Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

She falls down on her knees and entreats him to restore her to the mountains where she was born, and where her Circassian lover is still deploring the absence of his Zuleikah.	Она падает перед ним на колени, умоляя отпустить ее домой, в родные горы, где влюбленный в нее черкес все еще оплакивает разлуку со своей Зулейкой.
No entreaties will move the obdurate Hassan.	Но никакие мольбы не могут растрогать черствого Гасана.
He laughs at the notion of the Circassian bridegroom.	При упоминании о женихе-черкесе он разражается смехом.
Zuleikah covers her face with her hands and drops down in an attitude of the most beautiful despair.	Зулейка закрывает лицо руками и опускается на пол в позе самого очаровательного отчаяния.
There seems to be no hope for her, when--when the Kislar Aga appears.	По-видимому, ей уже не на что надеяться, как вдруг... как вдруг появляется Кизляр-ага.
The Kislar Aga brings a letter from the Sultan.	Кизляр-ага привозит письмо от султана.
Hassan receives and places on his head the dread firman.	Гасан берет в руки и возлагает на свою голову грозный фирман.
A ghastly terror seizes him, while on the Negro's face (it is Mesrour again in another costume) appears a ghastly joy.	Смертельный ужас охватывает его, а лицо негра (это опять Мезрур, уже успевший переменить костюм) озаряется злобной радостью.
"Mercy! mercy!" cries the Pasha: while the Kislar Aga, grinning horribly, pulls out--a bow-string.	– Пощады, пощады! – восклицает паша, а Кизляр-ага со страшной улыбкой достает... шелковую удавку.
The curtain draws just as he is going to use that awful weapon.	Занавес падает в тот момент, когда нубиец уже собирается пустить в ход это ужасное орудие смерти.
Hassan from within bawls out,	Гасан из-за сцены кричит:
"First two syllables"--and Mrs. Rawdon Crawley, who is going to act in the charade, comes forward and compliments Mrs. Winkworth on the admirable taste and beauty of her costume.	– Первые два слога! Миссис Родон Кроули, которая тоже будет участвовать в шараде, подходит к миссис Уинкворт и осыпает ее комплиментами, восторгаясь изумительным изяществом и красотой ее костюма.
The second part of the charade takes place.	Начинается вторая часть шарады.
It is still an Eastern scene.	Действие снова происходит на Востоке.
Hassan, in another dress, is in an attitude by Zuleikah, who is perfectly reconciled to him.	Гасан, уже в другом костюме, сидит в нежной позе рядом с Зулейкой, которая совершенно с ним примирилась.
The Kislar Aga has become a peaceful black slave.	Кизляр-ага превратился в смиренного черного раба.
It is sunrise on the desert, and the Turks turn their heads eastwards and bow to the sand.	Восход солнца в пустыне; турки обращают свои взоры к востоку и кланяются до земли.
As there are no dromedaries at hand, the band facetiously plays	Верблюдов под рукой не имеется, поэтому оркестр весело играет
"The Camels are coming."	"А вот идут дромадеры".
An enormous Egyptian head figures in the scene.	Огромная голова египтянина появляется на сцене.

It is a musical one--and, to the surprise of the oriental travellers, sings a comic song, composed by Mr. Wagg.	Г олова эта обладает музыкальными способностями и, к удивлению восточных путешественников, исполняет куплеты, написанные мистером Уэгом.
The Eastern voyagers go off dancing, like Papageno and the Moorish King in The Magic Flute.	Восточные путешественники пускаются в пляс, подобно Папагепо и мавританскому королю в "Волшебной флейте".
"Last two syllables," roars the head.	– Последние два слога! – кричит голова.
The last act opens.	Разыгрывается последнее действие.
It is a Grecian tent this time.	На сей раз это греческий шатер.
A tall and stalwart man reposes on a couch there.	Какой-то рослый мужчина отдыхает в нем на ложе.
Above him hang his helmet and shield.	Над ним висят его шлем и щит.
There is no need for them now.	Они ему больше не нужны.
Ilium is down.	Илион пал.
Iphigenia is slain.	Ифигения убита.
Cassandra is a prisoner in his outer halls.	Кассандра в плену и находится где-то во внешних покоях.
The king of men (it is Colonel Crawley, who, indeed, has no notion about the sack of Ilium or the conquest of Cassandra), the anax andron is asleep in his chamber at Argos.	Владыка мужей, "анакс андрон" (это полковник Кроули, который, конечно, не имеет никакого представления ни о разграблении Илиона, ни о пленении Кассандры), спит в своей опочивальне в Аргосе.
A lamp casts the broad shadow of the sleeping warrior flickering on the wall--the sword and shield of Troy glitter in its light.	Светильник отбрасывает на стену огромную колеблющуюся тень спящего воина; поблескивают в полумраке троянский меч и щит.
The band plays the awful music of Don Juan, before the statue enters.	Оркестр играет грозную и торжественную музыку из "Дон-Жуана" перед появлением статуи командора.
Aegisthus steals in pale and on tiptoe.	В шатер входит на цыпочках бледный Эгист.
What is that ghastly face looking out balefully after him from behind the arras?	Чье это страшное лицо мрачно следит за ним из-за полога?
He raises his dagger to strike the sleeper, who turns in his bed, and opens his broad chest as if for the blow.	Эгист поднимает кинжал, чтобы поразить спящего, который поворачивается на постели и словно подставляет под удар свою широкую грудь.
He cannot strike the noble slumbering chieftain.	Но он не может нанести удар спящему военачальнику!
Clytemnestra glides swiftly into the room like an apparition--her arms are bare and white--her tawny hair floats down her shoulders--her face is deadly pale--and her eyes are lighted up with a smile so ghastly that people quake as they look at her.	Клитемнестра, словно привидение, быстро проскальзывает в опочивальню; ее белые руки обнажены, золотистые волосы рассыпались по плечам, лицо смертельно бледно, а глаза сияют такой страшной улыбкой, что у зрителей сжимается сердце.
A tremor ran through the room.	Трепет пробегает по зале.

"Good God!" somebody said, "it's Mrs. Rawdon Crawley."	– Великий боже! – произносит кто-то. – Это миссис Родон Кроули!
Scornfully she snatches the dagger out of Aegisthus's hand and advances to the bed.	Презрительным жестом она вырывает кинжал из рук Эгиста и приближается к ложу.
You see it shining over her head in the glimmer of the lamp, and--and the lamp goes out, with a groan, and all is dark.	Клинок сверкает у нее над головой в мерцании светильника; светильник гаснет, раздается стон -и все погружается в мрак.
The darkness and the scene frightened people.	Темнота и самая сцена напугали публику.
Rebecca performed her part so well, and with such ghastly truth, that the spectators were all dumb, until, with a burst, all the lamps of the hall blazed out again, when everybody began to shout applause.	Ребекка сыграла свою роль так хорошо и так натурально, что зрители онемели. Но вот снова загорелись сразу все лампы, и тут разразилась буря восторгов.
"Brava! brava!" old Steyne's strident voice was heard roaring over all the rest.	"Браво, браво!" - заглушал все голоса резкий голос старого Стайна.
"By--, she'd do it too," he said between his teeth. The performers were called by the whole house, which sounded with cries of	"Черт подери, она и правда способна на такую штуку!" - пробормотал он сквозь зубы. Вся зала гремела криками.
"Manager!	"Режиссера!
Clytemnestra!"	Клитемнестру!"
Agamemnon could not be got to show in his classical tunic, but stood in the background with Aegisthus and others of the performers of the little play.	Агамемнон не пожелал показаться в своей классической тунике и держался на заднем плане вместе с Эгистом и другими исполнителями.
Mr. Bedwin Sands led on Zuleikah and Clytemnestra.	Мистер Бедуин Сэндс вывел вперед Зулепку и Клитемнестру.
A great personage insisted on being presented to the charming Clytemnestra.	Некий член королевской фамилии потребовал, чтобы его представили очаровательной Клитемнестре.
"Heigh ha?	– Ну что?
Run him through the body.	Пронзили его насквозь?
Marry somebody else, hay?" was the apposite remark made by His Royal Highness.	Теперь можно выйти замуж за кого-нибудь другого? – таково было удачное замечание, сделанное его королевским высочеством.
"Mrs. Rawdon Crawley was quite killing in the part," said Lord Steyne.	– Миссис Родон Кроули была неподражаема, -заметил лорд Стайн.
Becky laughed, gay and saucy looking, and swept the prettiest little curtsey ever seen.	Бекки засмеялась, бросила на него веселый и дерзкий взгляд и сделала очаровательный реверанс.
Servants brought in salvers covered with numerous cool dainties, and the performers disappeared to get ready for the second charade-tableau.	Слуги внесли подносы, уставленные прохладительными лакомствами, и актеры скрылись, чтобы подготовиться ко второй шараде.
The three syllables of this charade were to be depicted in pantomime, and the performance took place in the following wise:	Три слога этой шарады изображались как три действия одной пьесы, и представление было разыграно в таком виде:
First syllable.	Первый слог.

Colonel Rawdon Crawley, C.B., with a slouched hat and a staff, a great-coat, and a lantern borrowed from the stables, passed across the stage bawling out, as if warning the inhabitants of the hour.	Полковник и кавалер ордена Бани Родон Кроули, в шляпе с широкими полями и в длинном плаще, с посохом и с фонарем, взятым для этого случая из конюшни, проходит через сцену, громко выкрикивая что-то, как бы оповещая жителей о позднем часе.
In the lower window are seen two bagmen playing apparently at the game of cribbage, over which they yawn much.	В окне нижнего этажа видны два странствующих торговца, видимо, играющие в крибедж и усердно зевающие за игрой.
To them enters one looking like Boots (the Honourable G.	К ним подходит некто, смахивающий на коридорного (по чтенный Дж.
Ringwood), which character the young gentleman performed to perfection, and divests them of their lower coverings; and presently Chambermaid (the Right Honourable Lord Southdown) with two candlesticks, and a warming-pan.	Рингвуд), - каковую роль молодой джентльмен провел в совершенстве, - и стаскивает с них сапоги. Появляется служанка (достопочтенный лорд Саутдаун) с двумя подсвечниками и грелкой.
She ascends to the upper apartment and warms the bed.	Служанка поднимается в верхний этаж и согревает постель.
She uses the warming-pan as a weapon wherewith she wards off the attention of the bagmen.	С помощью этой же грелки она отваживает не в меру любезных торговцев.
She exits.	Служанка уходит.
They put on their night-caps and pull down the blinds.	Торговцы надевают ночные колпаки и опускают шторы.
Boots comes out and closes the shutters of the ground-floor chamber.	Выходит коридорный и закрывает ставни на окнах нижнего этажа.
You hear him bolting and chaining the door within.	Слышно, как он изнутри задвигает засовы и закрывает дверь на цепочку.
All the lights go out.	Все огни гаснут.
The music plays Dormez, dormez, chers Amours.	Myзыка играет "Dormez, dormez, chers Amours!" {"Спите, спите, любимые!" (франц.).}.
A voice from behind the curtain says,	Голос из-за занавеса говорит:
"First syllable."	– Первый слог.
Second syllable.	Второй слог.
The lamps are lighted up all of a sudden.	Лампы сразу загораются.
The music plays the old air from John of Paris, Ah quel plaisir d'etre en voyage. It is the same scene.	Музыка играет старую мелодию из "Иоанна Парижского": "Ah, quel plaisir d'etre en voyage!" {"О, как приятно быть в пути!" (франц.).} Декорация та же.
Between the first and second floors of the house represented, you behold a sign on which the Steyne arms are painted.	На фасаде дома, между первым и вторым этажами, вывеска, на которой нарисован герб Стайнов.
All the bells are ringing all over the house.	По всему дому беспрерывно звонят звонки.
In the lower apartment you see a man with a long slip of paper presenting it to another, who shakes his fists, threatens and vows that it is monstrous.	В нижнем помещении один человек показывает другому длинную полосу бумаги; тот машет кулаком, грозит и клянется, что это грабеж.

"Ostler, bring round my gig," cries another at the door.	"Конюх, подавайте мою коляску!" - кричит кто-то третий у дверей.
He chucks Chambermaid (the Right Honourable Lord Southdown) under the chin; she seems to deplore his absence, as Calypso did that of that other eminent traveller Ulysses.	Он треплет горничную (достопочтенного лорда Саутдауна) по под бородку; та, по-видимому, горюет, провожая его, как горевала Калипсо, провожая другого знаменитого путешественника, Улисса.
Boots (the Honourable G.	Коридорный (почтенный Дж.
Ringwood) passes with a wooden box, containing silver flagons, and cries	Рингвуд) проходит с деревянным ящиком, в котором стоят серебряные жбаны, и выкрикивает:
"Pots" with such exquisite humour and naturalness that the whole house rings with applause, and a bouquet is thrown to him.	"Кому пива?" - так смешно и естественно, что вся зала разражается аплодисментами и актеру бросают букет цветов.
Crack, crack, crack, go the whips.	За сцепоп раздается щелканье бича.
Landlord, chambermaid, waiter rush to the door, but just as some distinguished guest is arriving, the curtains close, and the invisible theatrical manager cries out	Хозяин, горничная, слуга бросаются к дверям. Но в тот момент, когда подъезжает какой-то именитый гость, занавес падает и невидимый режиссер спектакля кричит:
"Second syllable."	– Второй слог!
"I think it must be 'Hotel,'" says Captain Grigg of the Life Guards; there is a general laugh at the Captain's cleverness. He is not very far from the mark.	– Мне кажется, это означает "отель", - говорит лейб-гвардеец капитан Григ. Общий хохот: капитан очень недалек от истины.
While the third syllable is in preparation, the band begins a nautical medley--"All in the Downs,"	Пока идет подготовка к третьему слогу, оркестр начинает играть морское попурри: "Весь в Даунсе флот на якорь стал",
"Cease Rude Boreas,"	"Уймись, Борей суровый",
"Rule Britannia,"	"Правь, Британия",
"In the Bay of Biscay O!"--some maritime event is about to take place.	"Там, в Бискайском заливе, эй!". Ясно, что будут происходить какие-то события на море.
A bell is heard ringing as the curtain draws aside.	Звонит колокол, занавес раздвигается.
"Now, gents, for the shore!" a voice exclaims.	"Джентльмены, сейчас отчаливаем!" - восклицает чей-то голос.
People take leave of each other.	Люди начинают прощаться.
They point anxiously as if towards the clouds, which are represented by a dark curtain, and they nod their heads in fear.	Они со страхом указывают на тучи, которые изображаются темным занавесом, и боязливо качают головами.
Lady Squeams (the Right Honourable Lord Southdown), her lap-dog, her bags, reticules, and husband sit down, and cling hold of some ropes.	Леди Сквимс (достопочтенный лорд Саутдаун) со своей собачкой, сундуками, ридикюлями и супругом занимает место и крепко вцепляется в какие-то канаты.
It is evidently a ship.	Очевидно, это корабль.

The Captain (Colonel Crawley, C.B.), with a cocked hat and a telescope, comes in, holding his hat on his head, and looks out; his coat tails fly about as if in the wind.	Входит капитан (полковник и кавалер ордена Бани Кроули) в треугольной шляпе, с подзорной трубой; придерживая шляпу, он смотрит вдаль: фалды его мундира развеваются как бы от сильною ветра.
When he leaves go of his hat to use his telescope, his hat flies off, with immense applause.	Когда он отнимает от шляпы руку, чтобы взять подзорную трубу, шляпа с него слетает под гром аплодисментов.
It is blowing fresh.	Ветер крепчает.
The music rises and whistles louder and louder; the mariners go across the stage staggering, as if the ship was in severe motion.	Музыка гремит и свистит все громче и громче. Матросы ходят по сцене пошатываясь, словно корабль страшно качает.
The Steward (the Honourable G.	Буфетчик (почтенный Дж.
Ringwood) passes reeling by, holding six basins.	Рингвуд), едва держась на ногах, приносит шесть тазиков.
He puts one rapidly by Lord Squeams--Lady Squeams, giving a pinch to her dog, which begins to howl piteously, puts her pocket-handkerchief to her face, and rushes away as for the cabin.	Быстро подставляет один тазик лорду Сквимсу. Леди Сквимс дает пинка собаке, та поднимает жалобный вой, дама прикладывает к лицу носовой платок и стремительно убегает как бы в каюту.
The music rises up to the wildest pitch of stormy excitement, and the third syllable is concluded.	Музыка изображает высшую степень бурного волнения, и третий слог заканчивается.
There was a little ballet,	В то время был в моде небольшой балет
"Le Rossignol," in which Montessu and Noblet used to be famous in those days, and which Mr. Wagg transferred to the English stage as an opera, putting his verse, of which he was a skilful writer, to the pretty airs of the ballet.	"Le Rossignol" {"Соловей" (франц.).} (в котором отличились Монтесю и Нобле). Мистер Уэг переделал его в оперу для английской сцены, сочинив к прелестным мелодиям балета свои стихи, на что он был великий мастер.
It was dressed in old French costume, and little Lord Southdown now appeared admirably attired in the disguise of an old woman hobbling about the stage with a faultless crooked stick.	Опера шла в старинных французских костюмах, и на этот раз изящный лорд Саутдаун появился преображенный в старуху, ковылявшую по сцене с клюкой в руке.
Trills of melody were heard behind the scenes, and gurgling from a sweet pasteboard cottage covered with roses and trellis work.	Из маленькой картонной хижины, увитой розами и плющом, доносятся рулады и трели.
"Philomele, Philomele," cries the old woman, and Philomele comes out.	"Филомела, Филомела!" - кричит старуха. И появляется Филомела.
More applause--it is Mrs. Rawdon Crawley in powder and patches, the most ravissante little Marquise in the world.	Взрыв аплодисментов: это миссис Родон Кроули -восхитительная маркиза в пудреном парике и с мушками.
She comes in laughing, humming, and frisks about the stage with all the innocence of theatrical youth--she makes a curtsey.	Смеясь и напевая, входит она, порхает по сцене со всей грацией театральной юности, делает реверанс.
Mamma says	"Мама" ей говорит:
"Why, child, you are always laughing and singing," and away she goes, with--	"Дитя мое, ты, как всегда, смеешься и распеваешь?" И она поет

THE ROSE UPON MY BALCONY	"Розу у балкона":
The rose upon my balcony the morning air perfuming Was leafless all the winter time and pining for the spring; You ask me why her breath is sweet and why her cheek is blooming, It is because the sun is out and birds begin to sing.	Пунцовых роз душистый куст у моего балкона Безлиствен был все дни зимы и ждал: когда весна? Ты спросишь: что ж он рдеет так и дышит так влюбленно? То солнце на небо взошло, и песня птиц слышна.
The nightingale, whose melody is through the greenwood ringing, Was silent when the boughs were bare and winds were blowing keen: And if, Mamma, you ask of me the reason of his singing, It is because the sun is out and all the leaves are green.	И соловей, чья трель звенит все громче и чудесней, Безмолвен был в нагих ветвях под резкий ветра свист. И если, мама, спросишь ты причину этой песни: То солнце на небо взошло и зелен каждый лист.
Thus each performs his part, Mamma, the birds have found their voices, The blowing rose a flush, Mamma, her bonny cheek to dye; And there's sunshine in my heart, Mamma, which wakens and rejoices, And so I sing and blush, Mamma, and that's the reason why.	Так, мама, все нашли свое: певучий голос - птицы, А роза, мама, - алый цвет к наряду своему; И в сердце, мама, у меня веселый луч денницы, И вот я рдею и пою, - ты видишь, почему? {*} {* Перевод М. Л. Лозинского.}
During the intervals of the stanzas of this ditty, the good-natured personage addressed as Mamma by the singer, and whose large whiskers appeared under her cap, seemed very anxious to exhibit her maternal affection by embracing the innocent creature who performed the daughter's part.	В промежутках между куплетами этого романса добродушная особа, которую певица называла мамон и у которой из-под чепца выглядывали пышные бакенбарды, очень старалась выказать свою материнскую любовь, заключив в объятие невинное создание, исполнявшее роль дочери.
Every caress was received with loud acclamations of laughter by the sympathizing audience.	Каждую такую попытку публика встречала взрывами сочувственного смеха.
At its conclusion (while the music was performing a symphony as if ever so many birds were warbling) the whole house was unanimous for an encore: and applause and bouquets without end were showered upon the Nightingale of the evening.	Когда певица кончила и оркестр заиграл симфонию, изображая как бы щебетание птичек, вся зала единодушно потребовала повторения номера. Аплодисментам и букетам не было конца.
Lord Steyne's voice of applause was loudest of all.	Лорд Стайн кричал и аплодировал громче всех.
Becky, the nightingale, took the flowers which he threw to her and pressed them to her heart with the air of a consummate comedian.	Бекки - соловей - подхватила цветы, которые он ей бросил, и прижала их к сердцу с ВРДОМ заправской актрисы.
Lord Steyne was frantic with delight.	Лорд Стайн был вне себя от восторга.
His guests' enthusiasm harmonized with his own.	Его гости дружно ему вторили.
Where was the beautiful black-eyed Houri whose appearance in the first charade had caused such delight?	Куда девалась черноокая гурия, появление которой в первой шараде вызвало такие восторги!
She was twice as handsome as Becky, but the brilliancy of the latter had quite eclipsed her.	Она была вдвое красивее Бекки, но та совершенно затмила ее своим блеском.
All voices were for her.	Все голоса были отданы Бекки.

Stephens, Caradori, Ronzi de Begnis, people compared her to one or the other, and agreed with good reason, very likely, that had she been an actress none on the stage could have surpassed her.	Стивенс, Карадори, Ронци де Беньис - публика сравнивала ее то с одной из них, то с другой и приходила к единодушному выводу - вероятно, вполне основательно, - что, будь Бекки артисткой, ни одна из этих прославленных певиц не могла бы ее произойти.
She had reached her culmination: her voice rose trilling and bright over the storm of applause, and soared as high and joyful as her triumph.	Бекки достигла вершины своего торжества, ее звонкий голосок высоко и радостно взлетал над бурей похвал и рукоплесканий.
There was a ball after the dramatic entertainments, and everybody pressed round Becky as the great point of attraction of the evening.	После спектакля начался бал, и все устремились к Бекки, как к самой привлекательной женщине в этой огромной зале.
The Royal Personage declared with an oath that she was perfection, and engaged her again and again in conversation.	Особа королевской фамилии клятвенно заверяла, что Бекки - совершенство, и снова и снова вступала с нею в разговор.
Little Becky's soul swelled with pride and delight at these honours; she saw fortune, fame, fashion before her.	Осыпаемая этими почестями, маленькая Бекки задыхалась от гордости и счастья; она видела перед собой богатство, славу, роскошь.
Lord Steyne was her slave, followed her everywhere, and scarcely spoke to any one in the room beside, and paid her the most marked compliments and attention.	Лорд Стайн был ее рабом; он ходил за нею по пятам и почти ни с кем, кроме нее, не разговаривал, оказывая ей самое явное предпочтение.
She still appeared in her Marquise costume and danced a minuet with Monsieur de Truffigny, Monsieur Le Duc de la Jabotiere's attache; and the Duke, who had all the traditions of the ancient court, pronounced that Madame Crawley was worthy to have been a pupil of Vestris, or to have figured at Versailles.	Она все еще была одета в костюм маркизы и протанцевала менуэт с господином де Трюфиньи, атташе господина герцога де ля Жаботьера. И герцог, верный традициям прежнего двора, заявил, что мадам Кроули вполне могла бы учиться у Вестриса и блистать на балах в Версале.
Only a feeling of dignity, the gout, and the strongest sense of duty and personal sacrifice prevented his Excellency from dancing with her himself, and he declared in public that a lady who could talk and dance like Mrs. Rawdon was fit to be ambassadress at any court in Europe.	Только чувство собственного достоинства, подагра и строжайшее сознание долга удержали его светлость от намерения самому потанцевать с Бекки. И он провозгласил во всеуслышание, что дама, которая умеет так говорить и танцевать, как миссис Родон, достойна быть посланницей при любом европейском дворе.
He was only consoled when he heard that she was half a Frenchwoman by birth.	Он успокоился, только когда услышал, что она по рождению наполовину француженка.
"None but a compatriot," his Excellency declared, "could have performed that majestic dance in such a way."	"Никто, кроме моей соотечественницы, - объявил его светлость, - не мог бы так исполнить этот величественный танец".
Then she figured in a waltz with Monsieur de Klingenspohr, the Prince of Peterwaradin's cousin and attache.	Затем Бекки выступила в вальсе с господином Клингеншпором, двоюродным братом и атташе князя Петроварадинского.

The delighted Prince, having less retenue than his French diplomatic colleague, insisted upon taking a turn with the charming creature, and twirled round the ball-room with her, scattering the diamonds out of his boot-tassels and hussar jacket until his Highness was fairly out of breath.	Восхищенный князь, обладавший меньшей выдержкой, чем его французский коллега -дипломат, тоже пожелал пригласить очаровательное создание на тур вальса и кружился с Бекки по зале, теряя брильянты с кисточек своих сапог и гусарского ментика, пока совсем не запыхался.
Papoosh Pasha himself would have liked to dance with her if that amusement had been the custom of his country.	Сам Папуш-паша был бы не прочь поплясать с Бекки, если бы такое развлечение допускалось обычаями его родины.
The company made a circle round her and applauded as wildly as if she had been a Noblet or a Taglioni.	Гости образовали круг и аплодировали Бекки так неистово, словно она была какой-нибудь Нобле или Тальони.
Everybody was in ecstacy; and Becky too, you may be sure.	Все были в полном восторге, не исключая, разумеется, и самой Бекки.
She passed by Lady Stunnington with a look of scorn.	Она прошла мимо леди Станингтон, смерив ее презрительным взглядом.
She patronized Lady Gaunt and her astonished and mortified sister-in-law--she ecrased all rival charmers.	Она покровительственно разговаривала с леди Г оит и с ее изумленной и разобиженной невесткой, она буквально сокрушила всех своих соперниц.
As for poor Mrs. Winkworth, and her long hair and great eyes, which had made such an effect at the commencement of the evening--where was she now?	Что же касается бедной миссис Уинкворт и ее длинных кос и больших глаз, имевших такой успех в начале вечера, то где она была теперь?
Nowhere in the race.	Она осталась за флагом.
She might tear her long hair and cry her great eyes out, but there was not a person to heed or to deplore the discomfiture.	Она могла бы вырвать все свои длинные волосы и выплакать свои большие глаза, и ни один человек не обратил бы на это внимание и не посочувствовал бы ей.
The greatest triumph of all was at supper time.	Самый большой триумф ждал Бекки за ужином.
She was placed at the grand exclusive table with his Royal Highness the exalted personage before mentioned, and the rest of the great guests.	Ее посадили за особый стол вместе с его королевским высочеством - тем самым членом царствующего дома, о котором мы уже упоминали, - и прочими знатными гостями.
She was served on gold plate.	Ей подавали яства на золотых блюдах.
She might have had pearls melted into her champagne if she liked--another Cleopatra--and the potentate of Peterwaradin would have given half the brilliants off his jacket for a kind glance from those dazzling eyes.	Как новая Клеопатра, она могла бы повелеть, чтобы в ее бокале с шампанским растворили жемчуг, а владетельный князь Петроварадинский отдал бы половину брильянтов, украшавших его ментик, за ласковый взгляд ее сверкающих глаз.
Jabotiere wrote home about her to his government.	Жаботьер написал о Бекки своему правительству.
The ladies at the other tables, who supped off mere silver and marked Lord Steyne's constant attention to her, vowed it was a monstrous infatuation, a gross insult to ladies of rank.	Дамы за другими столами, где ужин подавался на серебре, заметили, какое внимание лорд Стайн оказывает Бекки, и в один голос заявили, что такое ослепление с его стороны чудовищно и оскорбительно для всякой женщины благородного происхождения.

If sarcasm could have killed, Lady Stunnington would have slain her on the spot.	Если бы сарказм мог убивать, леди Станингтон сразила бы Бекки на месте.
Rawdon Crawley was scared at these triumphs.	Родона Кроули эти триумфы пугали.
They seemed to separate his wife farther than ever from him somehow.	Казалось, они все больше отдаляли от него жену.
He thought with a feeling very like pain how immeasurably she was his superior.	С чувством, очень близким к боли, он думал о том, как ему далеко до Бекки.
When the hour of departure came, a crowd of young men followed her to her carriage, for which the people without bawled, the cry being caught up by the link-men who were stationed outside the tall gates of Gaunt House, congratulating each person who issued from the gate and hoping his Lordship had enjoyed this noble party.	Когда настал час разъезда, целая толпа молодых людей вышла провожать Бекки до кареты, вызванной для нее лакеями; крик лакеев подхватили дежурившие за высокими воротами Гонт-Хауса слуги с фонарями, которые желали счастливого пути каждому гостю, выезжавшему из ворот, и выражали надежду, что его милость приятно провел время.
Mrs. Rawdon Crawley's carriage, coming up to the gate after due shouting, rattled into the illuminated court-yard and drove up to the covered way.	Карета миссис Родон Кроули после должных выкриков подъехала к воротам, прогрохотала по освещенному двору и подкатила к крытому подъезду.
Rawdon put his wife into the carriage, which drove off.	Родон усадил жену в карету, и она уехала.
Mr. Wenham had proposed to him to walk home, and offered the Colonel the refreshment of a cigar.	Самому полковнику мистер Уэн-хем предложил идти домой пешком и угостил его сигарой.
They lighted their cigars by the lamp of one of the many link-boys outside, and Rawdon walked on with his friend Wenham.	Они закурили от фонаря одного из слуг, стоявших за воротами, и Родон зашагал по улице рядом со своим другом Уэнхемом.
Two persons separated from the crowd and followed the two gentlemen; and when they had walked down Gaunt Square a few score of paces, one of the men came up and, touching Rawdon on the shoulder, said,	Два каких-то человека отделились от толпы и последовали за обоими джентльменами. Пройдя несколько десятков шагов, один из этих людей приблизился и, дотронувшись до плеча Родона, сказал:
"Beg your pardon, Colonel, I vish to speak to you most particular."	– Простите, полковник: мне нужно поговорить с вами по секретному делу.
This gentleman's acquaintance gave a loud whistle as the latter spoke, at which signal a cab came clattering up from those stationed at the gate of Gaunt House--and the aide-de-camp ran round and placed himself in front of Colonel Crawley.	В ту же минуту его спутник громко свистнул, и по его знаку к ним быстро подкатил кеб - из тех, что стояли у ворот Гонт-Хауса. Тот, кто позвал карету, обежал кругом и занял позицию перед полковником Кроули.
That gallant officer at once knew what had befallen him. He was in the hands of the bailiffs.	Бравый офицер сразу понял, что с ним приключилось: он попал в руки бейлифов.
He started back, falling against the man who had first touched him.	Он сделал шаг назад - и налетел на того человека, который первым тронул его за плечо.
"We're three on us--it's no use bolting," the man behind said.	– Нас трое: сопротивление бесполезно, - сказал тот.
"It's you, Moss, is it?" said the Colonel, who appeared to know his interlocutor.	– Это вы, Мосс? – спросил полковник, очевидно, узнав своего собеседника.
"How much is it?"	– Сколько надо платить?