Женское нестроение
Шрифт:
Еще мене властна была церковь надъ разводомъ двустороннимъ, по мирному соглашенію желающихъ разлучитъся супруговъ. Такъ называемыя разводныя письма, упоминаемыя еще Герберштейномъ, благополучно дйствовали въ Россіи, вопреки соборнымъ воспрещеніямъ и патріаршимъ грамотамъ, до второй половины XVIII вка: только въ 1769 году, т. е. въ Екатерининъ вкъ, былъ изданъ законъ, ршительно воспретившій такое, уже совершенно гражданское, погашеніе брака. Но мы видли, что, противодйствуя разводу de jure, фактически Екатерина была на его сторон, и потому власти смотрли сквозь пальцы, a самовольные разводы практиковались почти открыто и свободно до воцаренія Павла. Ему, мстительному сыну несчастнаго брака, въ которомъ взяли верхъ самостоятельность и геній женщины, принадлежатъ т рзкія ограниченія свободы брака вообще и, въ частности, по разводу, которыя вошли впослдствіи въ николаевскій сводъ законовъ. Извстно, что ограниченія эти сурове, чмъ требуетъ даже Кормчая книга, и Павелъ выдержалъ изъ-за нихъ цлый богословскій споръ съ президентомъ Снода, митрополитомъ Гавріиломъ, который, несмотря на свой высокій духовный санъ и преклонный возрастъ, оказался гораздо либеральне. Вообще, духовенство не было противъ разводныхъ грамотъ — настолько, что еще въ 1730 году понадобился указъ противъ священниковъ, которые, по просьб духовныхъ дтей, скрпляли своими свидтельскими подписями самовольныя разводныя письма. Шестьдесятъ лтъ спустя Павелъ бросилъ Сноду въ упоръ обвиненіе, что духовенство потворствуетъ и разводамъ, и новымъ бракамъ разведенныхъ. Образцы разводныхъ грамотъ сохранились въ достаточномъ количеств, чтобы судить о сил и характер этого правового обычая. Въ
Итакъ, мы видимъ, что процессъ закрпощенія русскаго брака закончился не такъ ужъ безнадежно давно, и что въ вопрос о раскрпощеніи его современностъ колеблетъ совсмъ не тысячелтія и даже не вковыя традиціи, a просто-напросто сводъ законовъ Николая I, который санкціонировалъ пылкіе запреты Павлова trop de zиle. Только конецъ XVIII ж первая половина XIX вковъ объявили безповоротными преступленіями — какъ произвольное вступленіе въ бракъ, такъ и произвольное его прекращеніе, a церковное бракосочетаніе и церковный разводъ обставили узкими ограниченіями, которыя превратили гражданскій бракъ, какъ естественный суррогатъ, изъ случая въ постоянное явленіе и изъ возможности въ необходимость. Даже въ вк Ярослава умли уважать психологическія и экономическія причины къ разводу. Такъ — супруги имли право разойтись; если: одна сторона убждалась, что другая промышляетъ воровствомъ, если мужъ, обремененный долгами, грабилъ имущество жены. Въ московскій періодъ — если мужъ былъ настолько тяжело боленъ, что пришлось совершить падъ нимъ обрядъ соборованія, то, по выздоровленіи, воля жены была жить съ нимъ дальше или покинуть его, какъ заживо мертваго, и выйти за другого (Маржеретъ). Вообще, старая Русь, при всхъ деспотическихъ недостаткахъ ея брачнаго уклада, имла на вопросъ о брачной устойчивости взглядъ довольно трезвый. Его превосходно выразилъ послдній человкъ старой Москвы и первый человкъ новой Россіи, Петръ Великій, когда уговаривалъ Ягужинскаго развестись съ женою, одержимою припадками меланхоліи: «Богъ установилъ бракъ для облегченія человка въ горестяхъ и превратностяхъ жизни, дурное супружество прямо противно вол Божіей, и потому столько же справедливо, сколько и полезно, расторгнуть его; продолжать же его крайне опасно для спасенія души». Лишь XIX вкъ, создавшій государственную и духовную бюрократію, постарался, въ союз этихъ двухъ страшныхъ силъ, обратить церковный бракъ въ пожизненную тюрьму безъ просвтовъ и щелочекъ на свободу, съ довчными кандалами обрядовой формалистики, нерасторжимой между двумя существами, даже когда между ними расторгнуто все и по душ, и по плоти. Такъ что въ ІХ-мъ и X вкахъ, о которыхъ помянулъ г. Розановъ, гг. Несторъ и Огузъ, пожалуй, еще никого не удивили бы, да и не нуждались бы въ громкомъ оглашеніи своего гражданскаго союза: онъ былъ бы въ порядк вещей. «Бунтъ» ихъ — гораздо современне. Онъ идетъ далеко не противъ глухой старины, а, напротивъ, воюетъ лишь съ результатами тхъ, еще не столтнихъ даже, новшествъ, что внесены въ русскій семейный строй бюрократическимъ дыханіемъ Павловщины и Николаевщины. Россія успла уже столько изъ наслдій эпохъ этихъ переработать на новое, что неприкосновенными святыни ихъ почитаться боле нигд не могутъ. Россія сняла безобразные николаевскіе мундиры съ сословій, суда, войска, науки, литературы, — пора ей снять старый заношенный мундиръ и съ брачнаго института. Или — не удивляться, что общество, выросшее изъ брачнаго мундира, вовсе перестаетъ его добиваться, и союзъ мужчины и женщины все чаще и чаще находитъ осуществленіе самъ по себ, по взаимнымъ доврію и совсти, равнодушно обходя и угрозу церкви — грхомъ, и угрозу государства — семейнымъ безправіемъ.
1907.
Насильники
Прочиталъ я объ отвратительномъ преступленіи на Николаевской желзной дорог, разоблаченномъ, благодаря студенту Феликсу Борецкому….
— Опять!.. Когда же этимъ свинствамъ конецъ будетъ?
Въ то время, какъ мы, передовые россіяне ХХ-го вка, жуемъ и пережевываемъ вопросъ о женскомъ политическомъ равноправіи, съ тмъ, чтобы, въ конечномъ результат жеванія, выплюнуть постыдное «нтъ», — нравы милаго отечества нашего весьма замтно и увренно пятятся къ вку Х-му: къ древлянской патріархальности, которая умыкала женъ y воды, жила обычаемъ звринымъ и срамословила предъ матерями и снохами своими. Тонъ этому восхитительному попятному движенію общественнаго темперамента дали, конечно, безстыдства разнузданныхъ хулигановъ, на служб y погромной политики, воинствующей подъ знаменемъ «Все позволено». Пресловутое паломничество черной сотни за оптовою индульгенціей отъ іерусалимскаго патріарха сло на мель. Но оно, собственно говоря, и не нужно было, — лишняя роскошь. Они, паломники эти, давнымъ-давно само себ все позволили. Сейчасъ по Руси мечется, будто стая бшеныхъ волковъ, не одна сотня, быть можетъ, даже не одна тысяча, сполоумленныхъ проклятымъ девизомъ этихъ человкоподобньтхъ павіановъ — Карамазовыхъ, которымъ карамазовщину прививаетъ политика не только ласкательной и заигрывающей, но даже взяточной безнаказанности. Все позволено, — лишь бы «мткій твой кистень» пребылъ съ нами во вс дни, всегда наготов засвистать надъ враждебнымъ станомъ «погибающихъ за великое дло любви»! Россія переживаетъ сейчасъ времена, очень похожія на т, когда по Италіи бродили стада двуногаго сброда, которыя народъ выразительно называлъ «сволочью Бурбона». Встрча съ сими человкообразными несла для мужчины грабежъ и смерть или увчье, a для женщины — непремнное изнасилованіе. И на нихъ не было никакого суда — ни человческаго, ни божескаго. Потому что re Bomba авансировалъ имъ уголовную амнистію, a папа Пій IX отпущеніе грховъ прошлыхъ, настоящихъ и будущихъ. При всей своей гуманности, при всемъ своемъ отвращеніи къ пролитію крови, Гарибальди разстрливалъ «сволочь Бурбона», именно какъ бшеныхъ волковъ.
«Сволочь Бурбона», въ Италіи, была арьергардомъ и отраженіемъ арміи и полиціи деспотическаго королевства, развивавшихъ т же нравы. Русскимъ, пережившимъ 1905–1907 годы: ужасы черносотенныхъ погромовъ и усмирительныхъ экспедицій, тутъ комментаріи излишни: sapienti sat!.. …Позволю себ напомнить читателямъ маленькій эпизодъ изъ исторіи еще первой Думы, наврное, забытый ими, — такъ мимолетно скользнулъ онъ въ отчетахъ, да и приключился-то онъ чуть ли не въ предпослднее засданіе покойнаго «парламента». Кто-то изъ депутатовъ требовалъ интерпелляціи по поводу отчаянныхъ телеграммъ изъ Подольской губерніи, что «солдаты насилуютъ двушекъ и разбиваютъ сундуки». Противникомъ интерпелляціи выступилъ Михаилъ Стаховичъ. Онъ съ жаромъ доказывалъ, что Дум незачмъ отвлекаться отъ очередныхъ занятій, такъ какъ запросъ, возбуждаемый по поводу подольской телеграммы, не принадлежитъ къ числу спшныхъ…. До какого отчаянія въ стран своей надо дойти, чтобы провозгласить вопросомъ второстепенной категоріи и неспшнымъ къ разршенію протестъ противъ изнасилованія женщинъ: есть, молъ, y насъ счеты кое съ чмъ поважне!.. На чувств русскаго человка, уже нсколько лтъ одержимаго, изо дня въ день, чудовищными впечатлніями совершенно сказочной дйствительности, набился претолстый мозоль, который болитъ только въ томъ случа, если на него наступаютъ прямо и непосредственно.
Когда вся Россія полна была шумомъ по длу Спиридоновой, пріятель, возвратившійся изъ Ниццы, разсказывалъ мн разговоръ, случайно слышанный имъ на Promenade des Anglais, между двумя няньками, завезенными изъ Россіи катать вдоль моря въ колясочкахъ какихъ-то высокопоставленно-рахитическихъ дтей. Русскія етиньи чрезвычайно интересовались участью Спиридоновой, ужасались ея жестокими страданіями, ругали ея палачей и очень одобряли лицъ, энергически развивающихъ ея защиту. Но и критиковали.
— Вишь! — сказала одна изъ етиній — какъ господа крпко взялись, когда это самое дло дошло до своей сестры…
Стрла простодушная, несомннно неумышленная, но тмъ боле болзненно ранящая нашего брата, интеллигента, прямо въ сердце. Вдь, врно, правда это, господа. До того прочно рабство, столтіями воспитаннаго въ насъ и не успвшаго еще перевоспитаться, стараго классоваго чувства, со всми натертыми мозолями его симпатій и безразличій, что даже для такой примитивной эмоціи, какъ возмущеніе нарушеніемъ женской чести, русскому обществу необходимо было дождаться, чтобы это дло, какъ выражается ниццская етинья, «дошло до своей сестры». Дло Спиридоновой всколыхнуло негодованіемъ всю Россію, a потомъ Европу и Америку, потому что была опозорена интеллигентка, гимназистка, революціонерка. Сколько исключительныхъ условій, отягчающихъ вину, чтобы мерзости Жданова и Аврамова произвели должное впечатлніе. Все, что пережила Спиридонова, безпредльно ужасно. Но, увы, не одна Спиридонова въ Россіи. — Какъ водится y насъ, затрепавъ своимъ внимаыіемъ единичный актъ насилія до того, что онъ сталъ нарицательнымъ, общество гипнотизировалось имъ, почти не отвчая на т виднія, однородныя и еще боле чудовищныя, которыя клубятся позади этой гипнотизирующей точки. Спиридоновыхъ въ Россіи была не одна, a сотни. Но эти, сотнями исчисляемыя Спиридоновы, не учились въ гимназіяхъ, не участвовали въ политическихъ партіяхъ, не стрляли въ чиновниковъ, — словомъ, для интеллигенціи, для образованныхъ людей, пишущихъ въ газетахъ и проповдующихъ съ трибунъ и каедръ, он не были «своими сестрами». И вотъ бда ихъ, къ стыду общества, оказалась — какъ-будто — въ полъбды. Она оставалась предметомъ теоретическихъ негодованій, безъ всякаго перехода въ практическій протестъ дйствіемъ. Эги несчетныя, темныя Спиридоновы страдали, гибли, позорились не за борьбу, не за войну съ правительствомъ, a просто потому, что он женщины, что y нихъ есть женская честь, которую можно отнять, и есть достаточно вооруженныхъ скотовъ, охочихъ до этого занятія, которымъ женская честь предавалась въ наградное пользованіе — въ род прибавки къ пайку, что ли, или приварка какого-нибудь.
Мы возмущались Спиридоновскимъ бдствіемъ. Но много ли въ Россіи женщинъ были гарантированм отъ того, что вся спиридоновская исторія не будетъ продлана съ ними, при томъ, съ гораздо большею легкостью, быстротою и удобствомъ, такъ сказать, въ упрощенномъ изданіи, чмъ продлывали господа Аврамовъ и Ждановъ, все-таки, хоть сколько-нибудь да стсненные — ну, просто хотя бы соображешями о томъ, что вврена имъ не какая-нибудь случайная, заурядъ преступница, a важная политическая арестантка, которая и въ тюрьм не беззащитна, потому что за ея судьбою слдятъ глаза многихъ… Изъ того, что Аврамовъ и Ждановъ посягнули на Спиридонову, слдуетъ, что эти господа, не тмъ будь помянуты, были исключительно дерзкимн и безстрашными по части какой бы то ни было отвтственности. Эти господа, — что называется, о двухъ головахъ. Но надъ тми злополучными сестрами Спиридоновой, которыя «не свои сестры», издвались и ругались совсмъ не исключительные изверги рода человческаго, a просто срая солдатская блажь, одурвшая отъ крови, пожара, бойни по команд и любезной терпимости начальства ко всякому пороку.
Безчисленныя, безъотвтныя, беззащитныя женскія жертвы солдатскаго разврата — быть можетъ, самый большой русскій ужасъ нашего времени, страшнйшій даже массовыхъ убійствъ, которыя одваютъ трауромъ города и села нашей родины.
Семья въ Россіи не естъ соціальное правило, но лишь своеобразное государственное отличіе, даруемое за политическую благонадежность и отнимаемое за сомнительность оной. Еще въ т дни, когда Оболенскій, посл знаменитыхъ безпорядковъ въ Харьковской и Полтавской губерніяхъ, положившихъ начало русской аграрной революціи, скъ и истязалъ усмиренныхъ крестьянъ, генералъ, начальствовавшій экзекуціоннымъ отрядомъ, по окончаніи скуціи, безцеремонно говорилъ выпоротымъ мужикамъ: «Теперь вы больше намъ не нужны, ступайте, хохлы, въ степь, a казаки позабавятся съ вашими бабами».
И хохлы, подъ берданками, шли въ степь, a деревня наполнялась воплемъ преслдуемыхъ бабъ… Мн разсказывали очевидцы, что несчастныхъ позорили всенародно, въ солдатскомъ кругу, a вельможное начальство, укрывшись для приличія въ избу получше и почище, смотрло изъ оконъ, попивая шампанское, хохотало и отпускало каламбуры… А мужики, безоружные, стояли въ степи, подъ дулами берданокъ… Вотъ тема беллетристу-психологу, не боящемуся натуралистическихъ картинъ…
Читая газетные отчеты и частныя писъма объ усмиреніяхъ солдатами и, въ особенности, казаками русскихъ окраинъ, можно подумать, что тамъ дерутся съ крестьянами не люди и даже не черти, a полки переодтыхъ въ срыя шинели и въ черкески сладострастныхъ обезьянъ. Что же? Въ индійской миологіи былъ и такой случай. У Вишну былъ союзникомъ обезьяній царь Гануманъ, онъ командовалъ обезьяньей арміей и даже благополучно побдилъ кого-то. Ну, такъ вотъ, я думаю, что въ моментъ своей побды эта обезьянья армія вела себя, все-таки, лучше, чмъ казаки въ Закавказьи, и ни о какомъ Гануман нельзя разсказать того, что вытерпла бумага оффиціальнаго отчета по слдствію о злоупотребленіяхъ казаковъ-усмирителей, произведенному г. Вейденбаумомъ въ Шушинскомъ узд. Если бы эти вещи не были засввдтельетвованы оффиціальнымъ дознаніемъ, всегда склоннымъ смягчать происшествія, непріятныя для правительственной репутаціи, до минимумовъ дйствительности, эти строки можно было бы принять за отрывокъ изъ романа какого-либо сумасшедшаго эротомана, въ род знаменитаго маркиза де-Садъ. Отчетъ г. Вейденбаума заключаетъ въ себ такія грязныя подробности, что прочитать ихъ вслухъ съ эстрады или съ каедры не поворотится самый смлый языкъ. А это уже не «революціонная сказка», но оффиціальный отчетъ!
«Командированная кавказскимъ намстникомъ слдственная комиссія, подъ предсдателъствомъ Г. Д. Вейденбаума, объхала пострадавшія армянскія селенія, свыше пятнадцати. Удостоврены факты грабежа и насилій; изнасилована родильница. Г. Вейденбаумъ лично постилъ эту несчастную женщину. Въ Гюнэ и въ Чертаз констатированы многочисленные факты физическаго насилія, грабежи и поджоги. Въ Сус обнаруженъ большой грабежъ и фактъ поголовнаго избіенія крестьянъ, изнасилованія одиннадцати женщинъ и растлнія параличемъ разбитой двнадцатилтней двочки, которую изверги вырвали изъ объятій старика-дда. Разслдованіе фактовъ произвело на комиссію невыносимо тяжелое впечатлніе. Сообщенія епископа Ашота объ ужасахъ не только подтверждаются, но блднютъ предъ дйствительностью. Нтъ селенія, гд бы не были сожжены дома со всмъ имуществомъ. Въ Туг сожженъ двухъэтажный домъ Муселяенца, съ хлбнымъ амбаромъ и складомъ мануфактурныхъ товаровъ. Везд казакамъ давалась полная свобода. Въ нкоторыхъ селеніяхъ нсколько дней грабили, избивали, истязали, изнасиловали женщинъ и двицъ, вырывая ихъ подъ часъ изъ рукъ отцовъ, братьевъ и мужей, ловя ихъ въ горахъ, въ садахъ и въ лсахъ, Рдко кто избавился отъ побоевъ, истязаній, ограбленія, a изъ женщинъ спаслась отъ позора лишь часть убжавшихъ или скрывшихся въ секретныхъ мстахъ домовъ. Въ селеніи Сосъ умеръ отъ побоевъ Аванесъ Аирапетянцъ. Товарищу прокурора было заявлено объ этомъ, но слдствія и вскрытія произведено не было до сихъ поръ. Мать Аванеса, семидесятилтняя старуха, изнасиловава пятью казаками. Въ селеніи Азох казаки требовали отъ Хосрова Карапетянца отдать жену. Получивъ отказъ, они повалили ее и изнасиловали. Одна азохская женщина изнасилована на глазахъ дтей, затмъ ее заставили цловать половые органы. Уничтожено казаками многое, чего не могли они взять. Награбленныя же вещи, навьючивъ ими лошадей, они отвезли въ переселенческое селеніе Скобелевку, частью же продавали дорогой. Пострадали преимущественно т селенія, которыя подвергались раньше нападенію татаръ. Въ селеніи Чертаз саблей казака раненъ священникъ, y другого священника ограбленъ сосудъ со Св. Тайнами. Есть при смерти избитые, неизлечимые, изувченные, преждеврменные роды, выкидыши, случаи смерти новорожденныхъ. Въ горахъ многія женщины сдлались истеричными. Паника настолько сильна, что, когда комиссія подъзжала къ селеніямъ, женщины, несмотря на предупрежденія быть спокойными, бжали въ горы и въ сады. Названныя селенія окончательно разорены и опустошены на глазахъ мстныхъ военныхъ и административныхъ властей. Отрядъ былъ подъ начальствомъ полковника Веверна, офицеровъ Бирюлкина, Гаджіева, въ сопровожденіи узднаго начальника Фрейлиха, мирового посредника Ермолаева, пристава Фота. Ермолаевъ по свидтельству многихъ, поощрялъ казаковъ, a нкоторые дома самъ обливалъ керосиномъ и поджигалъ».