Застава на Аргуни
Шрифт:
— А вы что, хотели бы разом провести расследование, чтобы вторично не выезжать? — буркнул, краснея, Торопов.
— Я спросил просто так, — сгоняя с лица улыбку, ответил Чумаков. — А ты уж и в пузырь. Я в шутку. — Видя, что Торопов не склонен шутить, он серьезно спросил: — Когда можно приступать к работе?
— К какой работе? У нас принято докладывать, когда приезжают на заставу, — заметил лейтенант.
— Старший по званию не докладывает — ставит в известность! — заносчиво заметил Чумаков, откидываясь на спинку кресла.
Торопов насупился.
— Формально, может быть, и так. Но у нас на участке всегда было наоборот. Большие чины мне, конечно, не рапортовали, но такие примерно, как вы, поступали тактичнее.
— Что ж, если так, докладываю: капитан Чумаков прибыл провести расследование по делу рядового Абдурахманова! — Чумаков встал из-за стола, подчеркнуто вытянул руки по швам.
Торопов иронически улыбнулся, спросил:
— А что, на него уже и дело заведено?
— Так точно!
— Странно… — удивился лейтенант. — Что ж, мешать не буду. Приступайте.
— Мне нужно побеседовать с бойцами, — сухо сказал Чумаков.
— Куда прикажете направлять? — равнодушно спросил Торопов.
— Если не возражаете, можно сюда, в ваш кабинет. Дело особых секретов не содержит, — подчеркнул капитан благосклонно.
…В канцелярию один за другим входили пограничники, называли свои фамилии и, повинуясь приглашению капитана, садились к столу. Чумаков, подкупающе улыбаясь, расспрашивал их о житье-бытье, затем исподволь подводил к разговору об Абдурахманове. Делал он это настолько незаметно и тонко, что Торопов подумал: «А он, пожалуй, не так уж глуп. Видно, поднаторел. Язык ловко подвешен».
По характеру беседы, по тому, как Чумаков настойчиво старался подвести бойцов к одним и тем же деталям, касавшимся Абдурахманова, нетрудно было сообразить, что действует он по заранее продуманной схеме. Предубежденность, с какой Чумаков докапывался до сути дела, настораживала не только начальника, но и бойцов. Пока капитан расспрашивал о жизни заставы, пограничники держались свободно. Стоило же ему спросить что-нибудь о пострадавшем товарище, как ответы их становились вялыми, односложными. Уже по поведению Михеева, пришедшего на беседу первым, Торопов догадался, что пограничники готовились к этой встрече. Да и то, что на беседу пришел первым повар, тоже было не случайно. На заставе Михеева знали, как человека сообразительного, острого на язык. «Решили прощупать обстановку. Хитрецы!» — подумал лейтенант.
Пока разговор шел обо всем понемногу, Михеев был словоохотлив, весел и, пожалуй, даже простоват. Но когда Чумаков спросил о настроении Абдурахманова перед ранением, Михеев стал неузнаваем. Он прищурил вопросительно глаз, посмотрел на Торопова, потом на минуту задумался, спросил:
— А что вы имеете в виду?
— Ну, не было ли чего-нибудь такого, что удручало человека? Может, письма какие получал? Может, дома неприятности какие случились!
— Нет, не слышал. Парень он общительный. Если бы что-нибудь было, думаю, что сказал бы товарищам. Спросите у
— А на трудности пограничной службы не жаловался?
— Не жаловался. Трудолюбивый был человек. Вот и товарищ лейтенант вам подтвердит, — Михеев кивнул в сторону начальника.
Торопов промолчал.
— Вы считаете, что причин, которые бы привели к несчастному случаю, у Абдурахманова не было?
— Нет, я так не считаю.
— А как вы считаете? — торопливо спросил Чумаков, скользнув взглядом по лицу начальника заставы.
— Считаю, что причины есть, — не спеша отвечал повар. — На все есть свои причины. Без причин ничего не бывает.
— Какие?
— Неосторожно человек с оружием поступил. Вот и результат.
Ничего не добившись, капитан отпустил повара.
В канцелярию вошел Морковкин. Он отвечал не торопясь и почему-то все время улыбался.
— Вы спрашиваете: не говорил ли он чего? Как же. Говорил. Он был у нас разговорчивым парнем. Любил пошутить. Я уж и не помню, что говорил. Знаете, по вечерам соберемся, делать нечего, мало ли о чем приходится толковать… Письма он получал часто, — продолжал Морковкин. — Но что в них было — не знаю. Не читал… На службу не роптал. Трудолюбивый был…
— Что вы все: «был» да «был»? — перебил Морковкина начальник заставы. — Говорите, как о покойнике!
— Так ведь в прошедшем времени идет разговор, товарищ лейтенант. А так, конечно, как-то неудобно получается, — поправится боец.
Вслед за Морковкиным на беседе побывали Дудкин, Павличенко, Кукушкин. Пограничники повторяли одно и то же.
В канцелярию пришел сержант Карпов. Когда Чумаков повторил какой-то вопрос из тех, что уже задавал другим, сержант осмелился высказать свое суждение.
— Зря вы, товарищ капитан, стараетесь подвести нас к мысли, что Абдурахманов сделал это умышленно. Я убежден, что все это простая случайность.
— О своих убеждениях вы скажете, товарищ сержант, когда вас спросят.
Карпов пожал плечами.
Не добившись ничего, Чумаков попросил:
— Принесите, пожалуйста, бумаги, какие есть в тумбочке Абдурахманова. Вы, кажется, командир его отделения? Быть может, письма что-нибудь раскроют…
Карпов недоуменно посмотрел на начальника, вяло козырнул и вышел. Через несколько минут он вернулся, робко протянул капитану пачку писем и остался стоять у порога, переминаясь с ноги на ногу.
Торопов вспыхнул.
— Дайте сюда, — протянул он руку к Чумакову. — Какое вы имеете право заниматься таким делом?
— То есть? — удивился капитан, в нерешительности перебирая конверты.
— Дайте, дайте! — потребовал Торопов, все более и более распаляясь. — Вам что, по службе так положено? Вы что — цензура? Советую действовать законными методами!
Чумаков положил бумаги на край стола. Торопов начал перебирать конверты. Прочитав адреса, он сказал:
— Вот, видите, девушка пишет, а вы…