Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

The famous diamonds had undergone a famous seizure, it appears, about which Becky, of course, knew nothing.	На пресловутые брильянты был наложен наделавший много шума арест, о котором Бекки, конечно, ничего не знала.
Rawdon Crawley retreated with Lord Southdown into a window, where the latter was heard to laugh immoderately, as Rawdon told him the story of Lady Bareacres wanting horses and "knuckling down by Jove," to Mrs. Crawley.	Родон Кроули и лорд Саутдаун отошли к окну, причем последний залился неудержимым смехом, когда Родон рассказал историю о том, как леди Бейракрс не могла достать лошадей и "спасовала" перед миссис Кроули.
"I think I needn't be afraid of THAT woman," Becky thought.	"Эта женщина мне теперь, пожалуй, не страшна", - подумала Бекки.
Indeed, Lady Bareacres exchanged terrified and angry looks with her daughter and retreated to a table, where she began to look at pictures with great energy.	Действительно, леди Бейракрс обменялась с дочерью испуганным и сердитым взглядом и, отступив к столу, принялась весьма усердно рассматривать какие-то гравюры.
When the Potentate from the Danube made his appearance, the conversation was carried on in the French language, and the Lady Bareacres and the younger ladies found, to their farther mortification, that Mrs. Crawley was much better acquainted with that tongue, and spoke it with a much better accent than they.	Когда появилась владетельная особа с берегов Дуная, разговор перешел на французский язык, и тут леди Бейракрс и младшие дамы, к своему великому огорчению, убедились, что миссис Кроули не только гораздо лучше их владеет этим языком, но что и выговор у нее гораздо правильнее.
Becky had met other Hungarian magnates with the army in France in 1816-17.	Бекки в бытность свою во Франции в 1816-1817 годах встречалась с другими венгерскими магнатами.
She asked after her friends with great interest.	Она с большим интересом стала расспрашивать о своих друзьях.
The foreign personages thought that she was a lady of great distinction, and the Prince and the Princess asked severally of Lord Steyne and the Marchioness, whom they conducted to dinner, who was that petite dame who spoke so well?	Знатные иностранцы решили, что она какая-нибудь видная аристократка, и князь и княгиня с живейшим интересом осведомились у лорда Стайна и у маркизы, когда шествовали с ними к столу, кто эта petite dame, которая так прекрасно говорит по-французски.
Finally, the procession being formed in the order described by the American diplomatist, they marched into the apartment where the banquet was served, and which, as I have promised the reader he shall enjoy it, he shall have the liberty of ordering himself so as to suit his fancy.	Наконец, когда процессия сформировалась в том порядке, как описал ее американский дипломат, гости проследовали в залу, где было сервировано пиршество. А так как я обещал, что читатель останется им доволен, то предоставляю ему полную свободу заказывать все в соответствии с собственными вкусами и желаниями.
But it was when the ladies were alone that Becky knew the tug of war would come.	Но вот дамы остались одни, и Бекки поняла, что сейчас начнутся военные действия!
And then indeed the little woman found herself in such a situation as made her acknowledge the correctness of Lord Steyne's caution to her to beware of the society of ladies above her own sphere.	И действительно, тут маленькая женщина оказалась в таком положении, что была вынуждена по достоинству оценить всю правильность предупреждения лорда Стайна -остерегаться женщин, стоящих выше ее в обществе.

As they say, the persons who hate Irishmen most are Irishmen; so, assuredly, the greatest tyrants over women are women.	Говорят, что самые яростные ненавистники ирландцев - сами же ирландцы; точно так же и жесточайшие мучители женщин - сами женщины.
When poor little Becky, alone with the ladies, went up to the fire-place whither the great ladies had repaired, the great ladies marched away and took possession of a table of drawings.	Когда бедная маленькая Бекки, оставшись одна с дамами, подошла к камину, где расположились знатные леди, - знатные леди немедленно отошли и завладели столом с гравюрами.
When Becky followed them to the table of drawings, they dropped off one by one to the fire again.	Когда же Бекки последовала за ними к столу с гравюрами, они одна за другой опять отхлынули к камину.
She tried to speak to one of the children (of whom she was commonly fond in public places), but Master George Gaunt was called away by his mamma; and the stranger was treated with such cruelty finally, that even Lady Steyne herself pitied her and went up to speak to the friendless little woman.	Она попыталась заговорить с маленьким Джорджем Гонтом (Ребекка на людях обожала детей), но маменька сейчас же отозвала его к себе. В конце концов самозванку стали третировать так жестоко, что сама леди Стайн сжалилась над нею и подошла поговорить с бедной, всеми покинутой женщиной.
"Lord Steyne," said her Ladyship, as her wan cheeks glowed with a blush, "says you sing and play very beautifully, Mrs. Crawley--I wish you would do me the kindness to sing to me."	– Лорд Стайн рассказывал мне, миссис Кроули, -начала ее милость, причем ее поблекшие щеки окрасились румянцем, - что вы отлично поете и играете. Пожалуйста, спойте нам что-нибудь.
"I will do anything that may give pleasure to my Lord Steyne or to you," said Rebecca, sincerely grateful, and seating herself at the piano, began to sing.	– Я сделаю все, что может доставить удовольствие лорду Стайну или вам, - сказала Ребекка с искренней благодарностью и, усевшись за фортепьяно, принялась петь.
She sang religious songs of Mozart, which had been early favourites of Lady Steyne, and with such sweetness and tenderness that the lady, lingering round the piano, sat down by its side and listened until the tears rolled down her eyes.	Она спела несколько духовных песнопений Моцарта, которые в давние времена любила леди Стайн, и пела с такой нежностью и чувством, что хозяйка дома, сперва в нерешительности остановившаяся у фортепьяно, села возле инструмента и слушала, пока на глазах у нее не показались слезы.
It is true that the opposition ladies at the other end of the room kept up a loud and ceaseless buzzing and talking, but the Lady Steyne did not hear those rumours.	Правда, оппозиционно настроенные дамы, собравшиеся на другом конце комнаты, непрестанно перешептывались и громко разговаривали, но леди Стайн не слышала посторонних звуков.
She was a child again--and had wandered back through a forty years' wilderness to her convent garden.	Снова она была ребенком - и опять, после сорокалетних скитаний в пустыне, очутилась в саду родного монастыря.
The chapel organ had pealed the same tones, the organist, the sister whom she loved best of the community, had taught them to her in those early happy days.	Это были те самые мелодии, что исполняли тогда на церковном органе; сестра органистка, любимая ее наставница, разучивала их с ней в те далекие счастливые дни.
She was a girl once more, and the brief period of her happiness bloomed out again for an hour--she started when the jarring doors were flung open, and with a loud laugh from Lord Steyne, the men of the party entered full of gaiety.	Снова она была девочкой, и на какой-то миг снова расцвела краткая пора ее счастья. Она вздрогнула, когда двери, скрипнув, распахнулись и веселая компания мужчин вошла в комнату под громкий смех лорда Стайна.

He saw at a glance what had happened in his absence, and was grateful to his wife for once.	С первого же взгляда он понял, что произошло в его отсутствие, и впервые почувствовал благодарность к жене.
He went and spoke to her, and called her by her Christian name, so as again to bring blushes to her pale face--"My wife says you have been singing like an angel," he said to Becky.	Он подошел к ней, заговорил и назвал ее по имени, что опять зажгло румянцем ее бледные щеки. – Моя жена говорит, что вы пели, как ангел, - сказал он Бекки.
Now there are angels of two kinds, and both sorts, it is said, are charming in their way.	Но ангелы бывают двух сортов, и оба они, как говорят, очаровательны - каждый по-своему.
Whatever the previous portion of the evening had been, the rest of that night was a great triumph for Becky.	Какова бы ни была первая часть вечера, конец его превратился для Бекки в триумф.
She sang her very best, and it was so good that every one of the men came and crowded round the piano.	Она пела, как никогда, и пение ее было так восхитительно, что мужчины все до одного столпились вокруг фортепьяно.
The women, her enemies, were left quite alone.	Женщины, ее враги, остались в полном одиночестве.
And Mr. Paul Jefferson Jones thought he had made a conquest of Lady Gaunt by going up to her Ladyship and praising her delightful friend's first-rate singing.	И мистер Джон Поль Джефферсон Джонс, решив снискать расположение леди Г онт, подошел к ней и расхвалил первоклассное пение ее очаровательной приятельницы.
CHAPTER L	ГЛАВАL
Contains a Vulgar Incident	содержит рассказ об одном тривиальном происшествии
The Muse, whoever she be, who presides over this Comic History must now descend from the genteel heights in which she has been soaring and have the goodness to drop down upon the lowly roof of John Sedley at Brompton, and describe what events are taking place there.	Пусть муза, вдохновляющая автора этого комического повествования, - кто бы она ни была, - теперь покинет аристократические выси, где она парила, и соблаговолит опуститься на низкую кровлю Джона Седли в Бромптоне и описать, какие события там происходят.
Here, too, in this humble tenement, live care, and distrust, and dismay.	И здесь также, в этом скромном жилище, обитают заботы, недоверие и горе.
Mrs. Clapp in the kitchen is grumbling in secret to her husband about the rent, and urging the good fellow to rebel against his old friend and patron and his present lodger.	Миссис Клеп, оставшись на кухне вдвоем со своим супругом, ворчит из-за просроченной квартирной платы и подстрекает этого добрейшего человека восстать против старого друга и патрона, а ныне - жильца.
Mrs. Sedley has ceased to visit her landlady in the lower regions now, and indeed is in a position to patronize Mrs. Clapp no longer. How can one be condescending to a lady to whom one owes a matter of forty pounds, and who is perpetually throwing out hints for the money?	Миссис Седли перестала посещать свою квартирную хозяйку в нижних сферах дома и, собственно говоря, находится в таком положении, когда ей уже нельзя больше обращаться к миссис Клеп покровительственно: как можно снисходить к женщине, которой вы задолжали сорок фунтов и которая постоянно делает вам намеки насчет этих денег?

The Irish maidservant has not altered in the least in her kind and respectful behaviour; but Mrs. Sedley fancies that she is growing insolent and ungrateful, and, as the guilty thief who fears each bush an officer, sees threatening innuendoes and hints of capture in all the girl's speeches and answers.	Прислуга-ирландка все так же ласкова и почтительна, но миссис Седли чудится, что она становится дерзкой и неблагодарной; и как вору в каждом кусте мерещится полицейский, так и ей во всех речах и ответах девушки слышатся вызывающие нотки и неприятные намеки.
Miss Clapp, grown quite a young woman now, is declared by the soured old lady to be an unbearable and impudent little minx.	Маленькую мисс Клеп, теперь уже сильно подросшую, раздражительная старая леди считает несносной и нахальной вертушкой.
Why Amelia can be so fond of her, or have her in her room so much, or walk out with her so constantly, Mrs. Sedley cannot conceive.	Миссис Седли не в состоянии постичь, как это Эмилия может так любить ее, так часто пускать к себе в комнату и постоянно ходить с нею гулять.
The bitterness of poverty has poisoned the life of the once cheerful and kindly woman.	Горечь бедности отравила жизнь этой когда-то веселой и добродушной женщины.
She is thankless for Amelia's constant and gentle bearing towards her; carps at her for her efforts at kindness or service; rails at her for her silly pride in her child and her neglect of her parents.	Она не чувствует к Эмилии никакой благодарности за ее неизменно кроткое обращение, придирается к ней, когда та старается ей чем-нибудь помочь или услужить, бранит за то, что она глупо гордится своим ребенком, и упрекает за пренебрежение к родителям.
Georgy's house is not a very lively one since Uncle Jos's annuity has been withdrawn and the little family are almost upon famine diet.	Дома у Джорджи не очень весело с тех пор, как дядя Джоз перестал им помогать, и маленькое семейство живет почти что впроголодь.
Amelia thinks, and thinks, and racks her brain, to find some means of increasing the small pittance upon which the household is starving.	Эмилия все думает, все ломает голову над тем, как бы увеличить жалкие доходы, на которые еле-еле существует семья.
Can she give lessons in anything? paint card-racks? do fine work?	Не может ли она давать какие-нибудь уроки? расписывать подставки для визитных карточек? заняться вышиванием?
She finds that women are working hard, and better than she can, for twopence a day.	Но она видит, что женщины, которые шьют лучше ее, работают не разгибая спины за два пенса в день.
She buys a couple of begilt Bristol boards at the Fancy Stationer's and paints her very best upon them--a shepherd with a red waistcoat on one, and a pink face smiling in the midst of a pencil landscape--a shepherdess on the other, crossing a little bridge, with a little dog, nicely shaded.	Эмилия покупает в художественном магазине два листа бристольского картона с золотым обрезом и расписывает их в меру своего умения: на одном изображается румяный улыбающийся пастушок в пунцовом камзоле на фоне живописного пейзажа, на другом - пастушка, переходящая через мостик, с собачкой, очень тонко заштрихованной.
The man of the Fancy Repository and Brompton Emporium of Fine Arts (of whom she bought the screens, vainly hoping that he would repurchase them when ornamented by her hand) can hardly hide the sneer with which he examines these feeble works of art.	Рассматривая эти беспомощные произведения искусства, приказчик магазина сувениров и бромптонского художественного хранилища (где она купила экраны в тщетной надежде, что он приобретет их обратно, когда она разукрасит их своею рукой) не может скрыть презрительной усмешки.

He looks askance at the lady who waits in the shop, and ties up the cards again in their envelope of whitey-brown paper, and hands them to the poor widow and Miss Clapp, who had never seen such beautiful things in her life, and had been quite confident that the man must give at least two guineas for the screens.	Искоса взглянув на дожидающуюся ответа даму, он заворачивает оба листа в оберточную бумагу и вручает их бедной вдове и мисс Клеп, которая никогда в жизни не видела ничего прекраснее и была совершенно уверена в том, что торговец заплатит за экраны по меньшей мере две гинеи.
They try at other shops in the interior of London, with faint sickening hopes.	Затем, еще теша себя слабой надеждой, они пробуют обратиться в другие магазины в центре Лондона.
"Don't want 'em," says one.	"Не нужно!" - говорят в одном магазине.
"Be off," says another fiercely.	"Уходите!" - грубо отвечают в другом.
Three-and-sixpence has been spent in vain--the screens retire to Miss Clapp's bedroom, who persists in thinking them lovely.	Три шиллинга и шесть пенсов истрачены впустую. Экраны попадают в спальню мисс Клеп, которая продолжает считать их прелестными.
She writes out a little card in her neatest hand, and after long thought and labour of composition, in which the public is informed that	Потратив немало времени на составление текста и черновик, Эмилия пишет самым своим красивым почерком изящное объявление, извещая публику, что:
"A Lady who has some time at her disposal, wishes to undertake the education of some little girls, whom she would instruct in English, in French, in Geography, in History, and in Music--address A.	"Леди, имеющая в своем распоряжении несколько свободных часов, желает заняться воспитанием девочек, которым она могла бы преподавать английский и французский языки, географию, историю и музыку. – Обращаться к Э.
O., at Mr. Brown's"; and she confides the card to the gentleman of the Fine Art Repository, who consents to allow it to lie upon the counter, where it grows dingy and fly-blown.	О., по адресу мистера Брауна". Это объявление Эмилия вручает джентльмену в художественном хранилище, соблаговолившему дать разрешение положить его на прилавок, где оно постепенно покрывается пылью и засиживается мухами.
Amelia passes the door wistfully many a time, in hopes that Mr. Brown will have some news to give her, but he never beckons her in.	Эмилия много раз печально проходит мимо дверей хранилища - в надежде, что мистер Браун сообщит ей какие-нибудь приятные известия, но он никогда не приглашает ее в магазин.
When she goes to make little purchases, there is no news for her.	Когда она заходит туда за какими-нибудь мелкими покупками, никаких новостей для нее не оказывается.
Poor simple lady, tender and weak--how are you to battle with the struggling violent world?	Бедная, скромная женщина, нежная и слабая, -тебе ли бороться с жестокой и беспощадной нуждой?
She grows daily more care-worn and sad, fixing upon her child alarmed eyes, whereof the little boy cannot interpret the expression.	С каждым днем заботы и горе гнетут ее все сильнее; она не спускает с сына тревожного взора, значения которого мальчик не может понять.

She starts up of a night and peeps into his room stealthily, to see that he is sleeping and not stolen away.	Она вскакивает по ночам и украдкой заглядывает в его комнату, чтобы удостовериться, что он спит и его не похитили.
She sleeps but little now.	Сама она спит теперь мало.
A constant thought and terror is haunting her.	Ее мучают неотвязные думы и страхи.
How she weeps and prays in the long silent nights--how she tries to hide from herself the thought which will return to her, that she ought to part with the boy, that she is the only barrier between him and prosperity.	Как она плачет и молится в долгие безмолвные ночи! Как старается скрыть от себя самой мысль, которая снова и снова к ней возвращается, - мысль, что она должна расстаться с мальчиком, что она - единственная преграда между ним и его благополучием!
She can't, she can't.	Она не может, не может!
Not now, at least. Some other day.	Во всяком случае, не теперь; когда-нибудь в другое время.
Oh! it is too hard to think of and to bear.	О, слишком тяжело думать об этом, и вынести это невозможно!
A thought comes over her which makes her blush and turn from herself--her parents might keep the annuity--the curate would marry her and give a home to her and the boy.	Ей приходит в голову одна мысль, от которой она краснеет и смущается: пусть ее пенсия остается родителям; младший священник женится на ней, - он даст приют ей и ребенку.
But George's picture and dearest memory are there to rebuke her.	Но портрет Джорджа и память о нем всегда с ней и горько ее упрекают.
Shame and love say no to the sacrifice.	Стыд и любовь отвергают такую жертву.
She shrinks from it as from something unholy, and such thoughts never found a resting-place in that pure and gentle bosom.	Эмилия вся сжимается, как от греховного прикосновения, и эти мысли не находят себе пристанища в ее чистом и нежном сердце.
The combat, which we describe in a sentence or two, lasted for many weeks in poor Amelia's heart, during which she had no confidante; indeed, she could never have one, as she would not allow to herself the possibility of yielding, though she was giving way daily before the enemy with whom she had to battle.	Борьба, которую мы описываем в нескольких фразах, длилась в сердце бедной Эмилии много недель. И все это время она никому не поверяла своих терзаний. Она не могла этого сделать, как не могла допустить и мысли о возможности капитуляции, хотя все больше отступала перед врагом, с которым ей приходилось биться.
One truth after another was marshalling itself silently against her and keeping its ground.	Одна истина за другой молчаливо надвигались на нее и уже не сдавали позиций.
Poverty and misery for all, want and degradation for her parents, injustice to the boy--one by one the outworks of the little citadel were taken, in which the poor soul passionately guarded her only love and treasure.	Бедность и нужда для всех, нищета и унижение для родителей, несправедливость по отношению к мальчику - один за другим падали форты ее маленькой цитадели, где бедняжка ревниво охраняла единственную свою любовь и сокровище.
At the beginning of the struggle, she had written off a letter of tender supplication to her brother at Calcutta, imploring him not to withdraw the support which he had granted to their parents and painting in terms of artless pathos their lonely and hapless condition.	В начале этой борьбы Эмилия написала брату в Калькутту, слезно умоляя его не отнимать поддержки, которую он оказывал родителям, и в простых, но трогательных словах описывая их беспомощное и бедственное положение.

She did not know the truth of the matter. The payment of Jos's annuity was still regular, but it was a money-lender in the City who was receiving it: old Sedley had sold it for a sum of money wherewith to prosecute his bootless schemes.	Она не знала жестокой правды: пособие от Джоза выплачивалось по-прежнему регулярно, но деньги получал один из ростовщиков в Сити. Старик Седли продал пособие сына, чтобы иметь средства для осуществления своих безрассудных планов.
Emmy was calculating eagerly the time that would elapse before the letter would arrive and be answered.	Эмми с нетерпением высчитывала время, которое должно пройти, пока письмо ее будет получено и на него придет ответ.
She had written down the date in her pocket-book of the day when she dispatched it.	Она отметила в своей записной книжечке день отсылки письма.
To her son's guardian, the good Major at Madras, she had not communicated any of her griefs and perplexities.	Опекуну своего сына, доброму майору в Мадрасе, она не сообщала ни о каких своих огорчениях и заботах.
She had not written to him since she wrote to congratulate him on his approaching marriage.	Она не писала ему с тех пор, как послала письмо с поздравлением по поводу предстоящего брака.
She thought with sickening despondency, that that friend--the only one, the one who had felt such a regard for her--was fallen away.	С тоской и отчаянием думала она о том, что этот друг - единственный друг, который питал к ней такую привязанность, - теперь для нее потерян.
One day, when things had come to a very bad pass--when the creditors were pressing, the mother in hysteric grief, the father in more than usual gloom, the inmates of the family avoiding each other, each secretly oppressed with his private unhappiness and notion of wrong--the father and daughter happened to be left alone together, and Amelia thought to comfort her father by telling him what she had done. She had written to Joseph--an answer must come in three or four months.	Однажды, когда им приходилось особенно туго, - когда кредиторы наседали, мать от горя совсем потеряла голову, отец был мрачнее обыкновенного, члены семейства избегали друг друга и каждый втайне терзался своими несчастьями и обидами, - отец с дочерью случайно остались вдвоем, и Эмилия, чтобы утешить старика, рассказала ему о своем поступке: она написала письмо Джозефу; ответ должен прийти через три или четыре месяца.
He was always generous, though careless.	Джоз всегда был великодушен, хотя и недостаточно заботлив.
He could not refuse, when he knew how straitened were the circumstances of his parents.	Он не может отказать, когда узнает, в каком стесненном положении находятся его родители.
Then the poor old gentleman revealed the whole truth to her--that his son was still paying the annuity, which his own imprudence had flung away.	Тогда несчастный старик открыл Эмилии всю правду: его сын по-прежнему присылает деньги, но он лишился их по собственному своему безрассудству.
He had not dared to tell it sooner.	Он не посмел рассказать об этом раньше.
He thought Amelia's ghastly and terrified look, when, with a trembling, miserable voice he made the confession, conveyed reproaches to him for his concealment.	Он решил, что полный отчаяния и ужаса взгляд, который Эмилия устремила на него, когда он трепетным, виноватым голосом пролепетал свое признание, таит в себе укор за его скрытность.
"Ah!" said he with quivering lips and turning away, "you despise your old father now!"	– Ну вот, - произнес он дрожащими губами, отворачиваясь от нее, - ты теперь презираешь своего старого отца!
"Oh, papa! it is not that," Amelia cried out, falling on his neck and kissing him many times.	– О папа, нет! Не в этом дело! – воскликнула Эмилия, бросаясь ему на шею и целуя его.
"You are always good and kind.	– Ты хороший и добрый.

You did it for the best.	Ты хотел, чтобы всем нам было лучше.
It is not for the money--it is--my God! my God! have mercy upon me, and give me strength to bear this trial"; and she kissed him again wildly and went away.	Я не из-за денег; это... О, боже мой, боже мой! Сжалься надо мной и дай мне сил перенести это испытание! – И она опять бурно поцеловала отца и выбежала из комнаты.
Still the father did not know what that explanation meant, and the burst of anguish with which the poor girl left him.	Но отец не понял ни смысла этих слов, ни взрыва отчаяния, с каким бедная женщина покинула его.
It was that she was conquered.	Дело было в том, что она почувствовала себя побежденной.
The sentence was passed. The child must go from her--to others--to forget her.	Приговор был произнесен: ребенок должен уехать от нее... к другим, забыть ее.
Her heart and her treasure--her joy, hope, love, worship--her God, almost!	Ее сердце, ее сокровище, ее радость, надежда, любовь, ее кумир - почти ее бог!
She must give him up, and then--and then she would go to George, and they would watch over the child and wait for him until he came to them in Heaven.	Она должна отказаться от него, а потом... потом она уйдет к Джорджу, и они вместе будут охранять ребенка и ждать его, пока он не придет к ним на небеса.
She put on her bonnet, scarcely knowing what she did, and went out to walk in the lanes by which George used to come back from school, and where she was in the habit of going on his return to meet the boy.	Едва сознавая, что делает, Эмилия надела шляпу и отправилась бродить по переулкам, по которым Джорджи возвращался из школы и куда она часто выходила навстречу ему.
It was May, a half-holiday.	Был май, уроки в тот день кончались рано.
The leaves were all coming out, the weather was brilliant; the boy came running to her flushed with health, singing, his bundle of school-books hanging by a thong.	Деревья уже покрывались листвой, погода стояла чудесная. Румяный, здоровенький мальчик подбежал к матери, напевая что-то; пачка учебников висела у него на ремне.
There he was.	Вот он!
Both her arms were round him.	Обеими руками она обняла его.
No, it was impossible.	Нет, это невозможно.
They could not be going to part.	Неправда, что они должны расстаться!
"What is the matter, Mother?" said he; "you look very pale."	– Что случилось, мама? – спросил мальчик. – Ты такая бледная.
"Nothing, my child," she said and stooped down and kissed him.	– Ничего, дитя мое, - ответила она и, наклонившись, поцеловала сына.
That night Amelia made the boy read the story of Samuel to her, and how Hannah, his mother, having weaned him, brought him to Eli the High Priest to minister before the Lord.	В тот вечер Эмилия заставила мальчика прочесть ей историю пророка Самуила о том, как Анна, мать его, отняв ребенка от груди, принесла его к первосвященнику Илии для посвящения ребенка богу.
And he read the song of gratitude which Hannah sang, and which says, who it is who maketh poor and maketh rich, and bringeth low and exalteth--how the poor shall be raised up out of the dust, and how, in his own might, no man shall be strong.	И Джорджи прочел благодарственную песнь, которую пела Анна и в которой говорится о том, кто делает нищим и обогащает, унижает и возвышает, и еще - что бедный будет поднят из праха и что не силою крепок человек.

Then he read how Samuel's mother made him a little coat and brought it to him from year to year when she came up to offer the yearly sacrifice.	Затем мальчик прочел, как мать Самуила шила ему "одежду малую" и приносила ее ему ежегодно, приходя в храм для принесения положенной жертвы.
And then, in her sweet simple way, George's mother made commentaries to the boy upon this affecting story.	А потом мать Джорджи бесхитростно и простодушно пояснила ему эту трогательную историю.
How Hannah, though she loved her son so much, yet gave him up because of her vow.	"Анна, - говорила она, - хотя и сильно любила своего сына, но рассталась с ним, потому что дала такой обет.
And how she must always have thought of him as she sat at home, far away, making the little coat; and Samuel, she was sure, never forgot his mother; and how happy she must have been as the time came (and the years pass away very quick) when she should see her boy and how good and wise he had grown.	И она всегда думала о нем, когда сидела далеко от него, у себя дома, и шила ему "одежду малую". И Самуил, конечно, никогда не забывал своей матери. А как она, должно быть, была счастлива, когда наступило время ее встречи с сыном (ведь годы проходят быстро), и каким он стал большим, добрым и умным!"
This little sermon she spoke with a gentle solemn voice, and dry eyes, until she came to the account of their meeting-then the discourse broke off suddenly, the tender heart overflowed, and taking the boy to her breast, she rocked him in her arms and wept silently over him in a sainted agony of tears.	Эту маленькую проповедь Эмилия произнесла тихим, проникновенным голосом и с сухими глазами, и только когда она дошла до рассказа о встрече матери с сыном, речь ее вдруг прервалась, нежное сердце переполнилось; прижав мальчика к груди, она качала его на руках и молча лила над ним слезы в святой своей скорби.
Her mind being made up, the widow began to take such measures as seemed right to her for advancing the end which she proposed.	Придя к решению, вдова начала принимать меры, которые казались ей необходимыми для скорейшего достижения цели.
One day, Miss Osborne, in Russell Square (Amelia had not written the name or number of the house for ten years--her youth, her early story came back to her as she wrote the superscription) one day Miss Osborne got a letter from Amelia which made her blush very much and look towards her father, sitting glooming in his place at the other end of the table.	Однажды мисс Осборн на Рассел-сквер (Эмилия десять лет не писала ни этого названия, ни номера дома, и ее юность, ее ранние годы вспомнились ей, когда она надписывала адрес) -однажды мисс Осборн получила от Эмилии письмо, при виде которого она сильно покраснела и бросила взгляд на отца, мрачно сидевшего на своем обычном месте на другом конце стола.
In simple terms, Amelia told her the reasons which had induced her to change her mind respecting her boy.	В простых выражениях Эмилия излагала причины, побудившие ее изменить свои прежние намерения относительно сына.
Her father had met with fresh misfortunes which had entirely ruined him.	Отца ее постигли новые злоключения, разорившие его вконец.
Her own pittance was so small that it would barely enable her to support her parents and would not suffice to give George the advantages which were his due.	Ее собственные средства так малы, что их едва хватит на жизнь родителям, а Джорджу она не сможет дать воспитания, какое ему подобает.
Great as her sufferings would be at parting with him she would, by God's help, endure them for the boy's sake.	Как ни тяжело ей будет расстаться с сыном, но с божьей помощью она все вынесет ради мальчика.

She knew that those to whom he was going would do all in their power to make him happy.	Она знает, что те, к кому он уедет, сделают все возможное, чтобы составить его счастье.
She described his disposition, such as she fancied it--quick and impatient of control or harshness, easily to be moved by love and kindness.	Она описала характер мальчика, каким он ей представлялся: живой, нетерпеливый, не выносящий резкого и властного обращения, но податливый на ласку и нежность.
In a postscript, she stipulated that she should have a written agreement, that she should see the child as often as she wished--she could not part with him under any other terms.	В заключение она ставила условием получение письменного обещания, что ей будет позволено видаться с мальчиком так часто, как она этого пожелает, - иначе она с ним не расстанется.
"What?	– Что?
Mrs. Pride has come down, has she?" old Osborne said, when with a tremulous eager voice Miss Osborne read him the letter.	Выходит, госпожа гордячка взялась за ум? – сказал старик Осборн, когда мисс Осборн прочла ему это письмо дрожащим, взволнованным голосом.
"Reg'lar starved out, hey?	– Подтянуло от голода живот, а?
Ha, ha!	Ха-ха-ха!
I knew she would."	Я так и знал, что этим кончится.
He tried to keep his dignity and to read his paper as usual--but he could not follow it.	Он сделал попытку сохранить свое достоинство и заняться, по обыкновению, чтением газеты, но это не удавалось ему.
He chuckled and swore to himself behind the sheet.	Прикрывшись газетным листом, он самодовольно посмеивался и ругался вполголоса.
At last he flung it down and, scowling at his daughter, as his wont was, went out of the room into his study adjoining, from whence he presently returned with a key.	Наконец он отложил газету и, хмуро взглянув на дочь, как это вошло у него в привычку, удалился в соседний кабинет, откуда сейчас же вышел снова, с ключом в руке.
He flung it to Miss Osborne.	Он швырнул его мисс Осборн.
"Get the room over mine--his room that was--ready," he said.	– Приготовьте комнату над моей спальней... его прежнюю комнату... – сказал он.
"Yes, sir," his daughter replied in a tremble.	– Хорошо, сэр! – ответила дочь, дрожа всем телом.
It was George's room.	Это была комната Джорджа.
It had not been opened for more than ten years.	Ее не открывали больше десяти лет.
Some of his clothes, papers, handkerchiefs, whips and caps, fishing-rods and sporting gear, were still there.	В ней до сих пор еще оставались его носильные вещи, бумаги, носовые платки, хлыстики, фуражки, удочки, спортивные принадлежности.
An Army list of 1814, with his name written on the cover; a little dictionary he was wont to use in writing; and the Bible his mother had given him, were on the mantelpiece, with a pair of spurs and a dried inkstand covered with the dust of ten years.	Реестр армейских чинов 1814 года с именем Джорджа на обложке, маленький словарь, которым он пользовался, когда писал, и Библия, подаренная ему матерью, лежали на каминной доске рядом со шпорами и высохшей чернильницей, покрытой десятилетней пылью.
Ah! since that ink was wet, what days and people had passed away!	Сколько дней и людей кануло в вечность с той поры, когда чернила в ней были еще свежи!