Замыкание
Шрифт:
Стала набирать номер, но руки так дрожали, что палец срывался.
На пороге появилась Люба:
– М-м-м-иша, н-н-н-е н-н-н-адо, п-п-п-п-ожалуйста, - вымучивала она, держась за горло.
Он не замечал ее.
– Я вошел в комнату, и вы альбом убрали. Зачем вы его прятали в шкафу? Боялись, что я увижу и все пойму. Я его обнаружил, экстрасенс видел ваш портрет и сказал, что вы ее убили.
Когда утонула сестра, горе накрыло так, что за утешением обратилась к потустороннему миру, не веря в него, но ведь надо было как-то выживать. Сестра стала ангелом - хранителем, и в самые
Не верила в бога, считала себя атеисткой и надеялась, что умершая сестра ее видит и заботится о ней.
Но сын обвинил в убийстве, и как теперь надеяться на помощь. Сын считал ее убийцей, и это страшно.
Жутко оказаться одной в другой стране и городе, где, кроме сына, знакомых не было. Соседи по коммуналке, семейная пара пенсионеров, жили на даче, не появлялись в городе месяцами. Если появлялись, были поглощены друг другом, как новобрачные.
С утра ушла на пляж, было жарко, спряталась под навесом на бетонных плитах и с тоской думала, как будет жить, когда похолодает.
Еле добралась до дома, открыла металлическую дверь в подъезд и услышала голоса, мужские, женские, - показавшиеся знакомыми. Поднялась на площадку первого этажа, голоса прекратились.
В подъезде четыре квартиры. Одна квартира на первом этаже пустовала после смерти старушки. Во второй жила еще одна старушка, ее на лето вывозили на дачу. На втором этаже жила участница боевых действий, приглашала ее знакомиться. Мебели почти не было, только самое необходимое: диван, стол, стул и телевизор на журнальном столике. В другой комнате ничего, кроме платяного шкафа. Старушка избавилась от лишних вещей, чтобы легче дышалось, да и в могилу их не заберешь.
Где, за какой стеной так громко говорили? Может, бомжи поселились в подвале? Но на двери огромный замок.
Что в имени твоем
"Не- де-лай- нянь-ку -из- сы-на- не -смей, - в такт стуку дятла по сухому дереву Дуся долбила острым носом над ее головой, изредка поворачивала голову, показывая круглые глаза в безумной поволоке. В ночной трикотажной рубахе голубого цвета, туго обтянувшей пудовые груди, в резиновых ботах с широкими голенищами на тонких ногах - куриных лапках походила не то на цаплю, не то на удода.
Где-то грохнуло, Софья проснулась в кромешной тьме. Все замерло. За стеной скрипнула половица: убийца, крадучись, удалялся с места преступления. Пройдет мимо или вышибет ее дверь, чтобы не оставлять свидетеля в живых?
Легкие босые шаги, женские, в сторону кухни, нет, в туалет.
Люба вернулась в комнату, донесся мирный голос сына, не похоже, чтобы ссорились. Это был сон.
Утром, еще лежа в постели, услышала, как сын быстро собрался и куда-то ушел. Торопливо встала и стала собираться на пляж, чтобы не встречаться с Любой. Когда мыла посуду после завтрака, Люба появилась.
– Вам нравится поэт Александр Блок?
– спросила она нормальным голосом.
Софья растерялась, чуть не выронила чашку.
– Да, нравится, - она мучительно подбирала слова, чтобы увлечь, задержать невестку, в конце концов, ей хотелось семью, нормальных отношений. Слова не находились.
Что такое нормальные
– Нормальное одинаково для всех и каждого, - спорила она с Яковом, - нормальный человек стремится к миру с другими, это так естественно.
– Миша любил Блока, и вдруг все переменилось.
– Бывает, - Софья решила быть дипломатом.
– Блок был мистиком, символистом, перерос себя, время такое наступило, революционное. Миша тоже перерос себя, хочет в чем-то разобраться. Ему бы здравомыслия...
Хотела добавить - женился, пора взрослеть, но прозвучало бы по ассоциации с революцией для Блока.
– Да, да, я тоже так считаю, - Люба быстро-быстро закивала головой.
– Разбираться надо, чтобы меньше глупостей совершать, увы, ему всегда не хватало здравомыслия. Он в детстве заметно отставал в развитии от сверстников. Конечно, я тревожилась. Да, сына любила, но еще хотелось ему благополучной жизни, как бы поточнее, слабоумные счастливее умных, горе от ума, как говорится, - она посмотрела на Любу, не обиделась ли, нет, внимательно слушает, - но с умом жизнь, как бы сказать, разнообразнее, наверное. Миша рос тихий, послушный, погруженный в себя.
Она считала, что вина ее, зачала его вскоре после рождения Маши, поторопилась, организм еще не восстановился. Маша, наоборот, опережала сверстников. Она была непоседа, заводила, провокатор ссор.
– Вот видите, он родился особым.
– Куда уж особеннее. Только моя мама радовалась, такой послушный: поставишь - стоит, посадишь - сидит. Другая бабушка Дуся пыталась растормошить внука, добилась, что он начинал орать, как только видел ее. С трудом успокаивали.
Люба полезла в холодильник, достала кастрюлю, с рисовой кашей, другого не готовила, повернулась к Софье.
– Я в школе не очень хорошо училась, любила только литературу.
– Миша тоже в школе учился так себе, но рано проявился как гуманитарий. Он не рассказывал, что пытался отменить именительный падеж?
– У нас в школе боролись за букву ё.
Софья засмеялась:
– У нас тоже, учительница природоведения писала письма в защиту ё, в министерство и приемную президента, собирала подписи. Мы, учительницы русского языка, прятались от нее.
– Что тут смешного? Ведь каждый звук связан с космическими вибрациями, последствия отмены непредсказуемы. А вот именительный - падеж агрессоров и эгоистов, надо отменять. Мы с Мишей уважаем творительный падеж, - он нам по душе.
Софья решила не возражать, главное - процесс пошел, замороженная оттаивает.
– Читать без запинки сын научился поздно, чуть ли ни в четырнадцать лет, я так радовалась, для меня было счастьем слышать выразительную речь. Знаешь, есть такие дети, не говорят, а вымучивают слова, - замолчала, испугавшись, что контакт прервется, и добавила, - От избытка эмоций, со мной тоже бывает.
Люба отстранилась, перестала слушать, заговорила, напрягая горло:
– Миша особый, он духовный, у него особый путь. Понимаете? Он женился на мне... вы не поверите, да, не поверите, но я не вру, он сам сказал, потому, что я ему духовно близкий человек, - прихватив кастрюлю, выскочила из кухни, как будто боялась, что Софья ее догонит.