Жан Баруа
Шрифт:
Короткое молчание.
Доктор. Повторяю вам, мадемуазель, болезнь может протекать очень, очень медленно… Переутомление, особенно публичные выступления понемногу разрушали сердце. С другой стороны, у вашего отца, еще в детстве, наблюдались признаки… анемии. Его энергично лечили, и болезнь удалось остановить; более сорока лет он не чувствовал ее последствий! К несчастью, он заболел плевритом, который мы лечим вот уже…
Мари. Два года…
Доктор…Вот тогда и произошло то, что в таких случаях бывает: воспаление бронхов способствует проникновению микробов, и это вызывает внезапную вспышку дремавшего в организме туберкулеза… (Движение Мари.)Да, это нередко случается даже после сорока лет затишья; старые болезни проявляются вновь… Но я повторяю вам, мадемуазель, у стариков эти болезни протекают замедленно, с ослабленными симптомами, с временными улучшениями и ухудшениями.
Мари (глаза ее устремлены на доктора).И сейчас у него ухудшение?
Доктор. О, совсем неопасное… Несколько дней назад ваш отец простудился; и это недомогание тотчас же отразилось на его общем состоянии.
Мари. Благодарю вас, доктор. Это все, что мне хотелось узнать.
Квартира Баруа: две комнаты с низким потолком, кухня.
Баруа лежит у окна так, чтобы ему было видно, что происходит во дворе.
Мари, засучив рукава и надев фартук, наводит порядок в комнате.
Баруа. Я вас умоляю, Мари, не надо… Придет женщина и все завтра утром уберет.
Мари. А разве она не приходит по вечерам?
Баруа (улыбаясь).Нет.
Мари. Кто же вам готовит обед?
Баруа. Привратница. (Весело.)Вы знаете, обед в одиночестве проходит так быстро…
Мари (помолчав).Признайтесь, отец, вам не хватает Паскаля? Я вам не раз говорила…
Баруа (стесненно).Нет, нет. За мной хорошо ухаживают, я ни в чем не нуждаюсь… К тому же у меня слишком тесно, здесь нет места для слуги.
Молчание.
Мари опять принимается за уборку. Баруа следит за ней глазами.
Она проходит вблизи от него, он ловит ее руку и прижимает к губам. Она улыбается; но в глазах у обоих невысказанная мысль.
(Гладя руку Мари.)Узнав, что до пострижения вы проведете неделю в Париже, я мечтал об этих днях, как о празднике! А получилось так, что, когда вы навещаете меня, вам приходится быть сиделкой!
Мари. Вы приедете ко мне, в Васиньи…
При упоминании о монастыре щеки ее розовеют.
Баруа. Но ведь послушницам запрещено видеться с кем бы то ни было?
Mapи. Да. Но им разрешают проститься с близкими накануне пострижения…
Слеза катится по ее улыбающемуся лицу. Баруа выпускает ее руку.
Баруа. Вашей матери неприятно будет встретиться со мной там…
Он старается говорить равнодушно, но в голосе слышится вопросительная интонация. Исподтишка он с беспокойством наблюдает за дочерью.
У нее вырывается протестующий жест.
(Почти весело.)И потом, милая моя Мари, я уже не в состоянии путешествовать…
III
В скромной квартире на улице Пасси.
Люс – за письменным столом.
Увидя входящего Баруа, он торопливо снимает очки и идет ему навстречу.
Люс. Я потрясен, дорогой друг… Что случилось?
Запыхавшись из-за подъема на четвертый этаж, Баруа устало садится, прижимая руку к сердцу; улыбаясь, он как бы просит о передышке.
(После короткого молчания.)В вашем письме нет никакого серьезного основания…
Баруа. Прошу вас, мой добрый друг, не пытайтесь меня разубедить. Решение мое окончательно.
Люс с непонимающим видом пожимает плечами и снова усаживается за стол.
Я уже давно об этом думаю; это не внезапная блажь.
Люс (заботливо).Начните какую-нибудь новую работу, Баруа, и вы увидите: все станет на свое место!
Баруа. Я не в силах приняться за что-либо новое. (Озабоченно.)К тому же, я скоро уеду… Вы знаете, в Бельгию, на обряд… Моя дочь…
Люс (быстро).В таком случае подождите, прошу вас; ничего не решайте до своего возвращения.
Баруа догадывается, о чем думает Люс, и горестно улыбается.
Баруа. Нет, не в этом дело… Я уже ни физически, ни морально не могу быть таким руководителем, какой нужен «Сеятелю». Нет былой энергии. И читатели это чувствуют. А сотрудники тем более! В самом деле, с каждым днем я все меньше и меньше направляю журнал: теперь вновь пришедшие молодые люди задают тон. А я человек старый, отсталый и внушающий недоверие… (С горькой улыбкой.)И потом Брэй-Зежер уже давно ждет моего места… (Вытаскивает из кармана свернутую рукопись и кладет ее на стол.)Вот. Я хотел показать вам: нечто вроде исповеди, завещания… Я намерен посвятить этому номер «Сеятеля». Я не хочу уходить, как побежденный… понимаете? Последний номер я сделаю сам, весь целиком. Потом я умолкну.
Люс. Вы не выдержите!
Баруа. Почему? Врачи как раз предписывают мне покой; они настаивают, чтобы я уехал из Парижа и поселился за городом, на свежем воздухе…
Люс. Такой человек, как вы, не может добровольно обречь себя на молчание.
Баруа. Нет, может!.. Есть в жизни этапы, когда надо уметь остановиться, критически посмотреть на себя и решить, что делать дальше.
Люс (наклонив голову).Предположите на минуту, что мы поменялись ролями и это я пришел сказать вам: «Я бросаю все, отказываюсь от жизни».
Баруа. О, вы не имеете права! Другое дело я…
Люс. Я ничем не отличаюсь от вас…
Баруа. А ваша мудрость, которая помогает переносить все, что творится вокруг… Именно в этом и состоит разница между счастьем и несчастьем.
Люс (улыбаясь).Так легко найти свое счастье в том удовлетворении, какое дает человеку умственный труд.
Баруа (ожесточенно).Он меня больше не удовлетворяет!
Пауза.
Мне надоело барахтаться в жизни, смысл которой мне непонятен…