Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Стовер Мэтью Вудринг

От приподнялся на коленях, резко разгибая спину. Рубящий замах послал металл спускового крючка к лодыжке, и нога онемела, но Кулак уже рванулся к нему, закрутив бедра, взмахивая ножом, и боец помоложе отступил, встав на ноги.
– Ну ладно, папаша. Так хочешь? Будь по...

Его прервало звонкое шлеп. Звучало это очень похоже на шлепок ладонью по груди. Через миг секунды раздалось второе шлеп.

Таннер пошатнулся, как боксер от неожиданного удара, но удержался на ногах, хмурясь, словно не понимая,

что случилось. Гримаса стала глубже, когда он попытался перезарядить и понял, что рука не может коснуться ворота, а коснувшись, не имеет силы крутить. Он посмотрел на руку, потом на ползущие по куртке темные пятна, и лишь тогда понял, что стоит полностью в блеклом лунном свете, выйдя из тени скалы.
– Вот хрень.

Колени его подогнулись и он повалился, закрыв собой арбалет. Оказался в тени и поглядел на Кулака.
– Ты мудак, - сказал он скорее с упреком, не с гневом.
– Тот же мудацкий трюк.

Он сгорбился, оседая лицом на арбалет, и застыл.

Человек постарше не ответил: так и не мог издать ничего, кроме длинного визгливого свиста - спазм гортани. И не встал, сомневаясь, цела ли лодыжка. Опустил скорняцкий нож и принялся массировать горло здоровой рукой. Вскоре горло раскрылось, только чтобы он мог вдохнуть собственную рвоту.

Кашляя, давясь, и снова кашляя, он сражался на краю обрыва - только бы не упасть на колени, покорившись своему желудку. Затем лег и позволил рвоте лететь свободно в кусты и траву двумя метрами ниже. Лучше так. С глаз долой.

Впрочем, бодрее он не стал.

– Эй, братишка!
– позвал Орбек сверху.
– Помощь требуется?

– Оставайся там, - прохрипел он саднящим горлом и повторил громче.
– Оставайся там и не своди с него глаз, ради всего дрянного.

– Не подох?

– Нет.

– По мне, дохлый.

– Делай что сказано. И не заставляй меня орать, треклятый!

Отталкиваясь годной ногой, он ухитрился подползти к ножам и годной рукой рассовать их по голенищам сапог. Подобрал куртку и вытряс камень; прижал к ране, чтобы грубые складки впитали кровь, ведь крови оставалось маловато.

Дюйм за дюймом, вернулся к складке утеса и прижался спиной.

Далеко не сразу успокоив дыхание, сконцентрировался на Дисциплине Контроля, подавляя боль, которая нарастала по мере распада адреналина. Оглянулся на Таннера. Таннер смотрел в никуда. Лежал вниз лицом, глаза скошены, словно созерцают находящееся в невероятной глубине сердце гор.

Он узнал, кто таков Таннер, и говно изменилось. Пропали "совпадения" и "случайности", словно он гадал на кофейной гуще и вдруг всё сошлось.

Почти всё.

– Святая срань, - сказал Орбек, перегнувшийся через край, автомат зажат подмышкой.
– Он тебя зацеловал до упаду?

– Что ты не понял из треклятых слов "оставайся там"?

Джонатан Кулак сидел, опираясь спиной о скалу. Лицо было расцвечено сохнущей кровью из носа и косого пореза на лбу; левый глаз уже спешил скрыться среди фингалов, следов могучего размаха Таннера. Руки Кулака скорее походили на две отбивные. Правую он лелеял на бедрах, она успела раздуться вдвое. Левой он ощупывал лодыжку - сквозь дыру,

пробитую пружинной перекладиной арбалета в коже сапога.

– Думаю, умению выполнять приказы следует учиться у другого. Так он зацеловал тебя до упаду?

– О чем ты?

– О нем.
– Орбек кивнул на тело Таннера.
– Он хоть поцеловал тебя, прежде чем оттрахать?

Кулак ощутил в лодыжке нечто острое. Обломок кости или еще хуже.
– Орбек, я готов присягнуть любому богу, по твоему выбору, что, если встану, смогу сбросить твою траханую дупу с горы.

– Эй, как ты назвал мою дупу?

– Кончай. Или я с тобой покончу.

– Ты уже так говорил братишка. Раз пять или шесть. Здорово болит?

– Пока справляюсь. Ненадолго. Давно не практиковался.
– Сапог придется срезать, второй пары нет, весна на такой высоте холодная, чтобы идти босиком без обморожений. Хотя к чему благие размышления, уверен ли он, что вообще сможет ходить? Оптимизм его покинул двадцать пять лет назад.
– Если лошадиная ведьма не сумеет срастить мне лодыжку, предстоит парочка дерьмовых месяцев. Или сезонов. Вода есть? Я нашел бы ей применение.

– С лошадьми.

– Дерьмо. Мог бы принести.

– Как в старые времена, эй? Там, в Яме. Там тоже не хватало воды, а?
– Он подошел ближе, чтобы взглянуть.

– Всего лишь хотелось бы смочить рот. Он не только дерьмо из меня выбил, но и последний обед.

– Слишком много ешь овощей, братишка. Плохо для желудка.

– Да, и переваренными они не лучше на вкус.

Орбек оглядел Таннера с ног до головы.
– Не кажется таким уж крутым.

– Уже нет.
– Сапоги Таннера были в хорошем состоянии. Учитывая рост, должны быть чуть велики. Что лучше обратного.
– В последний раз я сражался с таким хорошим бойцом в монастыре. Это был любимый сын лучшего учителя боевых единоборств. Наш парень, кажется, оказался лучше него.

– Да? Взаправду, или ты хвалишь его, потому что получил пинков?

– Так и эдак.

– Кто он у себя дома? Приятно знать, что убил кого-то очень сильного.

– Знаю лишь, он монастырский эзотерик, и хороший. Я ездил с ним полмесяца и ничего не просек. Мудак так и не вышел из роли. Ни разу. Даже сегодня он лез, не используя правую руку. Погляди на мой глаз, поймешь, хороша ли его правая. Но он корчил из себя раненого, зная, что я могу следить. Играл раненого долгие дни. Знал, что я могу его распознать. Знал, что быть недооцененным безопаснее, чем казаться загадочным. Качественная работа. Парень чертовски хороший актер.

– Думаешь, из ваших? Как Дан и Черное Древо?

Кулак покачал головой: - Я о нем бы слышал. Вероятно, и встречал бы. Слушай, мне нужны его сапоги.

– Минуту. Но сначала скажи, как это: наш парень крутой супер-мастер, мать его, но ты все же оттрахал нашего супер-мастера?

– Я не оттрахал его. Ты оттрахал. Признаю. Рад?

– Ага, и не забудь признавать дальше. Перед свидетелями.

– Так и будет, - согласился он.
– Ты спас мне жизнь.

– Второй раз за месяц, эй? Кажется, личный рекорд. А как ты выманил его из укрытия?