Замыкание
Шрифт:
– Ты всегда правду говоришь? - зло спросила Люба.
О, девочка бывает кусачей, не такая уж она забитая, - удивилась Софья. И ей это понравилось. По опыту знала, забитые детки способны на самые коварные проступки.
– Нет, не всегда, - подумав, ответил Миша, - Жалею потом, ложь мешает, потому что душа тяжелеет. Меня мучает тоска по гармонии.
– Что говорить обо мне, не продвинутой, как ты. Но с тобой мне уже не страшно.
Дети еще, маленькие дети, верят, что спасутся хотя бы от одиночества.
Когда
Утром Люба тревожно спрашивала, не заболела ли она.
Не дождетесь, - мысленно отвечала Софья.
Иногда казалось, что ее сторонились, хотели забыть, что она есть, поставили стену и с глаз долой. Не получится, или она не педагог. Отчуждение необходимо преодолевать, ссориться, мириться, все, что угодно, но замечать друг друга и научиться жить дружно.
Дождавшись мирного вечера, когда на кухне Люба варила рис, Миша резал лук и капусту, она вынесла рисунок, который ей подарил Яков при знакомстве. Сын его видел много раз, хотелось напомнить.
Он бережно принял его, позвал Любу, обнял ее и стал комментировать:
– Видишь, тройное восприятие: где-то там настоящий мир, мы видим его через затуманенное стекло, через струи дождя. Наведя лупу, вместо четкости, искажаем его до неузнаваемости.
– В чем смысл?
– спросила Люба.
– Лупа - инструмент ученого, понимаешь? Художник показал, что никакая лупа не поможет найти истину, она дается верующему по вере его.
Раньше он говорил другое: в этом рисунке изображена связь божественного и человеческого через Софию.
Софья уже жалела, что показала рисунок.
– Когда Миша был ребенком, - обратилась она к невестке, - любил подолгу смотреть в небо на птиц. Следил за самолетом, пока он не исчезал за горизонтом. Потом стал видеть летающие тарелки.
– Вы не верите в них?
– удивилась Люба.
Поговорили, называется.
Яков высмеивал тех, кто видел летающие тарелки. Считал их сумасшедшими. Но Миша спорил, ведь он видел. Нет, не общался с инопланетянами, но все впереди. Когда случались мистические видения, сын возбуждался, краснел, бледнел, глаза подозрительно блестели, Софья боялась, не употребляет ли какую-нибудь дрянь. Но Яков успокаивал, это гормоны, действуют круче любой дряни. Опасного нет, если подросток считает, что мысли материальны и что влияют на вселенную. Перерастет со временем.
– Молодую энергию да к старческому опыту, мы бы жили в раю, - смеялся Яков.
Сын возмущался:
– Рай на земле невозможен, человечество надо спасать.
– Если от озоновых дыр и метеоритов, пусть занимаются ученые, - возражал Яков.
– Вы оба странные, верите в бессмертие, а опасаетесь
Ночью разбудил голос сына за стенкой: "Только садист мог так поступить. Не оправдывай его за то, что он поэт". Люба заплакала.
Потом, до утра Софья прислушивалась к ее бормотанию и всхлипываниям, но ничего не поняла. Решила, что у Любы бурное прошлое, хотя и не скажешь по ее внешности и неумению выглядеть сексуальной. Миша ревнует, значит, что-то в ней есть притягательное для мужчин. Что именно, Софья не представляла, и это ее пугало.
Лето, жара, все обострилось, она жила в ожидании несчастья. И случилось.
Непонятно, почему в обычный день, даже не выходной и не праздничный, надо поминать Нину, ведь уже поминали месяц назад, в день смерти, но у верующих свои даты.
Миша сходил в церковь и поставил свечу за упокой души своей родной тети Нины.
Вечером сели втроем на кухне, пили кагор, женщины выпили немного, а он мало ел и наливал себе рюмку за рюмкой, бутылка быстро опустела. Пьяным не выглядел, только лицо потемнело, и пугал пристальный взгляд в угол за газовой плитой.
– Отец мне признался, что вы вдвоем ее убили, - тихо сказал он.
– Миша!
– вскричала Люба и вскочила так неловко, что упал стул.
С ней случилась истерика. Когда она скрылась в комнате, Софья спросила его спокойным голосом, сама удивилась своему спокойствию:
– Ты давно об этом знаешь?
– Давно, отец покаялся перед смертью.
– Когда он умирал, тебя рядом не было. Ты даже на похороны не пришел.
– Я приходил к ним.
– И ты ему поверил?
Сын молчал.
– Когда ты и Маша были маленькими, и я собиралась с ним развестись, он хотел забрать вас у меня.
– А тебя упрятать в психушку. Я не твой сын.
– Чей же?
– Твоей сестры. Она родила меня.
– Как она могла родить тебя, если ты появился на свет после ее смерти? Перед тобой я родила Машу.
Ей стало весело.
– Я старше Маши, вы подделали мое свидетельство о рождении.
– Как ты это представляешь?
– она почувствовала, что может потерять контроль над собой, что надо уйти, поговорить завтра, когда он протрезвеет, но не могла остановиться, - Мы убили твою мать? Как ты с этим живешь столько лет? У тебя есть доказательства нашего преступления?
– Я советовался с экстрасенсом, показывал ее фотографии, я ведь помню, как вы рассматривали их, ваши лица были как у убийц.
– Какие у нас были лица?
– Твои глаза. Зрачок - точка ненавистия, как дуло пистолета.
– Но ведь она утонула.
– Вы приговорили ее. Неважно, каким способом. Вы хотели ее смерти, и этого достаточно.
Софья почувствовала слабость, старалась держаться, но обвинение чудовищно, не выдержала:
– Ты понимаешь, что говоришь? Твоя мать убийца. Заявляй в милицию. Сейчас, немедленно, вызывай, иначе вызову я.