Затерянный мир (сборник)
Шрифт:
— Качать их! Качать! — неслось со всех сторон.
В одно мгновение четверка была поднята на руки над головой ликующей толпы. Все их попытки освободится оказались напрасными. Впрочем, спрыгнуть на пол было некуда, настолько густо теснилась взобравшаяся на сцену публика.
— Пронесем их по Риджент стрит! — раздался чей-то голос, и остальные тут же поддержали:
— На улицу! Торжественным маршем! Слава героям!
Плотный людской поток медленно устремился к дверям, унося четверых триумфаторов. На улице к этому моменту скопилось около ста тысяч человек. Люди стояли, прижавшись друг к другу, сплошной стеной от Лангам Отеля до Оксфорд-серкес. Как только свет уличных фонарей озарил всеобщих кумиров, медленно плывших над головами народа, отовсюду раздались приветственные возгласы:
— Ура! У-ра!
— Дорогу героям.
— Триумфальным парадом по Роджент стрит!
— Остановить движение транспорта!
Заполнив улицу от стены до стены, колонна двинулась по маршруту: Роджент стрит, Пэл-Мэл, Сэнт Джеймс стрит и Пикадилли. Транспорт в центре Лондона остановился. Между манифестантами с одной стороны и полицией и шоферами кэбов с другой произошло несколько стычек. Лишь после полуночи толпа, доставив на руках отважных путешественников в Олбани к подъезду дома, где живет Лорд Джон Рокстон, наконец их отпустила хором спев им на прощание: „Не унывай, герой!“ и государственный гимн „Боже, храни короля!“ На этом завершился вечер, едва ли не самый замечательный за всю историю Лондона».
Так описал нашу встречу с соотечественниками мой друг и коллега Мак Дона. Не смотря на некоторую вычурность слога, в этом репортаже он, по существу, верно отразил события.
Что же дальше случилось с птеродактилем? Боюсь, что на этот вопрос я не смогу дать исчерпывающего ответа. Известно лишь, что какие-то две женщины с испугом рассказывали о том, что видели как на крышу Куинс Холла опустилось крылатое чудовище, напоминавшее химеру. Женщины более часа дожидались (видимо их любопытство оказалось сильнее страха), не покажется ли оно опять, так и не дождавшись, ушли.
На следующий вечер в нескольких газетах промелькнуло сообщение о неком Майлзе, гвардейце-часовом, выставленном в караул у Мальборо Хауза и затем самовольно покинувшем пост, за что был привлечен к военному суду. На суде он сообщил, что, случайно посмотрев вверх, увидел черта, который собой заслонил луну. Смертельно напуганный Майлз бросил ружье и пустился наутек. Несмотря на то, что незадачливый часовой клятвенно заверял членов трибунала в том, что в этот вечер не пил спиртного, ему не поверили. И — напрасно. Ведь описанный эпизод мог иметь непосредственное отношение к нашему вопросу.
Приведу еще один факт, сведения о котором мне удалось почерпнуть в судовом журнале парохода «Фрисланд», трансатлантического лайнера курсирующего между Голландией и Кубой. В нем помечено, что восьмого ноября в девять утра (корабль в это время находился примерно в десяти милях от порта отправления) над судном, держа курс, на юго-запад, пронесся какой-то неизвестный объект: не то крылатый козел, не то огромная летучая мышь. Если, повинуясь инстинкту, существо устремилось в Америку, то приходится сделать вывод, что последний из когда-либо существовавших на территории Европы птеродактилей, нашел свой конец где-нибудь в атлантических пучинах.
И наконец — Глэдис, моя Глэдис, именем которой было названо озеро на «Земле Мейпла Уайта» и которое отныне будет переименовано в Центральное, так как я больше не стремлюсь увековечить ее имя. Разве не замечал я и прежде признаков своенравия и жестокости в ее сердце. С радостью повинуясь ее капризам, я почему-то не осознавал, что истинно любящая женщина не способна отсылать любимого человека на верную гибель. Почему она всегда так мечтала о подвигах? Может быть лишь потому, что сама хотела прославиться, не приложив к тому никаких усилий? Возможно, сейчас я сгущаю краски. Но что поделаешь, пережитое душевное потрясение на какое-то время превратило меня в циника. Я долго не мог опомниться. Но с того дня прошла неделя, и за это время у меня состоялся небольшой разговор на эту тему с лордом Джоном, — так что сейчас я немного пришел в себя и постараюсь в нескольких словах довести грустное повествование о моем неудачном сватовстве до логического конца.
В Саутгемптоне на мое имя не оказалось ни письма ни телеграммы, и, очень встревоженный, к десяти вечера я уже стоял у ворот ее маленькой виллы в Стритеме. В голову лезли дурацкие мысли: «Жива ли она?» «Может быть умерла?» «Нет, только не это».
Стремглав преодолев садовую дорожку, я нервно подергал за кольцо дверного молотка и, услышав ее голос, распахнул дверь и, оттолкнув незнакомую посмотревшую на меня с испугом служанку, вбежал в гостиную.
Она сидела на новом диване между роялем и высоким торшером. В несколько шагов я пересек комнату и завладел ее руками.
— Глэдис! О, Глэдис! — дрожа от волнения, только и мог я произнести. Ее глаза смотрели с удивлением. За время моего отсутствия она явно изменилась. Этот холодный взгляд, плотно сжатые губы. Мягко, но решительно она освободила руки от моих.
— Что это с вами? — сказала она.
— Как «что»? Глэдис! Как «что»? Разве вы — не моя милая Глэдис Хангертон?
— Нет, мой друг, — не ваша. Не угодно ли познакомится? Это мой муж — Вильям Потс.
До чего же абсурдна наша жизнь! Я поймал себя на том, что машинально пожимаю руку какому-то веснушчатому рыжеволосому молодому человеку, уютно устроившемуся в кресле, которое в прежнее время было моим. Мы друг другу кланялись с нелепо напряженными шеями и глупейшими улыбками.
— Отец разрешил нам пожить здесь, пока будет готов наш дом, — пояснила Глэдис.
— Значит, так? — я все не мог перевести дух.
— Разве вы не получили мое письмо, которое я отправила вам в Пару?
— Нет, не получил.
— Как жаль. Вам бы все стало ясно.
— И так все ясно, — хрипло произнес я.
— Я рассказывала о вас Вильяму, — продолжала она, — между нами нет тайн. Конечно, жаль, что так получилось. Но видимо ваши намерения были не очень серьезны, иначе как бы вы решились уехать на край света и так надолго оставить меня одну… Вы не сердитесь?
— Нет, нет. Не беспокойтесь. Мне, пожалуй, пора.
— Может быть выпьете рюмку виски? — предложив муж и поняв, что я его не слышу, доверительно прибавил:
— Что поделать, так всегда получается: кто-то теряет, кто-то находит. Иначе случится, прошу прощения, всеобщая форменная полигамия.
Сконструировав нелепый оборот Потс захихикал; а я решительно направился к выходу. Уже закрыв за собой дверь, я вдруг захотел ненадолго вернуться. Счастливый соперник уставился на меня с тревогой.