Застава на Аргуни
Шрифт:
Он беспокойно всматривается в лица всадников. Чтобы заставить вовсю работать сердце, легкие, ноги лошади, надо уметь понять характер коня, его настроение. Это может сделать лишь человек, знающий и любящий коня.
Торопов долго вглядывается в бронзовое, скуластое, непроницаемо спокойное лицо Айбека. «Не подведет», — уверенно думает он.
С таким же вниманием следят за всадниками офицеры штаба, начальники застав, коменданты — люди, знающие толк в кавалерийском деле. Кто же будет счастливцем? Кому победным звоном прозвучит
А всадники ведут себя по-разному. Одни с безразличным видом стоят возле коней, другие со спокойной величавостью уже восседают в седлах, третьи беспрестанно крутят головами, оглядываются на зрителей, четвертые нервно ходят вокруг своих лошадей.
Генерал задержал бинокль на Абдурахманове, сидевшем верхом вполоборота к трибуне. Лицо стрелкинского кузнеца было хмурое. Словно почувствовав на себе взгляд, боец развернул Незабудку, стал к зрителям спиной. Потом, взглянув на судью, он что-то шепнул лошади, раза два-три вздыбил ее на «свечку», слегка пришпорил и послал рывком вперед. Прогнав Незабудку на кентере — тихом галопе — до ограды ипподрома, Айбек вернулся обратно и остановился на прежнем месте.
Начальник войск округа — опытный конник — догадался, на что рассчитывает маленький джигит. Уловив, в какой именно момент он начал горячить лошадь, генерал улыбнулся и, толкнув в бок Турова, сказал:
— Что, Степан Семенович, может быть, и нам тряхнуть стариной, а? Давай стукнем по рукам ради интереса!
Туров лукаво покосился на генерала.
— Высмотрели, товарищ генерал, не иначе! Скажите на кого — я прикину, стоит ли рисковать?
— Угадай!
Кое-кто из бойцов, последовав примеру Айбека, тоже начал горячить застоявшихся коней.
— Шляпы, раньше надо было, — прошептал генерал, видя их бестолковое кентирование. — Раньше надо было думать. Теперь поздно. Можно и навредить.
Догадавшись, чем вызвано замечание генерала, Туров сказал:
— На Абдурахманова?
— На него.
— Я бы, пожалуй, тоже на него поставил, да коняшка смущает.
— Смущает — выбирай любого.
— Любого-то любого, но ведь кто на этом любом будет сидеть — вот вопрос.
Прозвучал гонг. Всадники заняли места на старте.
— Говори скорее, а то поздно будет, — торопил генерал, входя в азарт. — Смотри, судья уже за веревку взялся.
Полковник еще раз окинул взглядом застывших в ожидании всадников. Ему, знавшему наперечет всех коней отряда, разбиравшемуся в лошадиных родословных не хуже, чем в своей собственной, не составляло большого труда определить шансы, и он поспешно ответил:
— Ставлю на Нурмистра с Лебединки.
Айбек зорко смотрит на судью. А тот, словно только и ждавший ответа начальника, ослабил веревку, чуточку помедлил и каким-то резким, замысловатым движением рванул ее на себя. Колокольный звон, гики всадников, крики зрителей, топот десятков копыт, дробно застучавших по дорожке, — все слилось в протяжный, нарастающий гул.
Два с лишним десятка не очень опытных, но решительно настроенных всадников, с первых же секунд вступили в жаркую схватку. Айбек, заняв место в середине кавалькады, принимал на себя град вылетавших из-под копыт комьев и, казалось, не собирался вмешиваться в соперничество.
Участникам скачек предстояло пройти три круга. Пока всадники были на первом круге, болельщики вели себя сравнительно спокойно. Порыв, с которым они встретили сигнал колокола, постепенно стих. Зрители позволяли себе обмениваться мнениями, отвлекаться, подсмеиваться друг над другом. Делалось это вполголоса, между прочим, так, чтобы не потерять из виду своих любимцев.
Впереди крупным галопом шел Комаров — надежда Турова. Его рослый, в яблоках скакун легко взмахивал длинными ногами, и почти не напрягаясь, переливался под всадником своим могучим телом. Издалека он больше походил на сказочную, плавно парившую над землей птицу, чем на коня.
Полковник Туров, не спускавший глаз с Нурмистра, стиснул губы. Ему явно не нравилось поведение всадника. Генерал, уловивший тревогу начальника отряда, поддел с ехидцей:
— Картинка. Иванушка на коньке-горбунке твой Комаров!
— Не говорите, товарищ генерал, — согласился Туров.
Всадники пересекли стартовую линию, пошли на второй круг.
— Кстати, мы так и не условились о закладке, — сказал генерал, посмеиваясь. Хотя и продолжал лидировать Комаров, все понимали, что победителем ему не быть. Слишком пассивно, холодно настроил своего коня боец с Лебединого Луга.
Давать отбой было поздно, и Туров с безразличием пообещал:
— Возьмете что-нибудь из моей коллекции холодного оружия.
— Ты уже капитулировал?
Полковник не ответил. На трибуне нарастал гул. Послышались возгласы болельщиков. Всадники пошли на последний круг. Теперь уже определенно обозначилась пятерка претендентов на призовое место. Эта группа оторвалась от остальных метров на тридцать-сорок. Возглавлял группу по-прежнему Комаров, замыкал Абдурахманов. В середине, низко пригнувшись, едва не касаясь руками лошадиных ушей, скакал рыжий ефрейтор, облюбованный стариком-портартуровцем.
С трибуны раздались крики. Парнишка, толкавший своего приятеля на пари со стариком, гремел:
— Сенька, Сенька, смотри-ка, что делает рыжий! Горят твои червонцы!
Старик, перебравшийся на второй ярус, нещадно колотил костылем по барьеру и, не обращая внимания на своего важного соседа, истошно вопил:
— Растяпа, мать твою так!.. Волю дай, волю коню!
— Рано, отец, рано, — уговаривал старика генерал. — Не годится так. Можно, ненароком, и перепейсить.
— Как вы сказали? — старик приложил к уху ладошку.
— Говорю, можно перепейсить, критическую скорость превысить, коня запалить.