Замыкание
Шрифт:
В доме было тихо, клонило ко сну, решила лечь пораньше, закутав горло шерстяным шарфом, иногда помогало.
Уснула сразу, и приснилось, что спускалась со скалистой горы следом за мужчиной в серой поношенной куртке и серых брюках. У него были всклоченные волосы, широкие плечи и крепкая спина, как у борца. Он исчез за скалой, а она оказалась на краю обрыва. Чтобы не скатиться в пропасть, села на тропинку, открыла дорожную сумку и стала вытаскивать и разворачивать свернутые в трубочку и перевязанные атласными лентами рулоны маминых выкроек, разноцветные куски тканей, кружева, -
Замерзли ноги, она проснулась, посмотрела на часы, спала чуть больше получаса. Согрела молоко и включила телевизор, решив дождаться Якова.
Он позвонил поздно, предупредив, что спускается в метро, скоро будет. Она так и не легла спать. И не дождалась его. Перезванивалась с Митяем, они по очереди звонили в милицию. Там неохотно отвечали, информации никакой не поступало, если поступит, сразу сообщат им, но они продолжали звонить. Его обнаружили ранним утром, когда открылось метро.
Смерть Якова
Митяй признался, что они изрядно выпили, сначала пили вино, которое Яков принес с собой, а потом он, как положено хозяину, выставил бутылку водки. Предложил Якову остаться на ночь, но тот заторопился, чтобы успеть на метро.
На метро успел, в последний поезд. Прибыл на свою станцию, вероятно, уже за полночь. Запоздалых пассажиров было немного, дежурная вспомнила высокого старика. Пассажиры поднимались по эскалатору, он один направился в противоположную сторону к крутой лестнице. Даже в часы пик по лестнице поднимались один - два человека. На выходе начинался сквер, дальше небольшая площадь и Дворец культуры, где, как любил выражаться, служил верой и правдой.
Но зачем он ночью выбрал тот выход, если спешил домой? Поблизости кроме сквера и Дворца культуры не было никаких построек: ни жилых зданий, ни магазинов. Ему надо было подняться на эскалаторе, выйти из метро, мимо продовольственного магазина и аптеки по освещенной улице, свернуть во двор, - и вот он дома.
Что было у него на душе, почему его потянуло в ту сторону, никто уже не узнает.
На выходе из метро он поскользнулся и упал, ударившись головой о металлический штырь. При росте почти два метра сила удара была такой, что пробило череп.
Позвонила сыну, он бодро ответил: "Привет, Софья Леонидовна! Рад тебя слышать". "Яков умер", - только и смогла сказать. "Как умер!?" - голос сорвался, захрипел, , пауза, и сын быстро заговорил. Долгий, невнятный монолог, какой-то сумбур: ушел один из последних могикан, духовный учитель, таких уже нет, этим именем почти никого теперь не называют, значит, не призывают на великие свершения, значит, еще рано. А ведь Яков сумел, победил темную сторону своей души. Очень жаль, светлых сил все меньше, зло торжествует, поэтому всем нам надо сплотиться, чтобы выдержать. Нужно ждать других испытаний, чтобы понять замысел.
– Каких испытаний?
– вяло спросила она, но ответа не услышала.
Смысла в сказанном сыном она не уловила.
"Жаль,
Не стоит обижаться, Маша - врач, к смерти относится спокойно, иначе была бы профессионально непригодной. Но напугала, предположив, что, вероятно, смерть наступила не сразу, "Он был в сознании?" - спросила Софья. "Что гадать, всякое бывает, он мог быть в сознании", - ответила дочь, а ведь могла пожалеть и не сказать.
Вероятность, что он умирал в полном одиночестве, на снегу, мучила, изводила, и она, физически обессиленная, замирала в кресле и с ужасом смотрела на циферблат механических часов: время неумолимо приближало к концу. Ей было страшно, смерть бродила поблизости, выискивая новые жертвы. Ведь недаром говорят: костлявая не уйдет, пока не насытится.
Позвонила Марго и приказала, как умела только она, - принести цветы на место его гибели. Так положено, лучше венок, но и цветы сойдут.
Прикажи, в ее состоянии, лететь на луну, так положено, полетела бы. Она поспешила в цветочный павильон у дома и купила его любимые кремовые герберы, четыре штуки, продавец укутывала букет прозрачной пленкой, сверху гофрированной бумагой, и сочувственно смотрела на нее.
Долго стояла на перекрестке и боялась перейти на другую сторону, к месту его гибели. Машины потоком мчались на огромной скорости, зеленый свет светофора не внушал доверия: мало ли отморозков за рулем. Стояла и заворожено смотрела на черно-белую графику зимы и на ярко-красные, как капли крови, ягоды на ветках рябины. Предупреждение, знак - запрет переходить дорогу. Что-то такое витало в воздухе, и ей было страшно. Неизвестно, сколько времени простояла на одном месте, уговаривая себя, что нет ни нечистой силы, ни потустороннего мира, но так и не избавилась от наваждения. Букет унесла домой.
На следующее утро с этим же букетом опять направилась к перекрестку. Ветки рябины были голые, ягоды рассыпались по снегу. Воробьи суетились на сером снегу, и среди причудливого узора лапок выделялись углубления из красных ягод, как ранки.
Красный свет светофора сменялся зеленым, но она так и не смогла перейти дорогу. Про подземный переход забыла.
– Вот, пыталась сходить на место его гибели, не получилось, - позвонила она сыну, ждала, что спросит почему? Но он молчал, - Плохо, что я одна. Может, приедешь?
– робко попросила и добавила: - Я деньги вышлю.
Но он не услышал, как всегда, когда она просила его вернуться домой.
– Имя определяет нашу судьбу, оно дается не случайно, ничего случайного в мире нет. Яковы так просто с жизнью не расстаются. Если остались какие-нибудь записи, сохрани для меня, - попросил он.
– По-моему, только рисунки. Но я посмотрю.
– Рисунки тоже несут информацию.
– Зверюшки для детских сказок? Я не понимаю тебя, главное ведь не имя, хоть горшком назови, главное человек. А для тебя важнее всего, что его Яковом звали.