Забавы придворных

Мап Вальтер

XXVIII. ЕЩЕ ОДНА ДИКОВИНА

Мы знаем также, что во времена Рожера, епископа Вустерского [436] , некто, о ком говорили, что он умер не по-христиански, месяц и дольше ночью и днем у всех на глазах блуждал в своем саване, пока окрестный люд не обложил его в саду, и там его, говорят, было видно три дня. Мы знаем также, что оный Рожер велел водрузить крест на могиле этого несчастного, а самого его отпустить. Когда тот, сопровождаемый народом, пришел к могиле, при виде креста явно отпрянул назад и пустился прочь; по здравом размышлении они убрали крест: тот человек упал в могилу, земля за ним затворилась, крест был снова поставлен, и тот успокоился.

436

Рожер — сын Роберта, графа Глостерского, и кузен Генриха II, епископ Вустерский в 1164—1179 гг., поддерживавший Бекета в конфликте с королем.

XXIX. ЕЩЕ ОДНА ДИКОВИНА

В книге Турпина, реймсского архиепископа, о деяниях Карла Великого [437] , коему он до самой смерти был неотлучным помощником, я нашел, что некий рыцарь из Карлова войска, скончавшись при Памплоне, все свое добро оставил одному клирику, своему сердечному другу, с тем чтобы тот роздал его бедным. Подобающим образом разделив все прочее, клирик, однако, был так жаден, что долго удерживал рыцарева коня, одного из лучших во всем войске. Трижды предупрежденный во сне самим рыцарем, чтобы не присваивал себе завещанное бедным, он беззаконно этим пренебрег. На четвертый раз рыцарь явился ему бодрствующему и молвил: «Ты уже осужден, и ожесточил Господь сердце твое, чтобы ты не раскаялся. И так как ты насмеялся над Его долготерпением, и пренебрег Его увещаниями, и горделиво отказал Богу в почести, то в третий день после

нынешнего, в третьем часу, вживе будешь утащен демонами на воздух». Известившись о сих словах, Карл в урочный час окружил клирика всем войском. Стоял клир, крестами, реликвариями и свечами ополченный; стояли миряне с мечами и подобающими им оружьями; и все же, средь великого вопля вырванный из их рук, клирик был утащен на воздух и на четвертый день был найден в трех днях пути оттуда, среди скал, и все его члены были переломаны.

437

В книге Турпина, реймсского архиепископа, о деяниях Карла Великого… — Мап ссылается на «Историю Карла Великого», хронику, созданную в XII в. и приписанную Турпину, архиепископу Реймсскому, современнику Карла (и персонажу нескольких шансон де жест, в том числе «Песни о Роланде»). Согласно Псевдо-Турпину (гл. 7) рыцаря звали Ромарик, а чудо это совершилось, когда королевское войско стояло в Байонне.

<XXX. ЕЩЕ ОДНА ДИКОВИНА> [438]

Один рыцарь из Нортумберленда сидел у себя дома в одиночестве, около десятого часа, после обеда, летом, и вдруг его отец, давно умерший, приближается к нему, укутанный дешевым и оборванным саваном. Рыцарь, решив, что тут демоны, отталкивает его от порога; но отец ему: «Милый сын, не бойся, ибо я твой отец и ничего тебе дурного не сделаю; но позови священника, дабы узнать причину моего прихода». Позван был священник, пришел с толпою народа, и отец, упав к его ногам, говорит: «Я тот несчастный, которого ты некогда отлучил, не называя имени, вкупе с другими, за неправедное удержание десятины; но по благости Божией так пособили мне общие молитвы Церкви и милостыня верных, что мне позволено просить отпущения». Получив отпущение, он, провожаемый великою толпою, отправился к могиле и упал в нее, и она сама за ним затворилась. Невиданный этот случай вызвал новые диспуты о Священном Писании [439] .

438

Еще одна диковина. — М. Р. Джеймс приводит в параллель чудо, совершенное св. Августином Кентерберийским в Комптоне. Когда Августин был там ради проповеди, местный священник пожаловался, что тамошний владелец не платит десятины. Августин пытался увещевать строптивца, говоря ему, что десятая часть — не его, а Божья, но тот отвечал, что Бог не обрабатывает землю и не засевает и что десятый сноп принадлежит тому же, кому и остальные девять. Тогда Августин, повернувшись к алтарю, велел, чтобы на мессе не было никого из отлученных. Тут из гробницы поднялся труп, вышел и неподвижно стал на кладбище. Августин велел ему именем Господним поведать, кто он. Тот сказал, что был господином этого места во времена бриттов и не платил десятины, хотя священник часто его увещевал; он умер отлученным и попал в ад. Августин велел показать, где лежит тот священник, что его отлучил, и именем Божьим велел и тому подняться из гроба. Когда тот воскрес, Августин спросил, знает ли он этого человека. Лучше бы не знал, отвечал священник, — он никогда не платил десятину и совершал всякие непотребства. Но Августин упросил его дать тому отпущение, а потом велел грешнику возвращаться в гроб и ждать там судного дня. Потом Августин спросил священника, давно ли он умер и каково ему на том свете; тот отвечал, что больше 150 лет назад и что он вкушает отрады вечной жизни. Августин спросил, не хочет ли он вернуться к жизни, дабы проповедью возвращать Творцу обольщенные дьяволом души, но священник наотрез отказался менять свой покой на многотрудное земное бытие. Августин отпустил его с миром в могилу, а потом спросил у рыцаря, дрожащего от ужаса, по-прежнему ли он не хочет платить десятину. Рыцарь пал ему в ноги, плача, признавая свою вину и прося милости, и, оставив все, что имел, до конца своих дней следовал за святым Августином (Nova Legenda Anglie 1901, 100).

439

Невиданный этот случай вызвал новые диспуты о Священном Писании (Nouus hic casus nouam diuine pagine disputacionem intulit). — А. Г. Ригг (Rigg 1998, 727—729) считает это намеком на школьные disputationes de quodlibet, полагая, что в конце XII в. распространился скептицизм в отношении богословских диспутаций и что Мап доводит дело до абсурда, представляя фольклорные рассказы материалом для ученых споров. Это сомнительно, по меньшей мере терминологически: практика disputationes de quodlibet в собственном смысле складывается лишь в 1230-е гг. (им предшествовали так называемые регулярные университетские диспутации — quaestiones disputatae ordinariae).

XXXI. О НЕКОТОРЫХ ПОСЛОВИЦАХ [440]

Один рыцарь, наследственный сенешаль Франции, умирая, сказал сыну своему: «Милый сын, по благости Божией ты всем любезен, и Господь с тобою явно. Ныне же соблюди мои последние наказы ради безопасности и благополучия, твоего собственного и твоих имений, и чтобы твои начинания увеселял счастливый исход. Не освобождай того, кто справедливо осужден; не пей застоявшуюся воду, из которой никакой поток не вытекает; не возвышай раба; не женись на дочери прелюбодейки; не верь рыжему безвестного рода». Похоронив отца, сын был введен королем в наследство и поставлен на отеческую должность. Он был любезен королю и приятен всей Франции, ибо был человек кроткий и мудрый и строго держался добрых нравов. Но, менее внимательный к отцовским наказам, чем надлежало, он женился на дочери прелюбодейки и, имея рыжего раба, подобного голодному гречишке [441] , и примечая его заботливость, рачение и расторопность в делах, счел себя счастливцем, что обрел такого, словно с этим рабом пришло к нему благословение Божие. Он поставил его над всем домом, 442 деньгами и всеми своими делами… [442]

440

О некоторых пословицах. — Отцовские наставления (часто три совета) — сюжет, распространенный в Средние века; ср.: Римские деяния. 103 (русский перевод: Ромодановская 2009, 229—237); Саккетти. Новеллы. 16; Страпарола. Приятные ночи. I. 1. См.: Gesta Romanorum 1872, 727; Liebrecht 1879, 36.

441

…подобного голодному гречишке… — Ср.: Ювенал. Сатиры. III. 78.

442

Он поставил его над всем домом, деньгами и всеми своими делами… — Рассказ обрывается.

XXXII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПРЕДШЕСТВУЮЩЕГО

Целый лес и поленницу [443] выложил я перед вами — не скажу в побасках, но в набросках; ведь я не предаюсь отделке слога, да и займись этим, не преуспел бы. Каждый читатель пусть высечет что-нибудь из предложенной ему груды, чтобы его усердием все это явилось на люди в благообразном виде. Я ваш охотник: я приношу вам дичь, а вы из нее стряпайте.

КОНЧАЕТСЯ ВТОРОЙ РАЗДЕЛ ЗАБАВ ПРИДВОРНЫХ.

443

Целый лес и поленницу… — В оригинале: siluam… et materiam. Оба эти слова совмещают значения «лес» и «сырой материал; черновые записи» (ср. сборник Стация «Сильвы»), что и дает Мапу возможность, развивая метафору, представить себя сначала дровосеком, а потом охотником.

НАЧИНАЕТСЯ ТРЕТИЙ

ТРЕТИЙ РАЗДЕЛ

I. ПРОЛОГ

Когда дворцовые служители спускаются от дворцовых занятий, утомленные безмерностью королевских дел, им бывает отрадно склониться к беседе с людьми незначительными и тяжесть важных дум облегчить забавами. В таком расположении тебе понравилось бы, отдохнув от совещания с философской или божественной страницей, ради отдыха и утехи слушать или читать безвкусные и бескровные нелепости этого тома. Я ведь не касаюсь судебных тяжб и важных мнений; театр и арена — вот где я живу, боец нагой и безоружный, которого ты послал в таком виде навстречу вооруженному строю хулителей. Если, однако, сей театр, сию арену Катон посетит [444] , или Сципион, или оба, я надеюсь на их прощение, коли не станут они судить строго. Ты велишь писать истории [445] для потомков, чтобы возбуждать веселье или назидать нравы. Хотя это приказ выше моих сил, так как

444

Если, однако, сей

театр, сию арену Катон посетит… — Марциал. Эпиграммы. I. Вступление.

445

…истории… — Буквально: «примеры» (exempla). Об этом отступлении и притязании Мапа писать нравоучительные примеры см.: Echard 1998, 20.

поэт несчастный знать не знает Муз гроты [446] ,

все же нетрудно собрать или написать что-нибудь, что для человека благого сделает полезным его благость (ибо благим все содействует к благу [447] ), или предать семена доброй земле, чтобы они дали плод. Но кто возделает дух негодный и одичалый, если, по словам Писания, «что уксус на соду, то поющий песни дурному сердцу» [448] ?

446

…поэт несчастный знать не знает Муз гроты… — Этот стих был приведен как пример гиппонактова стиха (холиямба) в трактате Сервия «О ста стихотворных размерах» (Grammatici Latini IV, 458) и, видимо, в дальнейшем вел самостоятельное существование как пословичный: он появляется, например, в конце одной из рукописей «Загадок» Альдхельма (MGH AA, XV, 149).

447

…благим все содействует к благу… — Рим. 8: 28.

448

…что уксус на соду, то поющий песни дурному сердцу. — Притч. 25: 20.

Вот песня, пропетая Садием: угодно ли послушать?

II. О ДРУЖБЕ САДИЯ И ГАЛОНА [449]

Садий и Галон, равные нравом, летами, обличьем, искушенные в ратной науке, славные знатностью древнего рода, питали друг к другу равную и честную любовь и, испытанные в противоборствах, были для дальних и близких примером и притчею. Вот счастье и отрада верной дружбы: соблюдаемая меж добрыми людьми, исторгает она хвалу даже у неприятелей.

449

О дружбе Садия и Галона. — III раздел «Забав придворных» состоит из четырех рыцарских романов, центральная проблема которых связана с любовным треугольником и разрешается с разрушением этого треугольника; каждый роман заново утверждает традиционные мужские ценности — обычно к невыгоде для женщин.

Первый, «Садий и Галон», неоднократно исследовался на предмет сюжетных связей с рыцарскими романами (см.: Bennett 1941; Hume 1975; Varvaro 1994, 174— 194; Wade 2011, 91—93), и в нем много романных тем и мотивов: прочная мужская дружба, речи за пиром, безрассудная просьба, рыцарь, блуждающий по темному лесу в чужом краю, важное значение Пятидесятницы, безлюдный город, дева под деревом, враждебный гигант, обмен личностями. Мап усваивает не только мотивы, но и стилистические новации романа — в частности, внутренний монолог для изображения душевной борьбы и сцен эмоционального колебания: королева — главный отрицательный персонаж, но и самый притягательный образ благодаря ее внутреннему монологу.

Второй, «Парий и Лавз», оттеняет непорочную дружбу Садия и Галона губительными отношениями Пария и Лавза. Любовный треугольник Пария, Лавза и Нина — единственный, где женщина не играет заметной роли; однако действие в романе движет женская фигура, персонифицированная Зависть, поселившаяся при вавилонском дворе, а за образец для своего преступления Парий берет Деяниру с ее отравленным хитоном — классический для Мапа пример женского вероломства, появляющийся еще в «Послании Валерия» (IV. 3).

Третий, «Разон и его жена», разрабатывает мотив женской неверности, однако Мап вводит мотив, доводящий роман до грани пародии: предмет истинной любви Разона — его конь, о потере которого он скорбит сильней, чем о потере жены. Мап неявно побуждает читателя сравнивать коня и жену, между прочим описывая супружеское поведение Разона в характерных метафорах: «…он снимает с лошади узду, чтобы искала пастьбу, где ей голод прикажет».

Последний, «Роллон и его жена», изображает отношения между знатным рыцарем Роллоном, его женой и юношей Ресом. Рыцарское воспитание Реса описывается в презрительном тоне; внешне Рес становится великим рыцарем, но внутренне, по мнению Мапа, все более уподобляется женщине («Он побеждает железные полки, стены и башни, но дух, ободрявший его во всякой победе, изнеживается, а лучше сказать — внеживается, так как он впадает в женственную слабость»). Рес, как кретьеновский Эрек, посвятив себя любви, делается женственным, в то время как его дама владеет своими чувствами и блюдет сдержанность, будучи более мужественной, чем ее поклонник. Мап, однако, не склонен подрывать нормативные гендерные роли, и в финале они восстанавливаются.

Все четыре романа примечательны тем, что в них отсутствует куртуазная любовь. Это не значит, что Мап не знал этой идеи; череда этих рассказов, кажется, призвана доставлять удовольствие именно тем, что они противопоставлены куртуазной любви, насколько возможно. Свидания расстраиваются; Амор заставляет подчинившихся ему рыцарей сбиваться с пути; к финалу от женщин избавляются вовсе. Мап дразнит читательские ожидания, вводя привычные любовные ситуации, только чтобы их отбросить, — и тем показывает хорошее знакомство с жанровыми конвенциями (Smith 2017, 29—35).

Садий, племянник короля Азии, в чьем дворце оба равно несли воинскую службу, столь нежно был любим дядей, что тот не мог ни жить, ни дышать без Садия — и справедливо, ибо по доблести духа и крепости тела был он таков, каким ты хотел бы стать. Галон, хотя и чужеземец, во всем, кроме глубокой приязни короля, наделен был равными дарами, но часто в безмолвии оплакивал свое злосчастие, которое, может статься, другие сочли бы успехом: чрезмерно любила его сама королева. Она пылко его донимала речами и знаками, коими можно и упрямого склонить, и жесткого смягчить, и мудрого обморочить, манием рук и очей, вожделеющих и не вожделенных, принятых, но не приятных; она не уставала с подарочками, то есть ожерельями, перстнями, поясками, шелковыми ризами; подлинно, не праздна любовь и не забывчива. Никаким попеченьем не пренебрегает королева, никакой настойчивостью; в назойливости делается сущей сводней, пробует все, что ни внушит исступленной душе любовь. Галон же всячески старается ей отказывать с почтением и скромностью, не отвергая ее безоговорочно, желает сдерживать ее, не вводя в отчаяние, пока она не образумится, и думает добиться своего кроткой укоризной. Она спешит удержать его, видя, что он ускользает, и мчится, бросив поводья; он же силится так бежать, чтоб не настигли [450] ; запирает двери стыдливости и — немалая заслуга пред Всевышним — защищает твердыню целомудрия от красоты и чар королевы и от мятежа собственной плоти; и по внушению Того, Кто не обманывает и не обманывается, он наконец отклоняет ее дары, отвергает письма, отвращается от ее посланцев, всеми способами принуждая ее отчаяться.

450

…так бежать, чтоб не настигли… — Ср.: 1 Кор. 9: 24.

Наконец, Садий, ты замечаешь тяготу товарища и, услышав о ней от него, делаешь ее своею.

Идет к королеве Садий, и, словно не ведая о ее блужданье, запевает песни дурному сердцу [451] : хвалит в ней высоту происхождения, красоту тела и лица, говорит и о ее добронравии и всего выше возносит дивную чистоту, с которою она, полная очарования, всем одаренная, что может возбудить желание у самых скромных, избегает пылкого ухаживания вельмож и владык, и хотя нет способных противиться ее власти, сама она никакой не предана сласти. «Побежденною, — говорит он, — признает себя отныне Лукреция [452] , и ни один муж пусть не дерзает надеяться на столь великую доблесть духа. Впрочем, знаю я одного-единственного, кого можно бы похвалить за подобную стойкость, если б ему в Венериных утехах не отказало бессилие. Того, чему в нем дивятся и изумляются другие, он несомненно лишен». Тут она: «Кто это?» А он: «Воистину, тот, кого ни с кем из людей не сравнить, но Господь, ущедривший его и всяким благополучием одаривший, лишь в одном уготовал ему наказанье — или, по его собственным словам, спасенье». Подозревая, что тут как-то затронуто ее собственное дело, королева подсаживается ближе, спрашивает внимательнее и, всячески его улещая, старается услышать имя, вызнать лицо. Садий настоятельно просит хранить это в тайне; она торжественно обещает. Он говорит: «Мой Галон, хотя бы мог добиться от женщин чего угодно, признается — но мне одному — что совершенно чужд этому делу». При этих словах королева тайно вздыхает и не может удержаться от слез. Прощается с нею Садий, думая, что заронил ей камешек [453] , и, получив позволение, уходит довольный. Она спешит остаться в одиночестве; он спешит обо всем поведать товарищу, который отвечает на его заботу нежною благодарностью и радуется своему избавлению, желаемому и предвкушаемому.

451

…запевает песни дурному сердцу… — Притч. 25: 20 (ср. выше, III. 1).

452

Лукреция, жена Тарквиния Коллатина, легендарная римлянка, образец женского целомудрия (см.: Тит Ливий. История Рима от основания города. I. 57—60).

453

…заронил ей камешек… — Т. е. «внушил сомнение»; ср.: Теренций. Братья. 228.