Застава на Аргуни
Шрифт:
— Растяпа! — закричал Торопов в ярости. Жемчужина вынеслась из паркура и заходила по кругу, разбрасывая хлопья слюны и брызги крови.
Слезкин спрыгнул на землю. Бледный и растерявшийся, он бессмысленно глядел на притихшую лошадь и топтался на месте. Жемчужина моргала ресницами, часто вздрагивала. С ее переносицы тонкой струйкой стекала кровь. Опомнился Слезкин лишь тогда, когда Айбек, перемахнув на полном скаку через забор, привез аптечку и начал смазывать рану.
Никого и ничего не видя, Костя увел Жемчужину в конюшню и чуть не заплакал,
Во время разбора занятий начальник отругал его за небрежность. Костя попытался что-то сказать в свое оправдание, но Торопов оборвал его:
— Слишком вы самолюбивы и самоуверенны, Слезкин! Перед другими все хотите выставиться! Не переоценивайте себя, а лучше терпеливо учитесь!
Слезкин стоял, точно оплеванный, готовый провалиться сквозь землю.
После ужина Костя выпросил у Михеева ломоть хлеба, взял из тумбочки несколько кусочков сахару и пошел в конюшню. Дневальный куда-то вышел, и он, насыпав Жемчужине две пайки овса, сел на цимбалину. Лошадь, не притрагиваясь к корму, жалась к станку, боязливо косилась на хозяина.
— Ну, не сердись, дурашка, не сердись. Я больше не буду, — шептал Костя, гладя лошадь по шее. — На вот тебе, полакомься. — Он поднес на ладони пару кусочков сахара, но Жемчужина замотала головой и уткнулась в кормушку. — Меня, может, полоснули сегодня побольнее, чем тебя!
Подошел дневальный, спросил:
— С кем это ты?
— Обиделась моя старушка, даже сахар не берет.
— Посиди немножко. Возьмет.
Слезкин сел опять на цимбалину. Жежчужина неторопливо хрустела овсом, изредка оглядывалась, отрывая морду от кормушки.
«Видно, правду сказал начальник, — хмуро думал Слезкин. — Тяжело правду-то слышать. Будто клинком в сердце ткнул. — Почувствовав, что начальник стал ему неприятен, он вдруг со злостью обрушился на себя: — А что? Не прав он? Сто раз прав! Все лучше других хочешь быть! Не научившись — хочешь хвастануть! Не-ет, в первый ряд выходят после большого труда. Если б Зойка услыхала сегодня Торопова, она бы и смотреть-то на тебя не стала».
Он вздохнул, протянул руку к кобыле.
— Хоть ты-то уж не косись на меня. — Жемчужина несмело взяла сахар, теряя слюну, захрумкала зубами. Съев сахар, она потянулась за хлебом. — Ну вот, спасибо тебе, коняга ты милая. Все мы немножко лошади, — прошептал Костя и прислонился щекой к лошадиной морде, стал расчесывать гриву, челку. Забыв обиду, Жемчужина доверчиво жалась к человеку.
Торопов без устали занимался с бойцами: тренировал их в стрельбе и джигитовке, учил сложному искусству следопытства. Ночами он, отправляя наряды, придирчиво проверял, как бойцы выполняли то, чему обучил их днем. Нагрузка, которую лейтенант взял на себя, решив в короткий срок сделать из молодых солдат закаленных и опытных воинов границы, очень скоро утомила его. Панькин, заметив перемену в начальнике, однажды сказал:
— Эдак тебя, Игорь, хватит
Торопов послушался.
В тот же день он взял ружьишко и отправился на ближайшие болота поохотиться. Побродив часа два-три по камышам, лейтенант решил возвращаться. Прогулка не принесла облегчения. Торопов еще острее почувствовал себя очень одиноким в этом затерявшемся на краю земли уголке.
Войдя в березовый лесок, который должен был вывести его к околице Кирпичного, Торопов устало сел на пенек и, закурив, проговорил:
— И думал ли я когда-нибудь, что так повернется жизнь…
Он смотрел на усыпанную цветами полянку, на темные пятна — следы своих ног, оставленные на зеленом травяном ковре, слушал шепот молоденьких березок, и на душе его делалось еще холоднее, тоскливее.
Сверху донеслось протяжное цоканье. Торопов поднял голову и улыбнулся. На дереве сидел маленький, с желтоватой шейкой и длинным хвостом зверек. Крутнув головой, зверек сел на задние лапки, потом, мелькнув полосатой спинкой, прыгнул на ветку повыше и уставился черными глазками на человека. Через секунду опять послышалось его недовольное и тревожное цоканье. Зверек спрыгнул пониже и угрожающе фыркнул.
— Ну-ну, не ругайся, — сказал ласково Торопов. — Я же ничего плохого тебе не сделал! Посижу немножко и уйду…
За спиной хрустнула ветка. Торопов оглянулся и растерялся: из кустов вышла Нина Сергеевна.
Нина поздоровалась, опустила на землю охапку березовых веников, спросила:
— С кем это вы, Игорь Степанович, тут объясняетесь?
Торопов вспыхнул.
— Да вот, с бурундучком, — кивнул он на дерево. — Прогоняет меня со своей полянки.
Нина глянула на макушку дерева и, засмеявшись, погрозила зверьку.
Она села на веники, поправила на коленях платье, потом, увидев неподалеку ландыш, потянулась к нему. Торопов молча наблюдал за каждым ее движением. Ему приятно было видеть ее спадавшие на плечи волосы, оцарапанные ветками руки, тоненькую складку меж нахмуренных бровей.
Сорвав цветок, Нина пристально посмотрела Торопову в глаза.
— Что с вами? Скажите, если не секрет!
Он помолчал немного, потом вяло ответил:
— Устал я, Нина Сергеевна.
— Нет, Игорь Степанович! — Она покачала головой. — Одиноки вы. Женитесь! Сколько можно ходить бобылем?
Ее упрек тупой болью отозвался в сердце.
— Невеста еще не подросла. Видно, теща в девках замешкалась, — отшутился он.
— А Зоя — чем не невеста? И умна, и пригожа, и трудолюбива. С такой у пустого корыта сидеть не будешь… — Нина не глядела ему в глаза. — Не пойму, куда вы, мужчины, только смотрите? Все служба да служба. Так, ненароком, и молодость пролетит. Хватитесь, да будет поздно…
Торопов, нахмурившись, думал: «Неужели не понимает?..»
— Нет, правда, Игорь, чем же не дивчина? Я бы такую красавицу на руках носила, — невесело хвалила Нина внучку Моисея.