Закаспий
Шрифт:
– Не надо, Николай Иваныч, о прошлом. Уехала я оттуда, моя душа очистилась. Ты для меня - словно горький упрек моей совести. Вот встретилась с тобой, и опять защемило сердце.
– Архангельская, сколько же можно, больные давно ждут!
– Врач заглянула в кабинет и покачала головой.
– Поставила больным градусники, а температуру записывать я, что ли, должна?
– Извини, Николай Иваныч, мне надо идти.
– Встретимся вечером?
– спросил он.
– До какого часу ты дежуришь?
– До восьми, в девять буду дома. Запомни адрес: Госпитальная, 12, это недалеко. Первый подъезд, второй этаж. Как войдешь - направо.
Выйдя во двор, Лесовский сел на скамейку и стал поджидать Русанова. Тот вышел примерно через полчаса в мрачном настроении.
– Пошли, Николай...
– Что случилось-то?
– Двое умерли... Третьему - лучшему артиллеристу руку отрезали.
Русанов стиснул зубы, и Лесовский увидел, как непрошенно, не по-мужски, наполнились его глаза слезами.
Вечером, среди кушкинцев и в Совдепе начали распространяться слухи о готовящемся заговоре ташкентской мусульманской знати. Слухи эти распространились вместе с приездом членов кокандского Совдепа в Ташкент. Прибывшие сообщили Ревкому о готовящемся мусульманском съезде в Коканде и возможном провозглашении Кокандской автономии. Кокандские феодалы будто бы прислали сюда, в Ташкент, целую шайку головорезов и мулл - служителей ислама. Колесов собрал заседание Ревкома - выслушали приехавших товарищей из Коканда, решили, что большой опасности нет, но, в общем-то, надо быть начеку. Был отдан приказ- послать в районы старого города Шайхантаур, Кукчи и Сибзяр разведчиков - пусть следят за действиями мусульман и сообщают в штаб Ревкома. Начальнику войск округа был отдан приказ: войска гарнизона, и в первую очередь Кушкинский отряд, привести в состояние полной боеготовности, - никому из частей не отлучаться...
IV
Прошло больше недели, прежде чем Лесовский встретился с Ларисой. Все эти дни он был крайне занят делами по подготовке съезда. Лишь в конце, когда был избран Совет Народных Комиссаров Туркестана, вечером Лесовский отправился на Госпитальную. Он пришел в десятом часу вечера, и рассчитал точно - Лариса и Евгений Павлович только вернулись домой. Фельдшер встретил его на пороге, не скрывая недоумения:
– Милостивый государь, откуда вы взялись? Да еще в такой час-то! Пораньше не могли?
– Не мог, Евгений Павлович, совсем не мог Здравствуйте.
– Он подал руку, чувствуя, как неохотно Евгений Павлович отвечает на рукопожатие.
– Сначала пришлось писать справку о нашем Закаспийском Совдепе, потом приехали делегаты из Асхабада - Житников и Сережа Молибожко, пришлось их устраивать.
– Ну, раздевайтесь, коли пришли.
– Фельдшер снял с Лесовского шинель, повесил в прихожей и провел его в свою комнату. Лариса тотчас вышла из кухни.
– Прости, Николай Иваныч, я думала, ты уехал, не попрощавшись. Мы тут готовим ужин. Сейчас угощу тебя оладьями по-ташкентски.
– Ну что же, - заговорил, усадив гостя к столу, фельдшер.
– И кого же вы избрали в новое правительство?
– Большевиков..., марксистов.
– Лесовский полез за записной книжкой в карман.
– Помнится, Евгений Павлович, вы были неравнодушны к марксизму - следили за статьями Полуяна, и меня вовлекали в жаркие беседы о новом учении.
– Ну так я и сейчас на марксистской платформе.- Фельдшер гордо повел седой бородкой - Я знаком лично с товарищем Колесовым, если хотите... Я посещал их марксистский кружок, когда они, то бишь, наши железнодорожные товарищи сидели в подполье. Начитанный молодой человек, толковый.
– Его избрали председателем Совета Народных Комиссаров, - сказал Лесовский.
– Я разговаривал с ним. Мне показалось, он даже моложе меня, хотя мне только двадцать восемь. Но умен и, главное, красноречив.
– Да, конечно, я с вами согласен, очень симпатичный молодой человек. Не чета некоторым, - Евгений Павлович с любопытством посмотрел на гостя, и Лесовский опять отметил про себя, что фельдшер не рад встрече. «То ли очень устал, то ли уже вычеркнул меня из своей памяти, а я вдруг объявился некстати».
Лариса подала на стол оладьи, налила в пиалы чай и села напротив Лесовского. Выглядела она тоже усталой, причем, как только он начинал смотреть на нее в упор, опускала глаза. «Не вовремя я пожаловал, - вновь подумал он.
– Надо поскорее уединиться, поговорить с ней...»
– Вы извините, Евгений Павлович, но я засиживаться не стану, у меня совсем нет времени. Мне необходимо лишь... Словом, я пришел поговорить с Ларисой Евгеньевной.
Фельдшер переглянулся с дочерью, и Лесовский уловил в ее взгляде стеснение.
– Да, разумеется, - вежливо ответил он.
– Не ко мне же вы пришли в столь поздний час.
– Пойдемте ко мне, Николай Иваныч, - встала Лариса.
На двери во вторую комнату висели все те же атласные занавески, которые были в Бахаре.
– Все точно так же, как и раньше, - сказал он.
– И обстановка точно такая же. У меня такое впечатление, словно мы вернулись во вчерашний день.
– Ну, о возврате во вчерашнее не может быть и речи, - сказала она, и по ее губам скользнула скептическая усмешка.
– Вот и гитара на стене. Поешь, хотя бы изредка?
– Нет, не пою, не до песен теперь.
– Прости, Лара.
– Он положил ей руки на плечи.
– Я не хуже твоего понимаю, что сейчас не до романсов.
– Ты хочешь что-то мне сказать?
– спросила она, убирая с плеч его руки.
– Я пришел к тебе с твердым намерением - уговорить тебя поехать со мной в Асхабад... Я делаю тебе предложение: выходи за меня замуж.
Она ничего не ответила, лишь покачала головой и жалко улыбнулась.