Западноевропейская поэзия XХ века. Антология

Коллектив авторов

«Когда они поэта хоронили…» [68]

Перевод В. Топорова

Когда они поэта хоронили, На кладбище был фоторепортер, И снимок напечатали. Мы видим: Горбатый, чтоб не тесно голове, И все же тесный гроб, сырую землю И горсть сырой земли в руке у друга (В руке, размытой дрожью) — но не бог весть Кто умер иль, вернее, бог весть кто. На снимке не хватало бургомистра, На снимке не хватало профессуры, Зато хватало жестяных венков (Кто час кончины в силах приурочить К цветенью роз?). Священник говорил, Не по погоде, долго. Дети зябли. Невидимые, жались в стороне Две нимфы, семь дриад и саламандра, — Не то чтоб он их вечно воспевал, Но им казалось: это их знакомый. А те, кто плоть и кровь, сморкались — тихо, Но тщательно — и кутались в меха: Не

простудиться б. Смерть грядет за смертью. Глядели не на землю — в небеса: Там туча проплывала, так черна И так фотогенична, что фотограф Решил заснять ее — не для печати, А для себя, на всякий случай. Правда, На пленке этой тучи не нашлось.

68

«Когда они поэта хоронили…» — На смерть Э. Ланггессер.

КОШКА

Перевод В. Топорова

Кошка о которой пойдет речь сидела на помойке и орала Ночь напролет две напролет три напролет. В первый раз он спокойно прошел мимо Не думая ни о чем и под ор за окном уснул. Во второй раз он ненадолго задержался Глядя на орунью попробовал ей улыбнуться. В третий раз он одним прыжком настиг зверя Схватил за шкирку назвал «кошкой» не придумав иного имени И кошка прогостила у него семь дней. Ее клочковатую шерсть не удавалось ни отмыть ни расчесать. Вечером по возращении он еле отбивался от ее зубов и когтей. Ее левое веко нервически подергивалось. Она раскачивалась на занавесках хозяйничала на антресолях. В квартире стоял звон гром и треск. Все цветы приносимые им домой она съедала. Она сбивала вазы со стола раздирала нераспустившиеся бутоны. Ночами она бодрствовала у него в изголовье — Глядела на него горящими глазами. За неделю его гардины были располосованы Кухня превратилась в помойку. Он бросил ходить на службу Бросил читать бросил играть на рояле. Его левое веко нервически подергивалось. Он начал скатывать пулю из серебряной фольги Которую она долго недооценивала. Но на седьмой день Сделала ловкое обманное движение. Он выстрелил Серебряной пулей — и промазал. На седьмой день Она прыгнула к нему на колени заурчала позволила себя погладить И он подумал: моя взяла. Он ласкал ее чесал ее завязал ей на шее бантик. Но тою же ночью она спрыгнула с четвертого этажа И убежала — недалеко — как раз туда откуда Он ее взял. Там в загадочном лунном свете Расцветала помойка. На старом месте Кошка летала с камня на камень сверкала облезлой шерстью И орала

ХИРОСИМА

Перевод В. Топорова

Сбросивший гибель на Хиросиму ушел в монастырь бить в колокол. Сбросивший гибель на Хиросиму отпихнул ногой табурет, повесился. Сбросивший гибель на Хиросиму еженощно сражается с демонами безумия — с сотнями тысяч демонов безумия, уничтоженных им, но воскресающих для него. Все эти слухи недостоверны. Буквально вчера он попался мне на глаза в саду на своей пригородной вилле. За новеньким забором росли ухоженные цветы. (Правда, не лотос, а розы.) И недостаточно пышные, чтобы затеряться в их зарослях. Я рассмотрела дом, рассмотрела хозяйку в цветастом платье, маленькую девочку рядом с ней и мальчика чуть постарше — у него на плечах, занесшего кнутик над головой отца. И его самого я хорошенечко рассмотрела! он стоял на четвереньках в траве, беззаботно ощерясь улыбкой, ибо фотограф притаился за забором — недреманное око мира.

ДЖЕНАЦЦАНО [69]

Перевод Н. Гребельной

Дженаццано, горный город, вскарабкавшийся с ослиным упрямством по западной крутизне среди зимнего, стеклянного позвякиванья. Здесь стояла я у колодца. Здесь я вымыла свою невестину рубашку. Здесь я вымыла свой саван. Мое лицо легло белым в черную воду, в сквозную прозелень платанов. А мои руки стали двумя ледышками с пятью сосульками на каждой. И позвякивали.

69

Дженаццано — город в Италии.

ПРЕДМЕСТЬЕ

Перевод Н. Гребельной

Только лишь два дерева остались от рощи. Только лишь два ягненка от большой отары. Один почернее, другой побелее. Никто более не видит на западе красноватых зубцов ограды. Непригодные для жилья дома остались от городка, сбежавшего, куда-то

запропавшего, белого, со сверкающими стеклами окон, наполненного мальчишками, трещащими, двухколесными. Неисчислимыми. Мальчишки упрямо укореняются по всей округе с почерневшими кипарисами, комариными прудами, ложбинами, полными цветущего дрока.

ВОЛЬФГАНГ ВЕЙРАУХ

Вольфганг Вейраух(публикует стихи и под псевдонимом Йозеф Шерер; род. в 1907 г.). — Установка на формальный версификаторский эксперимент сужает возможности той острой критики капитализма, к которой поэт стремится в своих стихах («Песнь против смерти», 1956). Более непосредственны антифашистские стихи Вейрауха («Конец и начало», 1949; «Мелом на стене», 1950, и др.), в которых обобщен, в частности, и его личный опыт солдата вермахта. На русский язык переводились лишь отдельные стихотворения Вейрауха.

СТУЧИТСЯ ВЕТЕР ОБ ОКНО

Перевод И. Грицковой

Стучится ветер об окно, И на дворе уже темно. И мы заснем спокойно. Но вклинится в беспечный сон Зловещий крик, протяжный стон. И мы проснемся разом. И нам почудится беда, Как в те кровавые года, Когда мы спать боялись. Быть может, это неспроста — Кромешной ночи темнота Пугает нас, как прежде. Заплачут дети за окном, Что умирали день за днем. И не унять их стоны. Убиты или сожжены — Они погибли в дни войны. И в том повинен Гитлер. Они восстали из земли И в нашу комнату вошли, Обуглены пожаром. А те, что мерзли в холода И превратились в груду льда, Пришли, чтоб отогреться. И, не успев войти, тотчас Они гурьбой обступят нас. И сердце сводит ужас. И стала комната тесна. Нам этой ночью не до сна. И до смерти нам стыдно. Гуляет ветер средь полей. Мы укрываем потеплей Свое дитя родное. А те, погибшие, потом От нас пойдут в соседний дом. А мы погасим лампу.

ГЮНТЕР АЙХ

Перевод Е. Витковского

Гюнтер Айх(1907–1972). — По преимуществу лирик и радиодраматург, считается создателем поэтического радиотеатра. В годы войны находился во «внутренней эмиграции». В творчестве Айха буржуазно-гуманистические устремления сочетаются с постоянными сомнениями в силах и возможностях человека. Автор книг стихов: «Заброшенные хутора» (1948), «Метро» (1949), «Депеши дождя» (1955), «Избранное» (1960) и др. Стихи Айха в русском переводе печатались с 1960 года.

МГНОВЕНИЕ

Постоянно перед глазами тополя на Леополъдштрассе, но всегда стоит осень, всегда и все заткано пряжей туманного солнца или же сеткой дождя. Где ты, даже если ты рядом со мной? Это вечно: пряжа далеких времен, прошедших и будущих, жизнь в аду, вековечное троглодитово время, грусть перед колоннами Гелиогабала [70] и приютом святого Морица. Серые трущобы и бараки — начало счастья, блеклого счастья. Ответ: пожатье твоей руки, Архипелаг, цепь островов, наконец — песчаная отмель, обрывок суши, где можно помечтать о счастье слиянья. (Но мы одной крови: на камнях, возле зарослей сада, возле стариков на парковых скамьях, там, где звенит трамвай номер шесть, где анемоны — в этот миг собирая воедино властность слез и влажность губ…) И это всё пряжа, что нас сопрягает, минувшее настоящее, несостоявшаяся любовь, редкая листва тополей, осень в сточных канавах, предписанная городской управой, и заполненный вопросник о счастье.

70

Гелиогабал — римский император (правил в 217–221 гг.).

ДНИ СОЕК

Сойка не бросила мне голубого пера. Катятся в утреннем сумраке, словно желуди, крики сойки. Горькие зерна — пища на целый день. В красной листве целый день долбит она клювом темную ночь из веток и диких плодов — пестрый покров надо мной. Ее полет — как биение сердца. Но где она спит и что ей снится? Незамеченное, лежит в темноте возле моего ботинка голубое перо.