Жеребята
Шрифт:
– Всесветлый да просветит нас всех, и да явит себя его милость!
– воскликнул Иэ по-белогорски.
– О, милость Всесветлого! Оалэ– оргэай!
– Оалэ– оргэай! Оалэ– оргэай! Оалэ– оргэай!
– закричали все белогорцы.
– Оалэ– оргэай!
– возгласил Иэ и взмахнул рукой.
Тогда орел, круживший невидимой точкой в лазурном небе, помчался к земле с ликующим клекотом.
–
– снова позвал Иэ.
Белогорцы застыли в молчании. Наконец, Йоллэ проговорил:
– О, воистину велика милость Всесветлого - и велик ты перед ним, о Иэ-странник!
И с этими словами Йоллэ орел, камнем падавший с неба, раскрыл свои пестрые огромные крылья и медленно опустился на правую руку Иэ, уже положенную поверх левой на голове Игъаара.
– Оалэ– оргэай, - с улыбкой произнес Иэ, гладя перья орла и волосы юноши.
– Вот твой хлеб, о священная птица Всесветлого!
– он достал лепешки из сумки Игъаара.
– Будешь ли ты есть его?
Орел жадно накинулся на лепешки, проглатывая их кусками, покрывая крыльями голову плачущего от счастья сына правителя Фроуэро. Белогорцы стояли, словно окаменев.
– Вы видели все - он не только слетел к нам ниоткуда, этот вестник Всесветлого, но и вкусил хлеб этого юноши, которого вы гнушаетесь и с которым не желаете делить трапезу!
– произнес Иэ.
– И все из-за того, что прогнали его, не узнав, что именно он сотворил, - с укором добавил он.
– А ведь им двигало отвращение к темному огню и ревность к огню светлому. Не это ли первым стоит в клятве твоих "орлов гор", о Йоллэ?
– Да, - ответил Йоллэ.
– Ты, Иэ, был прав, а я - неправ. Игъаар может остаться в Белых горах. Каково же твое желание, Игъаар?
– Желание?
– удивился юноша, прижимая руки к груди.
– Мое желание исполнено - мне разрешено остаться.
– Нет, сынок, это другое, - ласково объяснил ему Иэ.
– Принятому в Белых горах дается право на одно желание.
– Обычно новоприбывший выбирает себе наставника, с которым будут жить, - сказал Йоллэ.
– Но ведь я могу высказать и другое желание?
– нетерпеливо спросил Игъаар.
– Можешь, - ответил Йоллэ, слегка удивленно.
– Но тогда наставника тебе выберу я. Говори же скорее, Игъаар. А ты, Рараэ, приготовься к наказанию.
Игъаар, стоящий посреди белогорцев с орлом на плече, сострадательно взглянул на кусающего заранее губы Рараэ. Тот уже развязал пояс, готовясь снять одежду и подставить спину под удары жесткой веревки.
Игъаар с печалью отвел взгляд от Иэ и произнес:
– Я хотел бы, чтобы этого юношу не наказывали!
Никогда еще белогорцы не видали такого изумления на обычно бесстрастном лице их предводителя.
– Молодец!
– воскликнул Иэ, хлопая Игъаара по плечу.
– Йоллэ, ты видишь, что Всесветлый неспроста послал Игъаару птицу своей милости? Что касается меня, я прощаю Рараэ - он и так получил хороший урок, а дважды за одно
Белогорец молча подошел к Иэ и погладил пестрого орла. Тот довольно заквохтал, как большая курица, и раскрыл огромный клюв, требуя лепешку.
– Я согласен с тобой, ло-Иэ, - сказал Йоллэ.
– И забирай этого молодого фроуэрца Игъаара с собой! Я думаю, что для него только ты будешь лучшим наставником.
На лице Игъаара засияла огромная, почти детская улыбка.
– Я рад твоим словам, о предводитель "орлов гор"!
– ответил Иэ.
– Где-то здесь стоит моя хижина... Игъаар! Эалиэ! Нас двое! Запомни этот древний белогорский крик-молитву. Это - твой сегодняшний урок. На этот крик белогорцы спешат на помощь один к другому. И никто не может отказать.
Он положил своему новому ученику руку на плечо.
– Эалиэ!
– произнес Игъаар, вытирая навернувшиеся слезы.
– Эалиэ!
– ответили им Йоллэ все белогорцы, поднимая к солнцу руки.
И тогда Иэ с Игъааром пошли вдоль обрыва по каменистой тропе - искать заброшенную хижину странника-эзэта.
Царевич и его новый друг.
Хижина Иэ стояла на прежнем месте, среди валунов, холодная и осиротелая.
– Надо развести огонь, - сказал эзэт.
– Пойди-ка, сынок, собери хвороста...
Игъаар поспешил исполнить слова своего наставника и отправился в рощицу, вниз, в ущелье, где бежал ручей.
Орел взлетел с плеча Иэ и снова взмыл ввысь, возглашая свою гортанную песнь. Игъаар остановился среди скал и деревьев, и слушал его, а потом стал собирать сухие ветки. Когда их стало достаточно, он собрался связать их в вязанку, но только сейчас сообразил, что у него нет веревки. Расстроенный, он уже решил возвращаться к Иэ, как за его спиной кто-то промолвил:
– Возьми мою веревку, Игъаар!
Игъаар обернулся - перед ним стоял Рараэ.
– Я сплету тебе другую, - добавил сероглазый ученик белогорцев.
– А у тебя, наверное, нет и фляги?
– Нет, - просто ответил Игъаар.
– Белогорские фляги делают из коры деревьев луниэ, - сказал Рараэ и добавил с жаром: - Знаешь, что - возьми мою!
– Спасибо, - ответил Игъаар с признательностью.
– Я хочу быть твоим другом, Игъаар, - продолжал Рараэ.
– Но если ты не согласен принять мою дружбу, прим хотя бы мою благодарность за твое великодушие и прости меня за свои необдуманные слова.
– Я вовсе не сержусь на тебя!
– воскликнул растроганный до глубины души Игъаар.
– Ты говорил мне то, что считал достойным белогорца.
И он взял из его рук жесткую тяжелую веревку, чтобы связать хворост в вязанку.
– Если бы не ты, я получил бы пятьдесят ударов этой веревкой, - сказал Рараэ.
– Пятьдесят!
– ужаснулся Игъаар.
– Это же... это ужасно! Так только рабов наказывают!
– Ты не жалеешь, что пришел в Белые горы?
– с видом умудренного жизненным опытом человека спросил Рараэ.