Застава на Аргуни
Шрифт:
Хоменко забарабанил пальцами по столу, задумался. Он понял, что у офицеров Стрелки жалобы эти сорвались с языка не случайно.
— Итак, план охраны, — вернулся Хоменко к прежнему разговору.
— Днем граница охраняется действительно слабее. Считаю, что днем Князь не пойдет. Побоится рисковать.
— От этого прохвоста можно ждать любой пакости, — возразил майор.
— Я такого же о нем «высокого» мнения, — съязвил Торопов. — Определенных логических предположений о месте перехода границы сейчас сделать не представляется возможным. Поэтому я решил усилить охрану прежде всего наиболее вероятных
Торопов продолжал:
— Перейти-то все равно где. Ему важен путь, по которому он двинется к цели. На его месте я пошел бы где-то здесь…
Комендант мысленно соглашался с доводами начальника заставы, но сам не мог предложить ничего определенного.
Панькин слушал разговор коменданта с начальником заставы и думал: «Что-то ты, Николай Петрович, сегодня не того… Устал, что ли? Куда делась твоя уверенность, предприимчивость, неутомимость?»
Словно угадав мысли Панькина, Хоменко проговорил:
— Давайте выедем на фланги, тщательно проинструктируем людей, усилим наблюдение. Без подготовки этот волк не пойдет. Он великолепно знает, какая петля тоскует по его шее. Дешево продать шкуру не захочет. Значит, будет готовиться, прощупывать охрану.
…Один за другим уходят на границу наряды. Теперь они уходят чаще, чем обычно. Повар и кузнец заняли место часовых по заставе. Не осталось даже дневального по конюшне. Его обязанности в перерывах между службой и отдыхом выполняет Айбек. Не выходят из нарядов и бойцы, прибывшие на усиление с соседних застав. Началась напряженная, сосредоточенная жизнь пограничного подразделения, какая обыкновенно бывает при усиленной охране. Люди ходили молча, избегали шуток. Все озабоченно ожидали чего-то важного, опасного.
Пограничники, выходившие или выезжавшие на фланги, готовились к встрече с врагом. Часовые, охранявшие заставу, внимательно посматривали на небо, боясь пропустить сигнал с границы. В состав тревожной группы отобраны наиболее опытные, надежные пограничники. Торопов и Панькин дежурят по очереди, не отлучаясь с заставы.
День прошел без изменений. Обычные передвижения по границе китайцев и японцев подозрений не вызывали. Проплывшая шаланда сейчас разгружалась в Уда-хэ.
Так же спокойно прошли еще ночь и день. Шаланда из Уда-хэ уплыла вниз. Отчаливала она днем. Князь на берегу не показывался.
Может быть, Новиков перешел на нашу сторону в другом месте? Хоменко приказал всем заставам своего участка проверить границу на след с собаками. Нарушения границы не обнаружили.
Новиков не спешил. Судя по всему, он тщательно готовился. Пограничникам ничего не оставалось, как терпеливо ждать. Неизвестность мучила, утомляла.
Хоменко, просидевший всю ночь на левом фланге, пошел вздремнуть, приказав Торопову докладывать обо всех изменениях на границе.
Торопов стоял у окна и с тревогой поглядывал на небо. Над сопками сгущались черные тучи.
Через час после ухода Хоменко полил дождь.
«Этого еще не хватало! — подумал Торопов, выходя на крыльцо. — Хотя бы к ночи перестал. Следы, как языком слижет!»
Но
«А почему Князь не мог иметь в виду дождь? — прикидывал Торопов. — Вражеская разведка наверняка учитывала прогноз».
Прошло два с лишним часа, как Хоменко ушел отдыхать. Пора было вернуться всем нарядам, высланным на границу утром. Будить Хоменко не хотелось, Торопов вызвал дежурного.
— Наряды еще не вернулись?
— Вернулись все, кроме Карпова. Сейчас приведут себя в порядок, придут докладывать.
Старшие нарядов ничего нового не сообщили. В дверях показался Хоменко. Его покрасневшее от сна лицо хмурилось.
— Пока ничего, — сказал Торопов. — Погода испортилась.
— Худо дело! Скоро, наверное, пойдет. Упустить такую слякоть не захочет. Не сегодня-завтра надо ждать…
В окна хлестал дождь. Ветер со стуком захлопнул форточку.
В канцелярию вошел Карпов. От долгого пребывания на сыром воздухе лицо его распухло. Гимнастерка, несмотря на то, что пограничник ходил в наряд в плащ-палатке, вся была в темных пятнах-подтеках.
— Почему задержались? Что нового?
— Перед тем как сняться с порученного участка, в квадрате 45-И обнаружил двух всадников. Дождь помешал разглядеть их как следует, но, кажется, один был русский.
— Он? — Хоменко вынул из кармана карточку-визитку, на которой был снят улыбающийся Новиков.
— Кажется, нет…
— Впрочем, сейчас это не имеет значения, — рассуждал вслух Хоменко. — Пусть не он… Все равно эти всадники могут быть связаны с ним…
— Что подозрительного заметили в их действиях? — спросил Торопов.
— Ничего особенного. Напротив пади Бокшо они останавливались, спешивались, курили. Я решил подождать. Примерно через полчаса опять возвратились на это место. Постояв минут пять, двинулись обратно в Уда-хэ.
— Ясно! — проговорил Хоменко, отпуская сержанта, хотя, как догадывался Торопов, ему ничего не было ясно.
Форточка распахнулась, звякнула, посыпались осколки стекла. Хоменко вздрогнул.
…Близится вечер. Дождь льет и льет. Сильные порывы ветра обдают окна потоками воды. Сумрачно. Сырость и ненастье заставляют поеживаться.
— Пора, пожалуй, готовиться! — напомнил Хоменко, когда на улице стало темнеть. — Я поеду в Травянушку. Выдели мне двух-трех бойцов. Скажи, чтобы принесли автомат… Тебе лучше всего держаться в районе Бокшо… Ты, Михаил Семенович, поезжай на правый фланг… Старшина пусть останется на заставе для связи между нами. Обо всем замеченном сообщайте ему через каждый час.
Едва стемнело, конные группы пограничников выехали на фланги.
Слезкин попал к Хоменко. Как только Костя прыгнул в седло, он сразу почувствовал себя солдатом в бою. Понимая, что дело предстоит серьезное, он проверил оружие, подтянулся. В душе шевельнулось что-то дерзкое. Он уже не был прежним юнцом. Рука привыкла к оружию, конь слушался его. Слезкин знал звериные повадки нарушителей и уже умел читать звуки, шорохи, следы, обманчивую тишину. И это ощущение своей силы, своего умения радовало его, рождало желание встретиться с врагом.