Застава на Аргуни
Шрифт:
…Хорькова постигла неудача. Он накопил много ценных сведений, но передать их за кордон не мог: три недели назад агент лишился рации.
Рацию Хорьков прятал в нише под каменным мостом через небольшую речушку. Мост находился почти на самом краю его участка. Здесь Хорьков иногда встречался с соседом, шестидесятилетним путевым обходчиком. Поговорив о житье-бытье, оба расходились в разные стороны. Через часок-другой агент возвращался, вытаскивал из ниши портативную рацию, уходил в лесок неподалеку от дороги и начинал передавать шифровки за границу.
Недавно все провалилось. Радиопередатчик был запеленгован. Развернув
После этого резидент уведомил своих агентов о прекращении связи, намекнув, что на некоторое время уезжает.
…Услышав пароль посланца из Маньчжурии, Хорьков нахмурился. Давать приют пришельцу с той стороны ему не хотелось. Выдворять его немедленно обратно было тоже рискованно: вдруг схватят русские.
Поразмыслив, Хорьков все же остановился на последнем. Своя шкура дороже! Передав агенту накопившуюся информацию, он посоветовал ему уходить.
Прощаясь с манегром, резидент сказал:
— Передайте Вану, что я на некоторое время вынужден буду уйти в консервацию. Постараюсь переменить место работы и жительство. Пусть ко мне пока никого не посылают. За сторожкой наверняка установлено наблюдение. Не знаю, как сейчас, но недели полторы назад слежка определенно велась. Я это чувствовал по некоторым признакам.
Хорьков вышел на улицу, обошел вокруг сторожки, прислушался. Не отметив ничего подозрительного, он возвратился и продолжал:
— Пусть Накамура посадит нового резидента или, если бог помилует, свяжется со мной не раньше, чем через месяц-полтора. Буду уходить — под километровым столбом… — агент назвал номер, — закопаю консервную банку. В ней найдут записку, в которой будет сказано, где меня искать. А пока пусть ждут. Здесь делать нечего…
В ту же ночь Кулунтай двинулся обратно…
Кулунтай пренебрег указанием Накамуры о месте переправы через границу и направился не на юго-восток, а на юго-запад. Пока не миновал полосы населенных пунктов, днем хоронился от глаза людского в кустах, ночью шел. Так продолжалось двое суток. Впереди еще лежало километров сто пути по горам, таежным дебрям, вброд через бурные речушки, по бездорожью.
На пятые сутки после того, как он покинул Маньчжурию, Кулунтай спустился в верховья длинной пади, сверил свой маршрут по компасу, определил азимут движения. Убедившись в том, что по этой пади можно безошибочно выйти на Аргунь, бойко зашагал дальше. Вскоре он остановился перед заросшим осокой зыбуном, с интересом стал приглядываться к давно уже нехоженой тропинке. Места показались знакомыми. Да, он бывал здесь еще во
Как ни безлюдно и глухо в тайге, Кулунтай был настороже. Больше всего манегр боялся встречи с какими-нибудь бродячими охотниками. Кто их знает, где они в это время промышляют? Напорешься, доказывай потом, кто ты и откуда. Хорошо, если на одного налетишь, а вдруг — на бригаду?
Спустившись километров на десять вниз по водоразделу, Кулунтай понемногу успокоился. Дремучая тайга томилась от безмолвия. Нигде ни малейшего признака человеческого жилья.
«Пусть начальство злится, а я нежданно-негаданно заявлюсь с этой стороны, — думал разведчик. — В конце концов, можно сказать, что обстановка вынудила. А я тем временем еще одно «дельце» обтяпаю. Придется вам, Накамура, дополнительно раскошелиться. Получу деньги, соберу барахлишко — и на отдых. Возраст большой, глядишь, в покое оставят».
Последнее время он часто задумывался над опасностями шпионского ремесла, не раз собирался бросить его, но то начальство не соглашалось, советовало повременить с уходом, то самому хотелось попытать еще разок-другой счастья, пополнить свои сбережения.
Удача сопутствовала этому старому волку. Смерть ходила за ним по пятам, но он ловко ускользал от нее. То спасали смекалка и сила, то выручала оплошность врагов.
Последние годы Кулунтай стал по-стариковски осторожным, трусоватым. По ночам иногда просыпался в холодном поту. Между заданиями много пил. Надеялся, что ханшин отвлечет от мрачных дум.
С этими мыслями он остановился у родника, снял заплечную сумку, сел на траву. Оглядевшись по сторонам, вынул краюху черного хлеба, кусок вареной изюбрины, жестяную кружку. С жадностью глотал большие куски мяса, запивая студеной ключевой водой. Он никогда не брал с собой ничего, кроме простой еды, плотно насыщавшей голодный желудок.
Наевшись, Кулунтай уложил остатки пищи в сумку, прилег под кустом вздремнуть, сунув за пазуху пистолет. Часа через три он проснулся, ополоснул водой лицо, обтерся рукавом брезентовой куртки и двинулся дальше.
Так он шел еще почти двое суток. Километрах в десяти от цели он остановился на последний привал. Подкрепившись, Кулунтай выбрал укромное местечко и завалился спать…
Проснулся манегр, дрожа от сырости и прохлады. На небе зажглись первые звезды. Где-то на отроге хребта зловеще горланила сова. Из-за кустов огоньками блеснули глаза зверя. Кулунтай взвалил на плечи мешок.
Он шел быстро. Несколько раз спотыкался. Увидев в этом нехорошую примету, злобно выругался. Вдали в кромешной темноте мелькнул огонек. Кулунтай замедлил шаги. Огонек то исчезал за деревьями, то загорался вновь.
Гулко застучало сердце. Приближалась долгожданная минута встречи. Огонек, мелькающий за деревьями, — это свет в окошке моисеевского выселка. Ошибиться невозможно. Места знакомы издавна.
Сейчас Кулунтай предстанет перед лицом перепуганного насмерть врага. За все отомстит. И за собственные раны и за гибель друзей. За все, за все получит эта старая росомаха!
Кулунтай хорошо знал, что скажет Моисею Потапову, как поступит с ним и с его выводком. Каждое слово продумано, каждое движение рассчитано. По пути к выселку он наслаждался предвкушением близкой расплаты. Если и боялся чего в эту минуту манегр, так это отсутствия старого охотника.