Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
____________________
Второй разсказъ записанъ м-ромъ Пикквикомъ со словъ странствующаго торговца, передавшаго его въ трактир за стаканомъ добраго пунша собранію изъ нсколькихъ человкъ, и ведется отъ его имени. Онъ носитъ заглавіе:
"Мой дядя, джентльмены, былъ большой весельчакъ, шутникъ, забавникъ, искусникъ на вс руки, однимъ словомъ, душа человкъ. Жаль, что вы его не знали лично, джентльмены. Однакожъ, подумавъ, я долженъ сказать: и хорошо, что вы его не знали, такъ какъ, слдуя законамъ природы, еслибъ вы его знали, вы были бы теперь въ могил или, по крайней мр, приготовлялись покинуть этотъ міръ, что, конечно, лишило бы меня безцннаго удовольствія бесдовать съ вами въ эту минуту. Но, джентльмены, я тмъ не мене пожелалъ бы, чтобы ваши отцы и матери были знакомы съ моимъ дядей. Могу уврить васъ, что они остались бы имъ вполн довольны, въ особенности ваши почтенныя матушки. Онъ обладалъ многими добродтелями, но преобладающими изъ нихъ были дв: необыкновенная способность приготовлять пуншъ и удивительное умнье пть застольныя псни. Извините, джентльмены, что я остановился на меланхолическомъ
"Я всегда ставилъ въ честь моему дяд, что онъ былъ другомъ и товарищемъ Тома Смарта, агента извстнаго дома Вильсонъ и Слэмъ. Мой дядя разъзжалъ по порученіямъ Тиджина и Уэльпа; но долгое время ему приходилось здить по тмъ же мстамъ, которыя посщалъ Томъ; и въ первую же ночь, какъ они встртились, мой дядя почувствовалъ склонность къ Тому, a Томъ привязался къ дяд. Не прошло и получаса посл ихъ перваго знакомства, какъ они уже держали пари, кто приготовитъ изъ нихъ лучшій пуншъ и скоре выпьетъ его цлую кварту однимъ духомъ. Дядя выигралъ первое пари, т. е. приготовилъ лучшій пуншъ, зато Томъ выпилъ раньше: онъ перегналъ дядю на чайную ложечку. Затмъ они потребовали каждый по новой кварт и выпили за здоровье одинъ другого, и съ этого времени стали друзьями навсегда. Въ подобныхъ событіяхъ играетъ главную роль судьба, джентльмены, она сильне насъ.
"Что касается наружности, дядя мой былъ немного пониже средняго роста, немного потолще обыкновеннаго размра и, можетъ быть, лицо его было чуть-чуть излишне красновато. Физіономія y него была самая развеселая, джентльмены: нчто въ род Пэнча (Punch, полишинель), только съ боле краснымъ носомъ и подбородкомъ; глаза y него вчно моргали и свтились веселостью, a улыбка — не то, что ваши ничего не выражающія, деревянныя усмшки, — a настоящая, веселая, сердечная, добродушная улыбка не сходила никогда съ его устъ. Однажды его выбросило изъ кабріолета, и онъ ударился головою прямо о дорожную тумбу. Онъ такъ и остался недвижимъ на мст, и лицо y него, попавъ какъ разъ въ кучу щебня, до того было повреждено и изуродовано порзами, что, по собственному сильному выраженію дяди, родная мать не узнала бы его, если бы вернулась снова на землю. Впрочемъ, разсудивъ хорошенько, джентльмены, я полагаю, что она и безъ того не могла бы его, узнать, потому что умерла, когда дядюшк было всего отъ роду два года и семь мсяцевъ, и не случись даже щебня, одни высокіе дядины сапоги сбили бы совсмъ съ толку почтенную леди, не говоря уже о его веселой, красной рож. Какъ бы тамъ ни было, онъ свалился, и я слыхалъ отъ него не разъ, что человкъ, поднявшій его, разсказывалъ посл, что дядя лежалъ съ превеселой улыбкой, какъ будто только споткнулся слегка; a когда пустили ему кровь и въ немъ обнаружились первые слабые признаки его возвращенія къ жизни, онъ вскочилъ на постели, разразился громкимъ хохотомъ, поцловалъ молодую женщину, державшую тазикъ, и спросилъ себ тотчасъ же порцію баранины съ маринованными орхами. Онъ очень любилъ маринованные орхи, джентльмены. Онъ говорилъ всегда, что, если сть безъ уксуса, то нтъ лучшей закуски къ пиву.
"Главную свою поздку дядя совершалъ осенью; онъ собиралъ въ это время долги и принималъ заказы на свер: халъ изъ Лондона въ Эдинбургъ, изъ Эдинбурга въ Глазго, изъ Глазго обратно въ Эдинбургъ и затмъ, на закуску, въ Лондонъ. Вы понимаете, конечно, что вторичная его поздка въ Эдинбургъ предпринималась имъ для собственнаго удовольствія. Онъ здилъ туда на недльку единственно для того, чтобы повидаться со старыми друзьями, и, завтракая съ однимъ, перекусывая съ другимъ, обдая съ третьимъ и ужиная съ четвертымъ, онъ проводилъ очень пріятно эти денечки своего отдыха. Не знаю, джентльмены, случалось-ли кому изъ васъ угощаться настоящимъ, существеннымъ, гостепріимнымъ шотландскимъ завтракомъ, a потомъ перекусить слегка блюдомъ устрицъ, да запить все это добрыми двумя стаканами виски да дюжиной хорошаго элю. Если вамъ приводилось на себ самихъ испытывать такое угощеніе, то вы согласитесь со мною, что требуется порядочно крпкая голова, чтобы еще плотно пообдать и поужинать посл этого.
"Но, чтобы мн провалиться на мст, если я вру, все это было дядюшк ни почемъ. Онъ былъ такой богатырской комплекціи, что такой подвигъ считалъ простою дтскою игрушкой. Онъ говаривалъ при мн, что могъ пировать хоть каждый день съ дундейцами и возвращаться потомъ домой не шатаясь; a вдь y жителей Дунди такія крпкія головы и такой крпкій пуншъ, джентльмены, какихъ вы не встртите боле нигд между обоими полюсами. Мн разсказывали о состояніи одного добраго парня изъ Глазго съ такимъ же парнемъ изъ Дунди; борцы пятнадцать часовъ къ ряду пили не переставая. Оба они задохлись почти въ одинъ моментъ, насколько это можно было засвидтельствовать, но, за этимъ малымъ исключеніемъ, нисколько не пострадали при этомъ.
"Однажды вечеромъ, почти ровно за сутки до своего обратнаго путешествія въ Лондонъ, дядя ужиналъ y одного своего хорошаго стараго пріятеля, судьи, какого-то тамъ Мака съ четырьмя слогами еще посл того, жившаго въ древнемъ город Эдинбург. Была тутъ жена судьи и три дочки судьи, и подростокъ — сынокъ судьи, и еще трое или четверо здоровенныхъ, густыми бровями опушенныхъ, веселыхъ шотландскихъ стариковъ-молодцовъ, которыхъ судья пригласилъ для чествованія моего дяди и для забавы честной компаніи. Ужинъ былъ на славу. Была тутъ и форель съ икрою, и финская вахня, и головка ягненка, и сальникъ — великолпнйшее шотландское блюдо, джентльмены, о которомъ дядя мой говорилъ, бывало, что оно, появляясь на стол, всегда казалось ему желудкомъ купидона! Сверхъ того, было много еще другихъ блюдъ и закусокъ, названіе которыхъ я позабылъ, но все-таки блюдъ и закусокъ великолпныхъ. Двушки были миловидны и любезны; жена судьи милйшее изъ всхъ живыхъ существъ; дядя былъ въ самомъ превосходнйшемъ расположеніи духа; понятно, что время шло y нихъ весело и пріятно, молодыя особы хихикали, старая леди громко смялась, a судья и прочіе старики хохотали до того, что даже побагровли. Не помню хорошенько, по сколько рюмокъ виски тогда было выпито посл ужина, но знаю, что къ часу по полуночи подростокъ — сынокъ судьи совсмъ потерялъ сознаніе въ то время, какъ силился затянуть первую строфу псни: "Вилли варилъ пиво изъ ячменя", a такъ какъ съ полчаса его одного только видлъ дядя за столомъ, то и ршилъ, что пора отправляться во свояси, тмъ боле, что выпивка началась еще въ семь часовъ и слдовало воротиться домой въ приличное время. Но, разсудивъ, что было бы неучтиво уйти безъ обычнаго напутствія, дядя пригласилъ себя ссть, налилъ себ еще рюмку, всталъ, чтобы провозгласить свое собственное здоровье, обратился къ себ съ милымъ и весьма лестнымъ спичемъ и затмъ выпилъ тостъ съ величайшимъ сочувствіемъ. Никто не проснулся, однако; тогда дядя выпилъ еще съ ноготокъ, ровно настолько, чтобы опохмлиться, и, схвативъ неистово свою шляпу, ринулся вонъ на улицу.
"Ночь была темная, бурная, когда дядя заперъ за собою дверь дома судьи. Нахлобучивъ покрпче свою шляпу, для того, чтобы не снесло ее втромъ, онъ засунулъ руки въ карманы и, взглянувъ наверхъ, сдлалъ краткое наблюденіе надъ состояніемъ атмосферы. Тучи неслись съ крайнею быстротой мимо луны, то совершенно заслоняя ее, то дозволяя ей выглянуть въ полномъ блеск и пролить свтъ на вс окружающіе предметы; затмъ, он снова набрасывались на нее съ удвоенной быстротою и снова погружали все въ непроглядную темь. "Право, такъ не годится!" сказалъ дядя, обращаясь къ погод, какъ лично оскорбленный ею. "Это вовсе не то, что мн требуется для путешествія. Ршительно не годится!" заключилъ онъ внушительно и, повторивъ это нсколько разъ, снова отыскалъ съ нкоторымъ трудомъ свое равновсіе, потому что y него немножко закружилась голова отъ долгаго смотрнія на небо, и пошелъ потомъ весело впередъ. "Домъ судьи находился въ Канонгэт, a дяд надо было идти на другой конецъ Лейтскаго бульвара, такъ сказать, съ милю пути. Съ каждой стороны y него высились къ темному небу громадные, узкіе, разбросанные врозь дома, съ фасадами, потемнвшими отъ времени, съ окнами, не избгнувшими, повидимому, участи человческихъ глазъ и потускнвшими, впавшими съ годами. Дома были въ шесть, семь, восемь этажей вышиною; этажи громоздились на этажахъ, какъ въ дтскихъ карточныхъ домикахъ, бросая темныя тни на грубо вымощенную дорогу и еще усиливая ночную темноту. Кое-какіе масляные фонари торчали на большихъ разстояніяхъ другъ отъ друга, но они служили разв указаніемъ какихъ-нибудь грязныхъ калитокъ въ сосднихъ заборахъ или тхъ пунктовъ, на которыхъ общая дорога соединилась, уступами и извилинами, съ разными лежащими около нея низменностями. Поглядывая на вс эти предметы съ пренебреженіемъ, взглядомъ человка, который видывалъ ихъ и прежде слишкомъ часто и никогда не считалъ достойными своего вниманія, дядя шелъ по середин улицы, заложивъ большіе пальцы каждой руки въ карманы своего камзола, напвая по временамъ разные мотивы съ такимъ зыкомъ и одушевленіемъ, что мирные граждане пробуждались отъ своего перваго сна и лежали дрожа въ своихъ постеляхъ, пока звукъ не замиралъ въ отдаленіи. Успокоивъ себя мыслію, что то былъ просто какой-нибудь забулдыга, отыскивавшій свой путь домой, они укрывались потепле и погружались снова въ сонъ.
"Я разсказываю вамъ вс эти подробности и упоминаю, что дядя шелъ по середин улицы, держа пальцы въ камзол, для того, чтобы вы убдились, что, какъ онъ самъ часто говаривалъ, джентльмены, (и весьма основательно) — въ этой исторіи не было ничего необыкновеннаго, что вы и уясните себ, если уразумете хорошенько съ самаго начала, что дядя былъ человкъ вовсе не романическаго и не суеврнаго настроенія.
"Джентльмены, мой дядя шелъ, засунувъ пальцы въ карманы камзола, держась самой середины улицы и напвая то любовный куплетъ, то вакхическій, a когда то и другое ему надоло, посвистывая мелодическимъ образомъ, шелъ до тхъ поръ, пока не достигъ Свернаго моста, соединяющаго на этомъ пункт старый Эдинбургъ съ новымъ. Здсь онъ пріостановился на минуту, чтобы поглазть на странныя, неправильныя массы огоньковъ, висвшихъ одинъ надъ другимъ и иной разъ такъ высоко въ воздух, что они уподоблялись звздочкамъ, свтящимся съ замковыхъ стнъ, съ одной стороны, и Кальтонова холма, съ другой, точно изъ дйствительныхъ воздушныхъ дворцовъ, между тмъ какъ старый живописный городъ спалъ тяжелымъ сномъ въ туман и мрак подъ ними внизу. Голлиродскій дворецъ и часовня, охраняемые денно и нощно, какъ говаривалъ одинъ изъ пріятелей моего дяди, трономъ стараго Артура, высились нахмуренно и мрачно, точно угрюмые геніи надъ древнимъ городомъ. Я сказалъ, джентльмены, что мой дядя остановился на минуту, чтобы оглядться; посл того, сказавъ любезности погод, которая немного прояснилась, хотя луна уже заходила, онъ, какъ и прежде, величественно пошелъ впередъ, держась съ достоинствомъ середины дороги и посматривая съ такимъ выраженіемъ, какъ будто желалъ встртиться съ кмъ-нибудь, кто вздумалъ бы оспаривать y него обладаніе дорогой. Но не встртилъ онъ никого, кто бы захотлъ посоперничать съ нимъ насчетъ обладанія ею, и такимъ образомъ дядя продолжалъ свой путь, заткнувъ пальцы въ карманы камзола, кроткій, какъ овца.
"При конц Лейтскаго бульвара дяд приходилось перейти черезъ большое пустое пространство, отдлявшее его отъ переулка, въ который ему слдовало повернуть, чтобы пряме пройти къ дому. Въ т времена на этомъ пустыр находилось отгороженное мсто, принадлежавшее одному каретнику, покупавшему y почтоваго управленія старые, негодные къ служб дилижансы. Дядя мой, большой охотникъ до всякихъ экипажей, старыхъ, юныхъ или средняго возраста, забралъ себ въ голову своротить съ дороги только для того, чтобы взглянуть сквозь частоколъ на старые экипажи каретника, которыхъ, сколько онъ помнитъ, было тутъ съ дюжину въ весьма разрушенномъ и запустломъ вид. Дядя, джентльмены, былъ человкъ пылкій и настойчивый; находя, что сквозь частоколъ плохо видно, онъ перелзь черезъ него и, усвшись спокойно на старой дрог, принялся весьма серьезно разсматривать дилижансы.
"Было ихъ съ дюжину, было, можетъ быть, и боле, — дядя никогда не удостоврился въ этомъ въ точности и, какъ человкъ крайне правдивый насчетъ цифръ, не хотлъ говорить утвердительно о ихъ числ,- но сколько бы ихъ тамъ ни было, они стояли нагроможденные въ кучу и въ такой степени запустнія, какую только можно себ вообразить. Дверцы ихъ были сняты съ петель и брошены прочь, обивка оторвана и только кой-гд еще придерживалась ржавыми гвоздиками; фонари были разбиты, дышла исчезли, желзо покрылось ржавчиной, краска сошла. Втеръ свистлъ сквозь щели этихъ оголвшихъ деревянныхъ останковъ, и дождь, собравшійся на ихъ крышкахъ, падалъ капля по капл во внутренность съ пустыннымъ меланхолическимъ звукомъ. То были, такъ сказать, разлагавшіеся скелеты отшедшихъ экипажей, и въ этомъ пустынномъ мст, въ этотъ ночной часъ они казались страшными и наводящими уныніе.