Застава на Аргуни
Шрифт:
«Зверушка и та любит, — с уважением подумал Слезкин. — Человек человека любит. Человек землю свою любит, леса вот эти от врагов бережет. Все из любви, выходит». — Слезкин захлопал светлыми ресницами.
Моисей внезапно остановился. Замер и Костя. В ветвях березняка показалась большая комолая голова сохатихи.
Сохатиха, нагнув подбородком тоненькую березку, откусывала с самой верхушки листья. Под ногой Слезкина хрустнула ветка. Животное вскинуло голову, навострило большие уши. Костя сорвал с плеча ружье, прицелился. Моисей схватился за ствол.
— С ума спятил? Не видишь?
Сохатиха сорвалась
— Не заметил, — оправдывался Слезкин, с уважением глядя на Моисея.
Костя шел и то и дело оглядывался, прислушивался. Иногда ему чудился лай собаки, и он останавливался, затаив дыхание.
Моисей продолжал рассказ о кабарге.
— Когда анжиганчики подрастут, они вылазят из гнезд и, оголодавши, начинают попискивать — звать матушку. Если матери близко нет, к анжиганам бежит другая кабарга. Кормят, значит. Кое-кто из нашего брата охотников делает берестяной манок, изображает писк кабаржат. Мать прибежит, и тут же ее уложат.
— Подлый метод охоты! — возмутился Костя.
Моисей согласился.
— Конечно, подлый. Ты возьми зверя так, как положено, а не обманом. Тайга не любит таких охотников.
Наконец спустились к заросшему осокой болотцу. В глубине небольшого заливчика раздавался шумный плеск шилохвостей. Из прибрежных густых зарослей осоки, громко крякая, выплыла крохалиха с выводком. Утята бойко скользили, останавливались, хлопая слабенькими крылышками по воде, вертелись на одном месте, потом стремительно догоняли мать. С шипящим посвистом прилетел табунок касаток. Сделав крутой вираж, они сели на воду. Несколько выстрелов, один за другим, разорвали тишину.
К обеду охотники вышли к ручью на опушке молоденького соснового леска. Сложив в кучу трофеи, они разулись, сняли верхнюю одежду, развесили по кустам для просушки. Полуденное солнце разогнало сырость, заставило попрятаться мошкару, тучами звеневшую над низиной.
Слезкин, умывшись в ручье, сидел на корточках и наблюдал за разомлевшей пчелой, сонно повисшей на венчике ромашки.
Моисей большим охотничьим ножом нарезал куски мяса. Закончив подготовку к обеду, он бросил Косте солдатский котелок.
— Зачерпни водички да топай сюда. Надо малость подзаправиться.
Чистый лесной воздух и усталость возбуждали аппетит. Костя с удовольствием жевал поджаренное мясо, запивал холодной родниковой водой, и ему казалось, что нет на свете никакой войны, нет тревожной границы, через которую во мраке шныряют всякие кулунтаи, нет смерти, горя, а есть только эта лесная тишина, эти пчелы на ромашках, эта кабарга, бесстрашно стоящая на страже детей, и есть где-то Зойка, идущая сейчас к нему. Но это мимолетное ощущение сменилось мыслью, что все это тихое, хорошее только потому тихое и цветущее, что охраняют его сейчас Торопов, Панькин, Айбек, Морковкин, Валька-балагур. И еще роднее, еще дороже показались ему все эти люди. И за это же тихое, цветущее гремят сейчас пушки на фронтах, гибнут такие же парни, как он, Морковкин, Валька, Айбек.
Костя нахмурился и почувствовал, что ему стало неловко и стыдно наслаждаться всеми этими благами. Он думал так, а сам все посматривал в просветы между деревьями, все к чему-то прислушивался, все
Вдруг совсем близко прогремел выстрел. Слезкин вскочил. «Она!» — ударило сердце.
— Зойка резвится! — сказал сквозь сон Моисей. — Коза, наверно, подвернулась. Любит она их гонять.
Спустя немного, к роднику подбежал Кубарь. Он по-хозяйски обнюхал лежавшую на траве дичь, вильнув хвостом, остановился перед Моисеем, гавкнул. Слезкин радостно прижал его морду к груди, нежно гладил, а сам неотрывно смотрел в сторону выстрела. Он и не заметил, как Моисей, приоткрыв один глаз, зорко следил за ним.
На опушке показалась Зойка. Слезкин дернулся было к ней навстречу, но вдруг как ошпаренный метнулся за кусты, на ходу хватая сушившиеся брюки и гимнастерку. Зойка расхохоталась и, покраснев, отвернулась. Она сняла с плеча висевшее стволом вниз ружье, положила на землю сетку с подстреленным гусем. Почувствовав свободу, гусь затрепыхался. Девушка платком с головы накрыла птицу.
— Ну и охотнички! — проговорила она насмешливо. — Не успели уйти из дому — сразу на бок. Не стыдно будет возвращаться с пустыми руками?
— А это что? — показал дед на уток.
Зойка засмеялась.
— Извиняюсь за несправедливость. Я и не заметила.
Она вытащила из мешка еду, стала закусывать. Костя подошел к гусю. Увидев под крылом струйки крови, сказал:
— Крыло в суставе перебито.
— Открути ему голову, чтоб не мучился, — посоветовал Моисей. Костя поднес к клюву котелок с водой, начал поить гуся. И эта птица была ему почему-то очень мила.
— Пусть живет! — строго распорядилась Зойка. — Привезу вот из Кирпичного гусыню, да еще такую породу выведу, что ахнете!.. — Но потом передумала и сказала: — Нет, я лучше подарю этого гусака Нине Сергеевне! Верно, Костя?
Слезкин мотнул головой. Он слушал Зойку. И все ее слова казались ему очень умными. И со всеми ее мыслями ему было приятно соглашаться.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Уже больше полгода молодые бойцы старательно ухаживали за конями, изучали кавалерийские уставы, не расставались с шашками, выезжая на границу, а рубить им еще не приходилось.
— Товарищ лейтенант, когда рубка будет? — спросил однажды нетерпеливый Слезкин.
— Скоро.
Но начали с полосы препятствий. Торопов осматривал свежие, недавно побеленные клавиши, стенки, крестовины и прочие мудреные приспособления, через которые сейчас придется бойцам прыгать.
Проверив исправность препятствий, лейтенант садится на коня, дает ему шпоры и устремляется вперед. Слезкин, держа за повод Жемчужину, старается запомнить каждое движение начальника. Вот лейтенант ослабил повод, чуть подался вперед и, слившись с Пиратом, взлетел над ветками херделя. Распластавшись в красивом полете, Пират так же легко перенес всадника через канаву с жердяным забором, затем перемахнул метровую стенку. «Ах, черт, как здорово! Птица!» — мысленно воскликнул Слезкин. А Торопов немножко откинулся назад, придержал повод и, сбавив разгон, заставил Пирата короткими прыжками взять тройку клавишей, пройти, не коснувшись, коридор. Конь свободно одолел пирамиду, крестовину, шлагбаум и вышел на исходный рубеж, грациозно вытянув длинную, хорошо поставленную шею.