя сказать чтобы неблагодарностью, но равнодушием, в то время как все ее помыслы были сосредоточены на одной желанной цели.
The review of those days, so lately gone yet so far away, touched her with shame; and the aspect of the kind parents filled her with tender remorse.	Воспоминание о тех днях, еще таких недавних, но уже ушедших так далеко, пробудило в ней чувство стыда, и вид добрых родителей наполнил ее раскаянием.
Was the prize gained--the heaven of life--and the winner still doubtful and unsatisfied?	Приз был выигран, небесное блаженство достигнуто, - так неужели же победителя по-прежнему терзали сомнения и неудовлетворенность?
As his hero and heroine pass the matrimonial barrier, the novelist generally drops the curtain, as if the drama were over then: the doubts and struggles of life ended: as if, once landed in the marriage country, all were green and pleasant there: and wife and husband had nothing to do but to link each other's arms together, and wander gently downwards towards old age in happy and perfect fruition.	Когда герои и героиня переступают брачный порог, романист обычно опускает занавес, как будто драма уже доиграна, как будто кончились сомнения и жизненная борьба, как будто супругам, поселившимся в новой, брачной стране, цветущей и радостной, остается только, обнявшись, спокойно шествовать к старости, наслаждаясь счастьем и полным довольством.
But our little Amelia was just on the bank of her new country, and was already looking anxiously back towards the sad friendly figures waving farewell to her across the stream, from the other distant shore.	А между тем наша маленькая Эмилия, едва ступив на берег этой новой страны, уже с тревогой оглядывалась назад, на покинутых друзей, посылавших ей прощальный привет с другого, далекого берега.

In honour of the young bride's arrival, her mother thought it necessary to prepare I don't know what festive entertainment, and after the first ebullition of talk, took leave of Mrs. George Osborne for a while, and dived down to the lower regions of the house to a sort of kitchen-parlour (occupied by Mr. and Mrs. Clapp, and in the evening, when her dishes were washed and her curl-papers removed, by Miss Flannigan, the Irish servant), there to take measures for the preparing of a magnificent ornamented tea.	В честь приезда новобрачной мать сочла нужным приготовить праздничное угощение, а потому после первых же излияний оставила на минуту миссис Джордж Осборн и побежала в подвальный этаж, в своего рода кухню-гостиную (где обитали мистер и миссис Клеи и куда по вечерам, закончив мытье посуды и сняв папильотки, приходила посидеть служанка мисс Фленниган); там она занялась приготовлением чая с разными вкусными вещами.
All people have their ways of expressing kindness, and it seemed to Mrs. Sedley that a muffin and a quantity of orange marmalade spread out in a little cut-glass saucer would be peculiarly agreeable refreshments to Amelia in her most interesting situation.	У каждого есть свои способы выражать нежные чувства: миссис Седли казалось, что горячая сдобная булочка и апельсинное варенье на хрустальном блюдечке будут сейчас особенно приятны Эмилии.
While these delicacies were being transacted below, Amelia, leaving the drawing-room, walked upstairs and found herself, she scarce knew how, in the little room which she had occupied before her marriage, and in that very chair in which she had passed so many bitter hours.	Пока внизу приготовлялись эти лакомства, Эмилия, покинув гостиную, поднялась вверх по лестнице и, сама не зная как, очутилась в комнатке, в которой жила до замужества, в том самом кресле, где она провела так много горьких часов.
She sank back in its arms as if it were an old friend; and fell to thinking over the past week, and the life beyond it.	Она упала в кресло, как в объятия старого друга, и задумалась о минувшей неделе и о прежней своей жизни.
Already to be looking sadly and vaguely back: always to be pining for something which, when obtained, brought doubt and sadness rather than pleasure; here was the lot of our poor little creature and harmless lost wanderer in the great struggling crowds of Vanity Fair.	Уже теперь печально и растерянно оглядываться назад, всегда томиться о чем-то и, достигнув желанного, испытать больше сомнений и скорби, чем радости, - вот что суждено было этой бедняжке, этой смиренной страннице, заблудившейся в огромной, шумной толпе на Ярмарке Тщеславия.
Here she sate, and recalled to herself fondly that image of George to which she had knelt before marriage.	Так она сидела у себя в комнате, любовно воскрешая в мыслях образ Джорджа, перед которым преклонялась до замужества.
Did she own to herself how different the real man was from that superb young hero whom she had worshipped?	Сознавала ли она, насколько отличался Джордж, каким он был в действительности, от великолепного юного героя, которого она боготворила?
It requires many, many years--and a man must be very bad indeed--before a woman's pride and vanity will let her own to such a confession.	Должно пройти много-много лет, - да и человек должен быть уж очень плох, - чтобы гордость и тщеславие женщины позволили ей сознаться в этом.
Then Rebecca's twinkling green eyes and baleful smile lighted upon her, and filled her with dismay.	Затем перед мысленным взором Эмилии появились веселые зеленые глаза и неотразимая улыбка Ребекки, и ей стало страшно.

And so she sate for awhile indulging in her usual mood of selfish brooding, in that very listless melancholy attitude in which the honest maid-servant had found her, on the day when she brought up the letter in which George renewed his offer of marriage.	Так просидела она еще несколько времени, предаваясь обычным грустным мыслям о своей судьбе, - такая же печальная и безучастная, какой застала ее простодушная прислуга-ирландка в тот день, когда принесла письмо Джорджа, в котором он снова просил ее стать его женой.
She looked at the little white bed, which had been hers a few days before, and thought she would like to sleep in it that night, and wake, as formerly, with her mother smiling over her in the morning: Then she thought with terror of the great funereal damask pavilion in the vast and dingy state bedroom, which was awaiting her at the grand hotel in Cavendish Square.	Эмилия посмотрела на белую постельку, где она спала всего несколько дней назад, и подумала, как было бы хорошо поспать в ней эту ночь и, проснувшись утром, как прежде, увидеть мать, склоненную над ней с улыбкой. Затем она с ужасом вспомнила громадный парчовый катафалк в большой торжественной спальне, ожидавший ее в роскошной гостинице на Кэвендиш-сквер.
Dear little white bed! how many a long night had she wept on its pillow!	Милая белая постелька! Сколько долгих ночей проплакала она на ее подушках!
How she had despaired and hoped to die there; and now were not all her wishes accomplished, and the lover of whom she had despaired her own for ever?	Как она отчаивалась, как мечтала умереть! Но теперь разве не исполнились все ее желания и разве ее возлюбленный, соединиться с которым она уже потеряла надежду, не принадлежит ей навеки?
Kind mother! how patiently and tenderly she had watched round that bed!	Добрая мама! Как нежно и терпеливо дежурила она у этого изголовья!
She went and knelt down by the bedside; and there this wounded and timorous, but gentle and loving soul, sought for consolation, where as yet, it must be owned, our little girl had but seldom looked for it.	Эмилия подошла и опустилась на колени около постели. И эта болезненно-робкая, по кроткая и любящая душа пыталась найти утешение в том, в чем - нужно сознаться - она его редко искала.
Love had been her faith hitherto; and the sad, bleeding disappointed heart began to feel the want of another consoler.	До сих пор ее религией была любовь; а теперь опечаленное, раненое, разочарованное сердце ощутило потребность в ином утешителе.
Have we a right to repeat or to overhear her prayers?	Имеем ли мы право повторять или подслушивать ее молитвы?
These, brother, are secrets, and out of the domain of Vanity Fair, in which our story lies.	Нет, друзья мои, это тайна, и нельзя разглашать ее на Ярмарке Тщеславия, о которой пишется наша повесть.
But this may be said, that when the tea was finally announced, our young lady came downstairs a great deal more cheerful; that she did not despond, or deplore her fate, or think about George's coldness, or Rebecca's eyes, as she had been wont to do of late.	Однако следует сказать, что, когда Эмилию позвали наконец к чаю, наша юная леди чувствовала себя гораздо бодрее; она уже не приходила в отчаяние, не оплакивала свою судьбу, не думала о холодности Джорджа или о глазах Ребекки.
She went downstairs, and kissed her father and mother, and talked to the old gentleman, and made him more merry than he had been for many a day.	Она сошла вниз, расцеловала отца и мать, поговорила со стариком и даже развеселила его.
She sate down at the piano which Dobbin had bought for her, and sang over all her father's favourite old songs.	Потом уселась за фортепьяно, купленное для нее Доббином, и пропела отцу все его любимые старые песенки.

She pronounced the tea to be excellent, and praised the exquisite taste in which the marmalade was arranged in the saucers.	Чай она нашла превосходным и расхвалила изысканный вкус, с каким варенье разложено по блюдечкам.
And in determining to make everybody else happy, she found herself so; and was sound asleep in the great funereal pavilion, and only woke up with a smile when George arrived from the theatre.	Решив сделать всех счастливыми, она и сама почувствовала себя счастливой и вечером крепко заснула в своем огромном катафалке, а проснулась, улыбаясь, лишь тогда, когда Джордж вернулся из театра.
For the next day, George had more important "business" to transact than that which took him to see Mr. Kean in Shylock.	На следующий день у Джорджа было гораздо более важное "дело", чем смотреть мистера Кина в роли Шейлока.
Immediately on his arrival in London he had written off to his father's solicitors, signifying his royal pleasure that an interview should take place between them on the morrow.	Тотчас по прибытии в Лондон он написал поверенным своего отца, милостиво сообщая о своем намерении увидеться с ними на следующий день.
His hotel bill, losses at billiards and cards to Captain Crawley had almost drained the young man's purse, which wanted replenishing before he set out on his travels, and he had no resource but to infringe upon the two thousand pounds which the attorneys were commissioned to pay over to him.	Счета в гостинице, а также проигрыши на бильярде и в карты капитану Кроули почти истощили кошелек молодого человека. Прежде чем отправиться в путешествие, его следовало пополнить, а у Джорджа не было других путей, как тронуть капитал в две тысячи фунтов стерлингов, который поверенным было поручено выплатить ему.
He had a perfect belief in his own mind that his father would relent before very long.	В глубине души Джордж был уверен, что отец скоро смягчится.
How could any parent be obdurate for a length of time against such a paragon as he was?	Какой родитель мог устоять против такого совершенства, как он?
If his mere past and personal merits did not succeed in mollifying his father, George determined that he would distinguish himself so prodigiously in the ensuing campaign that the old gentleman must give in to him.	Если же не удастся смягчить отца своими прошлыми заслугами, то Джордж решил так необычайно отличиться в предстоящей кампании, что старый джентльмен должен будет уступить.
And if not?	А если нет?
Bah! the world was before him.	Ну что ж - перед ним открыт весь мир.
His luck might change at cards, and there was a deal of spending in two thousand pounds.	Может быть, ему начнет везти в карты, да и двух тысяч хватит надолго.
So he sent off Amelia once more in a carriage to her mamma, with strict orders and carte blanche to the two ladies to purchase everything requisite for a lady of Mrs. George Osborne's fashion, who was going on a foreign tour.	И вот он снова отправил Эмилию в карете к ее матери со строгим распоряжением и carte blanche обеим дамам закупить все необходимое для такой леди, как миссис Джордж Осборн, отправляющейся в заграничное путешествие.
They had but one day to complete the outfit, and it may be imagined that their business therefore occupied them pretty fully.	У них был на это всего один день, и можно себе представить, как оживленно они его провели.