Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

Теккерей Уильям Мейкпис

The before-mentioned Tom Eaves (who has no part in this history, except that he knew all the great folks in London, and the stories and mysteries of each family) had further information regarding my Lady Steyne, which may or may not be true.	Упомянутый раньше Том Ивз (который не имеет никакого отношения к нашему рассказу, за исключением того, что знает весь лондонский свет, а также историю и тайны всех знатных фамилий) сообщил мне дальнейшие сведения относительно миледи Стайн, возможно достоверные, а возможно и выдуманные.
"The humiliations," Tom used to say, "which that woman has been made to undergo, in her own house, have been frightful; Lord Steyne has made her sit down to table with women with whom I would rather die than allow Mrs. Eaves to associate--with Lady Crackenbury, with Mrs. Chippenham, with Madame de la Cruchecassee, the French secretary's wife (from every one of which ladies Tom Eaves--who would have sacrificed his wife for knowing them--was too glad to get a bow or a dinner) with the REIGNING FAVOURITE in a word.	– Унижения, которым подвергалась эта леди у себя в доме, - рассказывал Том, - были ужасны. Лорд Стайн заставлял ее садиться за стол с такими женщинами, что я скорее умер бы, чем позволил миссис Ивз встречаться с ними, - с леди Крекенбери, с миссис Чипинхем, с мадам де ля Крюшкассе, женой французского секретаря (от любой из этих дам Том Ивз, который с наслаждением пожертвовал бы для них собственной женой, был бы счастлив получить поклон или приглашение на обед), - одним словом, со всеми царствовавшими фаворитками.
And do you suppose that that woman, of that family, who are as proud as the Bourbons, and to whom the Steynes are but lackeys, mushrooms of yesterday (for after all, they are not of the Old Gaunts, but of a minor and doubtful branch of the house); do you suppose, I say (the reader must bear in mind that it is always Tom Eaves who speaks) that the Marchioness of Steyne, the haughtiest woman in England, would bend down to her husband so submissively if there were not some cause?	И неужели вы думаете, что эта леди из такой фамилии, не уступающей в гордости самим Бурбонам, для которой Стайны просто лакеи, выскочки (ибо это, в сущности, не старинные Гонты, а младшая, сомнительная ветвь дома), -неужели вы думаете, говорю я (читатель не должен забывать, это говорит Том Ивз), что маркиза Стайн, самая надменная женщина в Англии, так покорилась бы своему супругу, если бы на то не было особых причин?
Pooh!	Вздор!
I tell you there are secret reasons.	Поверьте мне, есть тайные причины!
I tell you that, in the emigration, the Abbe de la Marche who was here and was employed in the Quiberoon business with Puisaye and Tinteniac, was the same Colonel of Mousquetaires Gris with whom Steyne fought in the year	И я скажу вот что: эмигрировавший сюда аббат де ля Марш, участвовавший в Киберонском деле вместе с Пюизе и Тентаньяком, был тот самый полковник "серых мушкетеров", с которым Стайн дрался на дуэли в восемьдесят шестом году, и вот... он снова встретился с маркизой.
'86--that he and the Marchioness met again--that it was after the Reverend Colonel was shot in Brittany that Lady Steyne took to those extreme practices of devotion which she carries on now; for she is closeted with her director every day--she is at service at Spanish Place, every morning, I've watched her there--that is, I've happened to be passing there--and depend on it, there's a mystery in her case.	После того как преподобный полковник был убит в Бретани, леди Стайн предалась той набожной жизни, которую ведет до сих пор; она каждый день запирается со своим духовником и каждое утро посещает богослужение на Испанской площади. Я выследил ее там - то есть случайно встретил, - и будьте уверены, тут непременно скрывается тайна.
People are not so unhappy unless they have something to repent of," added Tom Eaves with a knowing wag of his head; "and depend on it, that woman would not be so submissive as she is if the Marquis had not some sword to hold over her."	Люди не бывают так несчастны, если им не в чем раскаиваться, - добавил Том Ивз, глубокомысленно покачивая головою, - будьте уверены, эта женщина никогда не была бы так покорна, если бы у маркиза не было меча, занесенного над ее головой.

So, if Mr. Eaves's information be correct, it is very likely that this lady, in her high station, had to submit to many a private indignity and to hide many secret griefs under a calm face.	Итак, если сведения мистера Ивза правильны, то этой леди, невзирая на ее высокое положение, приходилось выносить немало личных унижений и под наружным спокойствием скрывать много тайного горя.
And let us, my brethren who have not our names in the Red Book, console ourselves by thinking comfortably how miserable our betters may be, and that Damocles, who sits on satin cushions and is served on gold plate, has an awful sword hanging over his head in the shape of a bailiff, or an hereditary disease, or a family secret, which peeps out every now and then from the embroidered arras in a ghastly manner, and will be sure to drop one day or the other in the right place.	Так давайте же, братья мои, чьи имена не вписаны в Красную книгу, давайте утешаться приятной мыслью, что и те, кто поставлен выше нас, бывают несчастливы, что у Дамокла, сидящего на атласных подушках и обедающего на золоте, висит над головой грозный меч - в виде судебного пристава, наследственной болезни или фамильной тайны; этот меч, как некое привидение, то и дело выглядывает из-за вышитых занавесей и в один прекрасный день обрушится и сразит несчастного.
In comparing, too, the poor man's situation with that of the great, there is (always according to Mr. Eaves) another source of comfort for the former.	И если сравнивать положение бедняка с положением знатного вельможи, то (опять-таки по словам Ивза) первый всегда найдет себе какой-то источник утешения.
You who have little or no patrimony to bequeath or to inherit, may be on good terms with your father or your son, whereas the heir of a great prince, such as my Lord Steyne, must naturally be angry at being kept out of his kingdom, and eye the occupant of it with no very agreeable glances.	Поскольку вы не ждете наследства и никто не ждет его от вас, вы можете быть в наилучших отношениях с вашим отцом и сыном; а между тем наследник такого высокородного вельможи, как милорд Стайн, не может не злиться, ибо он чувствует себя в некотором роде отрешенным от власти и, следовательно, смотрит на своего соперника далеко не дружелюбным взглядом.
"Take it as a rule," this sardonic old Eaves would say, "the fathers and elder sons of all great families hate each other.	– Считайте за правило, - говорит мистер Ивз, этот старый циник, - что все отцы и старшие сыновья знатных фамилий ненавидят друг друга.
The Crown Prince is always in opposition to the crown or hankering after it.	Наследный принц всегда находится в оппозиции к короне или нетерпеливо протягивает к ней руки.
Shakespeare knew the world, my good sir, and when he describes Prince Hal (from whose family the Gaunts pretend to be descended, though they are no more related to John of Gaunt than you are) trying on his father's coronet, he gives you a natural description of all heirs apparent.	Шекспир знал свет, дорогой мой сэр, и когда он изображает, как принц Хел (которого семья Гонтов числит своим предком, хотя они имеют не больше отношения к Джону Гонту, чем вы)... как принц Хел примеряет отцовскую корону, он дает вам верное изображение всякого законного наследника.
If you were heir to a dukedom and a thousand pounds a day, do you mean to say you would not wish for possession?	Если бы вы были наследником герцогства и тысячи фунтов в день, неужели вы не пожелали бы овладеть ими?
Pooh!	Вздор!
And it stands to reason that every great man, having experienced this feeling towards his father, must be aware that his son entertains it towards himself; and so they can't but be suspicious and hostile.	И совершенно понятно, что всякий знатный человек, испытавший эти чувства по отношению к своему отцу, отлично знает, что сын его питает те же чувства по отношению к нему самому; не удивительно, что они всегда относятся друг к другу недоверчиво и враждебно.

"Then again, as to the feeling of elder towards younger sons.	То же самое в отношении старшего сына к младшим.
My dear sir, you ought to know that every elder brother looks upon the cadets of the house as his natural enemies, who deprive him of so much ready money which ought to be his by right.	Вам должно быть как нельзя лучше известно, любезный сэр, что каждый старший брат смотрит на младших в доме как на естественных врагов, лишающих его наличных денег, которые должны по праву принадлежать ему.
I have often heard George Mac Turk, Lord Bajazet's eldest son, say that if he had his will when he came to the title, he would do what the sultans do, and clear the estate by chopping off all his younger brothers' heads at once; and so the case is, more or less, with them all.	Я часто слышал, как Джордж Мак-Турк, старший сын лорда Баязета, говорил, что, будь его воля, он, получив титул, сделал бы то, что делают султаны: очистил бы имение, сразу отрубив головы всем младшим братьям. И все они так думают.
I tell you they are all Turks in their hearts.	Уверяю вас, каждый из них - турок в душе.
Pooh! sir, they know the world."	Да, сэр, они знают свет!
And here, haply, a great man coming up, Tom Eaves's hat would drop off his head, and he would rush forward with a bow and a grin, which showed that he knew the world too--in the Tomeavesian way, that is.	В эту минуту рядом проходил какой-то знатный вельможа, - шляпа Тома Ивза слетела с его головы, и он бросился вперед с поклоном и улыбкой. Это доказывало, что и он тоже знает свет - по-своему, по том-ивзовски, конечно.
And having laid out every shilling of his fortune on an annuity, Tom could afford to bear no malice to his nephews and nieces, and to have no other feeling with regard to his betters but a constant and generous desire to dine with them.	Вложив все свое состояние до единого шиллинга в ежегодную ренту, Том мог без злобы относиться к своим племянникам и племянницам, а по отношению к вышестоящим не питал других чувств, кроме постоянного и бескорыстного желания у них пообедать.
Between the Marchioness and the natural and tender regard of mother for children, there was that cruel barrier placed of difference of faith.	Между маркизой и естественным, нежным отношением матери к детям стояла суровая преграда в виде различия вероисповеданий.
The very love which she might feel for her sons only served to render the timid and pious lady more fearful and unhappy.	Самая ее любовь к сыновьям только увеличивала горе и страх этой набожной леди.
The gulf which separated them was fatal and impassable.	Ее отделяла от детей роковая бездна.
She could not stretch her weak arms across it, or draw her children over to that side away from which her belief told her there was no safety.	Она не могла протянуть свои слабые руки через эту бездну, не могла перетащить своих детей на тот ее край, где их, как она верила, ждало спасение.
During the youth of his sons, Lord Steyne, who was a good scholar and amateur casuist, had no better sport in the evening after dinner in the country than in setting the boys' tutor, the Reverend Mr. Trail (now my Lord Bishop of Ealing) on her ladyship's director, Father Mole, over their wine, and in pitting Oxford against St. Acheul.	Пока сыновья еще были молоды, лорд Стайн, ученый человек и любитель казуистики, устраивал у себя в имении по вечерам, после обеда, за стаканом вина веселое развлечение, стравливая воспитателя своих сыновей, преподобного мистера Трэйла(ныне милорда епископа Илингского), с духовником миледи, отцом Молем, и напуская Оксфорд на Сент-Ашель.
He cried "Bravo, Latimer!	– Браво, Летимер!

Well said, Loyola!" alternately; he promised Mole a bishopric if he would come over, and vowed he would use all his influence to get Trail a cardinal's hat if he would secede.	Хорошо сказано, Лойола! – восклицал он по очереди. Он обещал сделать Моля епископом, если тот перейдет в англиканство, и клялся употребить все свое влияние, чтобы добыть Трэйлу кардинальскую шапку, если он отступит от своей веры.
Neither divine allowed himself to be conquered, and though the fond mother hoped that her youngest and favourite son would be reconciled to her church--his mother church--a sad and awful disappointment awaited the devout lady--a disappointment which seemed to be a judgement upon her for the sin of her marriage.	Но ни один из богословов не сдавался. И хотя любящая мать надеялась, что ее младший и любимый сын вернется в лоно истинной церкви, церкви его матери, - ужасное, горькое разочарование ожидало набожную леди -разочарование, которое казалось возмездием за греховность ее замужества.
My Lord Gaunt married, as every person who frequents the Peerage knows, the Lady Blanche Thistlewood, a daughter of the noble house of Bareacres, before mentioned in this veracious history.	Лорд Гонт женился, как известно всякому, кто вращается в обществе пэров, на леди Бланш Тислвуд, дочери благородной фамилии Бейракрсов, упоминавшихся уже в этой правдивой повести.
A wing of Gaunt House was assigned to this couple; for the head of the family chose to govern it, and while he reigned to reign supreme; his son and heir, however, living little at home, disagreeing with his wife, and borrowing upon post-obits such moneys as he required beyond the very moderate sums which his father was disposed to allow him.	Молодой чете было отведено одно крыло Гонт-Хауса: ибо глава дома хотел властвовать и, пока царил, - царить безраздельно. Однако его сын и наследник мало жил дома, не ладил с женой и занимал столько денег - с обязательством заплатить по получении наследства, - сколько ему было необходимо сверх тех скромных сумм, которые отец милостиво выдавал ему.
The Marquis knew every shilling of his son's debts.	Маркизу были хорошо известны все долги сына до последнего шиллинга.
At his lamented demise, he was found himself to be possessor of many of his heir's bonds, purchased for their benefit, and devised by his Lordship to the children of his younger son.	После его безвременной кончины оказалось, что маркиз был владельцем многих векселей своего наследника, скупленных его милостью и завещанных детям младшего сына.
As, to my Lord Gaunt's dismay, and the chuckling delight of his natural enemy and father, the Lady Gaunt had no children--the Lord George Gaunt was desired to return from Vienna, where he was engaged in waltzing and diplomacy, and to contract a matrimonial alliance with the Honourable Joan, only daughter of John Johnes, First Baron Helvellyn, and head of the firm of Jones, Brown, and Robinson, of Threadneedle Street, Bankers; from which union sprang several sons and daughters, whose doings do not appertain to this story.	К огорчению милорда Г онта и к злобной радости его естественного врага - отца, леди Гонт была бездетна; поэтому лорду Джорджу Гонту было предписано вернуться из Вены, где он был занят дипломатией и вальсами, и вступить в брачный союз с достопочтенной Джоанной, единственной дочерью Джона Джонса, только что пожалованного барона Хельвелина и главы банкирской фирмы "Джонс, Браун и Робинсон" на Треднидл-стрит. От этого союза произошли несколько сыновей и дочерей, жизнь и деяния которых не входят в нашу повесть.
The marriage at first was a happy and prosperous one.	На первых порах это был счастливый и благополучный брак.
My Lord George Gaunt could not only read, but write pretty correctly.	Милорд Джордж Г онт умел не только читать, но и сравнительно правильно писать.
He spoke French with considerable fluency; and was one of the finest waltzers in Europe.	Он довольно бегло говорил по-французски и был одним из лучших танцоров Европы.

With these talents, and his interest at home, there was little doubt that his lordship would rise to the highest dignities in his profession.	Нельзя было сомневаться, что, обладая такими талантами и таким положением на родине, его милость достигнет на своем поприще высших ступеней.
The lady, his wife, felt that courts were her sphere, and her wealth enabled her to receive splendidly in those continental towns whither her husband's diplomatic duties led him.	Миледп, его жена, чувствовала себя созданной для придворной жизни; ее средства давали ей возможность устраивать роскошные приемы в тех европейских городах, куда призывали мужа его дипломатические обязанности.
There was talk of appointing him minister, and bets were laid at the Travellers' that he would be ambassador ere long, when of a sudden, rumours arrived of the secretary's extraordinary behaviour. At a grand diplomatic dinner given by his chief, he had started up and declared that a pate de foie gras was poisoned.	Шли толки о назначении его посланником, у "Путешественников" держали даже пари, что он вскоре будет послом, когда вдруг разнесся слух о странном поведении секретаря посольства: на большом дипломатическом обеде он вдруг вскочил и заявил, что pate de foie gras {Паштет из гусиной печенки (франц.).} отравлен.
He went to a ball at the hotel of the Bavarian envoy, the Count de Springbock-Hohenlaufen, with his head shaved and dressed as a Capuchin friar.	Затем он явился на бал в дом баварского посланника, графа Шпрингбок-Гогенлауфена, с бритой головой и в костюме капуцина.
It was not a masked ball, as some folks wanted to persuade you.	А между тем это был отнюдь не костюмированный бал, как потом уверяли.
It was something queer, people whispered.	– Тут что-то неладно, - шептала молва.
His grandfather was so.	– С его дедом было то же самое.
It was in the family.	Это у них в семье.
His wife and family returned to this country and took up their abode at Gaunt House.	Его супруга и дети вернулись на родину и поселились в Гонт-Хаусе.
Lord George gave up his post on the European continent, and was gazetted to Brazil.	Лорд Джордж оставил свой пост на европейском континенте и был послан, как извещала "Газета", в Бразилию.
But people knew better; he never returned from that Brazil expedition--never died there--never lived there--never was there at all.	Но людей не обманешь: он никогда не возвращался из поездки в Бразилию, никогда не умирал там, никогда не жил там и даже никогда там не был.
He was nowhere; he was gone out altogether.	Его, в сущности, нигде не было: он исчез.
"Brazil," said one gossip to another, with a grin--"Brazil is St. John's Wood.	– Бразилия, - передавал с усмешкою один сплетник другому, - Бразилия - это Сен-Джонс-Вуд.
Rio de Janeiro is a cottage surrounded by four walls, and George Gaunt is accredited to a keeper, who has invested him with the order of the Strait-Waistcoat."	Рио-де-Жанейро - это домик, окруженный высокой стеной; и Джордж Гонт аккредитован при надзирателе, который наградил его орденом Смирительной рубашки.
These are the kinds of epitaphs which men pass over one another in Vanity Fair.	Такими эпитафиями удостаивают друг друга люди на Ярмарке Тщеславия.
Twice or thrice in a week, in the earliest morning, the poor mother went for her sins and saw the poor invalid.	Два или три раза в неделю, рано утром, бедная мать, казнясь за грехи, ездила навещать беднягу.

Sometimes he laughed at her (and his laughter was more pitiful than to hear him cry); sometimes she found the brilliant dandy diplomatist of the Congress of Vienna dragging about a child's toy, or nursing the keeper's baby's doll.	Иногда он смеялся при виде ее (и этот смех был для матери горше слез). Иногда она заставала этого блестящего денди, участника Венского конгресса, за игрой: он возил по полу деревянную лошадку или нянчил куклу маленькой дочки надзирателя.
Sometimes he knew her and Father Mole, her director and companion; oftener he forgot her, as he had done wife, children, love, ambition, vanity.	Иногда он узнавал свою мать и отца Моля, ее духовника и спутника; но чаще он забывал о ней, как забыл жену, детей, любовь, честолюбие, тщеславие.
But he remembered his dinner-hour, and used to cry if his wine-and-water was not strong enough.	Зато он помнил час обеда и ударялся в слезы, если его вино слишком разбавляли водой.
It was the mysterious taint of the blood; the poor mother had brought it from her own ancient race.	В его крови гнездилась таинственная отрава: бедная мать принесла ее из своего древнего рода.
The evil had broken out once or twice in the father's family, long before Lady Steyne's sins had begun, or her fasts and tears and penances had been offered in their expiation.	Зло это уже дважды заявляло о себе в семье ее отца, задолго до того, как леди Стайн согрешила и начала искупать свои грехи постом, слезами и молитвами.
The pride of the race was struck down as the first-born of Pharaoh.	Г ордость рода была сражена, подобно первенцу фараона.
The dark mark of fate and doom was on the threshold--the tall old threshold surmounted by coronets and caned heraldry.	Темное пятно роковой гибели легло на этот порог - высокий старинный порог, осененный коронами и резными гербами.
The absent lord's children meanwhile prattled and grew on quite unconscious that the doom was over them too.	Между тем дети отсутствующего лорда беспечно росли, не ведая, что и над ними тяготеет рок.
First they talked of their father and devised plans against his return.	Первое время они говорили об отце и строили планы о его возвращении.
Then the name of the living dead man was less frequently in their mouth--then not mentioned at all.	Затем имя живого мертвеца стало упоминаться все реже и, наконец, совсем забылось.
But the stricken old grandmother trembled to think that these too were the inheritors of their father's shame as well as of his honours, and watched sickening for the day when the awful ancestral curse should come down on them.	Но убитая горем бабка трепетала при мысли, что эти дети унаследуют отцовский позор, так же как и его почести, и с болью ожидала того дня, когда на них обрушится ужасное проклятие предков.
This dark presentiment also haunted Lord Steyne.	Такое же мрачное предчувствие преследовало и лорда Стайна.
He tried to lay the horrid bedside ghost in Red Seas of wine and jollity, and lost sight of it sometimes in the crowd and rout of his pleasures.	Он пытался утопить в Красном море вина и веселья страшный призрак, стоявший у его ложа; иногда ему удавалось ускользнуть от него в толпе, потерять его в вихре удовольствий.
But it always came back to him when alone, and seemed to grow more threatening with years.	Но стоило лорду Стайну остаться одному, как призрак возвращался, и с каждым годом он, казалось, становился неотвязнее.
"I have taken your son," it said, "why not you?	"Я взял твоего сына, - говорил он. – Почему я не могу взять тебя?

I may shut you up in a prison some day like your son George.	Я могу заключить тебя в тюрьму, как твоего сына Джорджа.
I may tap you on the head to-morrow, and away go pleasure and honours, feasts and beauty, friends, flatterers, French cooks, fine horses and houses--in exchange for a prison, a keeper, and a straw mattress like George Gaunt's."	Завтра же я могу прикоснуться к твоей голове -и тогда прощай все удовольствия и почести, пиры, красота, друзья, льстецы, французские повара, прекрасные лошади, дома, - вместо этого тебе дадут тюрьму, сторожа и соломенный тюфяк, как Джорджу Гонту".
And then my lord would defy the ghost which threatened him, for he knew of a remedy by which he could baulk his enemy.	И тогда милорд бросал вызов грозившему ему призраку; ибо ему было известно средство, как обмануть врага.
So there was splendour and wealth, but no great happiness perchance, behind the tall caned portals of Gaunt House with its smoky coronets and ciphers.	Итак, роскошь и великолепие царили за резными порталами Гонт-Хауса с его закоптелыми коронами и вензелями, но счастья там не было.
The feasts there were of the grandest in London, but there was not overmuch content therewith, except among the guests who sat at my lord's table.	Здесь давались самые роскошные в Лондоне пиры, но удовольствие они доставляли только гостям, сидевшим за столом милорда.
Had he not been so great a Prince very few possibly would have visited him; but in Vanity Fair the sins of very great personages are looked at indulgently.	Если бы он не был таким знатным вельможей, очень немногие посещали бы его, но на Ярмарке Тщеславия снисходительно смотрят на грехи великих особ.
"Nous regardons a deux fois" (as the French lady said) before we condemn a person of my lord's undoubted quality.	Nous regardons a deux fois {Мы еще очень и очень подумаем (франц.).} (как говорила одна француженка), прежде чем осудить такую особу, как милорд.
Some notorious carpers and squeamish moralists might be sulky with Lord Steyne, but they were glad enough to come when he asked them.	Некоторые записные критики и придирчивые моралисты бранили лорда Стайна, но, несмотря на это, всегда рады были явиться, когда он приглашал их.
"Lord Steyne is really too bad," Lady Slingstone said, "but everybody goes, and of course I shall see that my girls come to no harm."	– Лорд Стайн просто невозможен, - говорила леди Слингстон, - но все у него бывают, и я, конечно, послежу за моими девочками, чтобы с ними там ничего не случилось.
"His lordship is a man to whom I owe much, everything in life," said the Right Reverend Doctor Trail, thinking that the Archbishop was rather shaky, and Mrs. Trail and the young ladies would as soon have missed going to church as to one of his lordship's parties.	– Я обязан его милости всем в жизни, - говорил преподобный доктор Трэйл, думая о том, что архиепископ сильно сдал; а миссис Трэйл и ее юные дочери готовы были скорее пропустить службу в церкви, чем хотя бы один из вечеров его милости.
"His morals are bad," said little Lord Southdown to his sister, who meekly expostulated, having heard terrific legends from her mamma with respect to the doings at Gaunt House; "but hang it, he's got the best dry Sillery in Europe!"	– У этого человека нет ничего святого, -говорил маленький лорд Саутдаун сестре, которая обратилась к нему с кротким увещанием, так как мать передавала ей страшные россказни о том, что творится в Гонт-Хаусе, - но у него, черт возьми, подается самое лучшее в Европе сухое силери.

And as for Sir Pitt Crawley, Bart.--Sir Pitt that pattern of decorum, Sir Pitt who had led off at missionary meetings--he never for one moment thought of not going too.	Что касается сэра Питта Кроули, баронета, то сэру Питту, этому образцу порядочности, сэру Питту, который вел миссионерские собрания, ни на минуту не приходило в голову отказываться от посещений Гонт-Хауса.
"Where you see such persons as the Bishop of Ealing and the Countess of Slingstone, you may be pretty sure, Jane," the Baronet would say, "that we cannot be wrong.	– Там, где встречаешься с такими особами, как епископ Илингский и графиня Слингстон, там, будьте уверены, Джейн, - говорил баронет, - не может быть задета наша честь.
The great rank and station of Lord Steyne put him in a position to command people in our station in life.	Высокий ранг и положение лорда Стайна дают ему право властвовать над людьми нашего положения.
The Lord Lieutenant of a County, my dear, is a respectable man.	Лорд-наместник графства - уважаемое лицо, дорогая моя.
Besides, George Gaunt and I were intimate in early life; he was my junior when we were attaches at Pumpernickel together."	Кроме того, мы когда-то дружили с Джорджем Гонтом; я был первым, а он вторым атташе при пумперникельском посольстве.
In a word everybody went to wait upon this great man--everybody who was asked, as you the reader (do not say nay) or I the writer hereof would go if we had an invitation.	Одним словом, все бывали у этого великого человека, - все, кого он приглашал. Точно так же и вы, читатель (не возражайте, все равно не поверю), и я, автор, отправились бы туда, если бы получили приглашение.
CHAPTER XLVIII	ГЛАВА XLVIII,
In Which the Reader Is Introduced to the Very Best of Company	в которой читателя вводят в высшее общество
At last Becky's kindness and attention to the chief of her husband's family were destined to meet with an exceeding great reward, a reward which, though certainly somewhat unsubstantial, the little woman coveted with greater eagerness than more positive benefits.	Наконец любезность и внимание Бекки к главе семьи ее мужа увенчались чрезвычайной наградой - наградой хотя, конечно, и не материальной, но которой маленькая женщина добивалась более усердно, чем каких-нибудь осязаемых благ.
If she did not wish to lead a virtuous life, at least she desired to enjoy a character for virtue, and we know that no lady in the genteel world can possess this desideratum, until she has put on a train and feathers and has been presented to her Sovereign at Court.	Если она и не питала склонности к добродетельной жизни, то желала пользоваться репутацией добродетельной особы, а мы знаем, что в светском обществе ни одна женщина не достигнет этой желанной цели, пока не украсит себя шлейфом и перьями и не будет представлена ко двору своего монарха.
From that august interview they come out stamped as honest women.	С этого августейшего свидания она уходит честной женщиной.
The Lord Chamberlain gives them a certificate of virtue.	Лорд-камергер выдает ей свидетельство о добродетели.

And as dubious goods or letters are passed through an oven at quarantine, sprinkled with aromatic vinegar, and then pronounced clean, many a lady, whose reputation would be doubtful otherwise and liable to give infection, passes through the wholesome ordeal of the Royal presence and issues from it free from all taint.	И как сомнительные товары или письма проходят в карантине сквозь печь, после чего их опрыскивают ароматическим уксусом и объявляют очищенными, так и многие леди, имеющие сомнительную репутацию и разносящие заразу, пройдя через целительное горнило королевского присутствия, выходят оттуда чистые, как стеклышко, без малейшего пятна.
It might be very well for my Lady Bareacres, my Lady Tufto, Mrs. Bute Crawley in the country, and other ladies who had come into contact with Mrs. Rawdon Crawley to cry fie at the idea of the odious little adventuress making her curtsey before the Sovereign, and to declare that, if dear good Queen Charlotte had been alive, she never would have admitted such an extremely ill-regulated personage into her chaste drawing-room.	Пусть миледи Бейракрс, миледи Тафто, миссис Бьют Кроули в своем Хэмшнпре и другие подобные им дамы, лично знавшие миссис Родон Кроули, кричат: "Позор!" - при мысли о том, что эта мерзкая авантюристка склонится в реверансе перед монархом, и пусть заявляют, что, будь жива добрая королева Шарлотта, она никогда не потерпела бы такой испорченной особы в своей целомудренной гостиной.
But when we consider that it was the First Gentleman in Europe in whose high presence Mrs. Rawdon passed her examination, and as it were, took her degree in reputation, it surely must be flat disloyalty to doubt any more about her virtue.	Но если мы примем в соображение, что миссис Родон подверглась испытанию в присутствии первого джентльмена Европы и выдержала, так сказать, экзамен на репутацию, то, право же, будет явным нарушением верноподданнических чувств сомневаться и дальше в ее добродетели.
I, for my part, look back with love and awe to that Great Character in history.	Я, со своей стороны, с любовью и благоговением оглядываюсь на эту великую историческую личность.
Ah, what a high and noble appreciation of Gentlewomanhood there must have been in Vanity Fair, when that revered and august being was invested, by the universal acclaim of the refined and educated portion of this empire, with the title of Premier Gentilhomme of his Kingdom.	И как же высоко мы ценим на Ярмарке Тщеславия благородное звание джентльмена, если это высокочтимое августейшее лицо по единодушному решению лучшей и образованнейшей части населения было облечено титулом "Первого Джентльмена" своего королевства.
Do you remember, dear M--, oh friend of my youth, how one blissful night five-and-twenty years since, the	Помнишь ли, дорогой М., о друг моей юности, как в некий счастливый вечер, двадцать пять лет тому назад, когда на сцене шел
"Hypocrite" being acted, Elliston being manager, Dowton and Liston performers, two boys had leave from their loyal masters to go out from Slaughter-House School where they were educated and to appear on Drury Lane stage, amongst a crowd which assembled there to greet the king. THE KING?	"Тартюф" в постановке Элпстона и с Дотоном и Листоном в главных ролях, два мальчика получили от верноподданных учителей разрешение уйти из школы Живодерни, где они учились, чтобы присоединиться к толпе на сцене Друри-лейнского театра, собравшейся приветствовать короля. Короля?
There he was.	Да, это был он.
Beefeaters were before the august box; the Marquis of Steyne (Lord of the Powder Closet) and other great officers of state were behind the chair on which he sat, HE sat--florid of face, portly of person, covered with orders, and in a rich curling head of hair--how we sang God save him!	Лейб-гвардейцы стояли перед высочайшей ложей; маркиз Стайн (лорд Пудреной комнаты) и другие государственные сановники толпились за его креслом, а он сидел толстый, румяный, увешанный орденами, в пышных локонах. Как мы пели "Боже, храпи короля!".

How the house rocked and shouted with that magnificent music.	Как все здание сотрясалось и гремело от великолепной музыки!
How they cheered, and cried, and waved handkerchiefs.	Как все надрывались, кричали "ура!" и махали носовыми платками!
Ladies wept; mothers clasped their children; some fainted with emotion.	Дамы плакали, матери обнимали детей, некоторые падали в обморок от волнения.
People were suffocated in the pit, shrieks and groans rising up amidst the writhing and shouting mass there of his people who were, and indeed showed themselves almost to be, ready to die for him.	Народ задыхался в партере, крик и стон стояли над волнующейся, кричащей толпой, выражавшей такую готовность - и чуть ли не в самом деле готовой - умереть за него.
Yes, we saw him.	Да, мы видели его.
Fate cannot deprive us of THAT.	Этого судьба у нас не отнимет.
Others have seen Napoleon.	Другие видели Наполеона.
Some few still exist who have beheld Frederick the Great, Doctor Johnson, Marie Antoinette, &c.--be it our reasonable boast to our children, that we saw George the Good, the Magnificent, the Great.	На свете живут люди, которые видели Фридриха Великого, доктора Джонсона, Марию-Антуанетту... Так скажем своим детям без ложного хвастовства, что мы видели Георга Доброго, Великолепного, Великого.
Well, there came a happy day in Mrs. Rawdon Crawley's existence when this angel was admitted into the paradise of a Court which she coveted, her sister-in-law acting as her godmother.	Итак, в жизни миссис Родон Кроули настал счастливый день, когда этот ангел был допущен в придворный рай, о котором он так мечтая. Невестка была как бы ее крестной матерью.
On the appointed day, Sir Pitt and his lady, in their great family carriage (just newly built, and ready for the Baronet's assumption of the office of High Sheriff of his county), drove up to the little house in Curzon Street, to the edification of Raggles, who was watching from his greengrocer's shop, and saw fine plumes within, and enormous bunches of flowers in the breasts of the new livery-coats of the footmen.	В назначенный день сэр Питт с женой в большой фамильной карете (недавно заказанной по случаю ожидаемого получения баронетом высокой должности шерифа в своем графстве) подкатили к маленькому домику на Керзон-стрит, в назидание Реглсу, который, наблюдая из своей зеленной, увидал роскошные перья внутри кареты и огромные бутоньерки на груди лакеев в новых ливреях.
Sir Pitt, in a glittering uniform, descended and went into Curzon Street, his sword between his legs.	Сэр Питт в блестящем мундире, со шпагой, болтающейся между ног, вышел из кареты и направился в дом.
Little Rawdon stood with his face against the parlour window-panes, smiling and nodding with all his might to his aunt in the carriage within; and presently Sir Pitt issued forth from the house again, leading forth a lady with grand feathers, covered in a white shawl, and holding up daintily a train of magnificent brocade.	Маленький Родон прильнул лицом к окну гостиной и, улыбаясь, кивал изо всех сил тетушке, сидевшей в карете. Вскоре Питт снова появился, ведя леди в пышных перьях на голове, закутанную в белую шаль и изящно поддерживающую свой шлейф из великолепной парчи.
She stepped into the vehicle as if she were a princess and accustomed all her life to go to Court, smiling graciously on the footman at the door and on Sir Pitt, who followed her into the carriage.	Она вошла в карету, словно принцесса, привыкшая всю жизнь ездить ко двору, и милостиво улыбнулась лакею, распахнувшему перед ней дверцы, и сэру Питту, который сел вслед за ней.