Зимопись. Путь домой. Аз
Шрифт:
– Коренные цариссы могли восстать против пришлых, которые из «ангелов», – вбросил я еще одну версию. – Или местная идея-фикс дала трещину: равновесие нарушилось, когда одна из трех сил захотела больше прав, а землянки изменение в расстановке сил проглядели и с последствиями не справились.
– Или Совет сестричества, в котором большинство – царыни местного розлива, мог проголосовать за нечто, что для Верховной царицы как кость поперек горла. Накидать версий можно выше крыши, это ничего не изменит. Нужны конкретные сведения. Их нет.
Да, их нет, и какие бы фантастические картинки не возникали в воспаленном воображении, любая догадка останется досужим домыслом – никому не нужным и до появления хоть каких-либо фактов лишь играющим на нервах. Проблему, для решения которой не хватает информации, нужно отложить. Это сложно, но можно. Тем более – мне сейчас. Клин клином вышибают, то есть мысли об одной проблеме – мыслями о другой.
Как здорово, что даже у факта, что проблем много, нашелся плюс. И этот плюс – мне, позитивно мыслящему, а не какому-то там факту.
Итог размышления: слава мне, мудрецу и оптимисту!
Аминь. А теперь вернемся к нашим баранам.
Освободившееся место в голове заняла вечная тема: где поставить запятую в «Уйти нельзя остаться». Одно дело – думать, что идею с уходом и возвращением уже воплотили, и просчитывать, чью сторону принимать в новом конфликте, и совсем другое – брать эту миссию на себя как один из вариантов будущих событий.
Забудем о чужаках. Скорее всего, нет никаких вторженцев, а цариссы переполошились по простейшей причине – к примеру, чтобы устроить карантин в какой-то местности, где могли массово заболеть неизвестной гадостью. Вполне правдоподобное объяснение. К тому же, оно подкреплено историческими фактами: европейские колонизаторы привозили в открытые страны вирусы, против которых у туземцев не было иммунитета. Североамериканским индейцам специально дарили одеяла, зараженные неизвестной в Новом Свете оспой – и территория освобождалась «сама собой». Население Тасмании и других, более мелких островов, вообще свели под ноль. Мы – попавшие сюда «ангелы и черти» – могли невольно внести свою лепту. В общем, версий много, но сейчас не до них.
И снова: уйти нельзя остаться. Не трогать несправедливое (с нашей точки зрения) общество или кроваво вмешаться (кроваво – поскольку по-другому не бывает). Пусть ответа, биться за свободу-равенство-братство в этом мире или любым способом улетать домой, у меня еще не было, но определенные мысли бродили, причем бродили так, что забродили и иногда вырывались дурным запашком. Не хотелось обсуждать это вслух.
Я боялся. Не за себя. Зачем бояться за себя? Как логично заметил кто-то древний, когда есть смерть – нас нет, когда есть мы – смерти нет. Кажется, это так звучало. Не помню. Был бы под рукой интернет-поисковик…
Зарина. Зарина-Зарина-Зарина. Все мысли так ли иначе были о ней, касались только ее. И планы зависели от того, как повернутся события дальше. Что сделаю, когда встречусь с ней?
А кто сказал, что она сидит в том темном доме и ждет меня, суженого-ряженого, как намеревалась? Никто мне ничего не гарантировал. И у Зарины могли измениться обстоятельства, и, тем более, у ее начальства. Мало ли куда ее забросит судьбой.
И все же, куда бы ни забросило – я найду ее.
Мир, в который нас перенесло, сделал из меня хорошего ученика. Усвоено многое. Везде, во всех непонятных уму верованиях, политических системах и кажущихся странными цивилизациях всегда есть что-то восхищающее. Здесь это были некоторые законы Аллы. Я повторял про себя, как мантру:
Я не ною и не жалуюсь, я пересиливаю. Я не прошу, я действую. Для меня нет невозможного. Трудно – да, долго – может быть, но не невозможно. Я слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость. Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь. Меня можно убить, но нельзя сломать. Победа – сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки. Недобор в любой из составляющих – смерть.
Сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки – это были мы втроем: Малик, дядя Люсик и я. Я надеялся на них, верных мне, и был верен им. Они так же верили мне. Только вместе мы могли чего-то достичь.
Ответ, что же «трем царям» делать дальше, зависел от меня, а для меня он зависел от ответа Зарины. Я не хочу гибнуть, хотя мне и жаль угнетенных людей. Мне хочется незатейливого семейного счастья, жизни вдвоем где-нибудь, где не надо убивать или убегать, и обычных для двадцать первого века комфортных условий. Компьютер, телевизор, мягкая мебель, невообразимый поток информации, в котором можно купаться до полного посинения и выпадения в осадок… Поэтому первое, что я сделаю – предложу Зарине лететь со мной.
Интересно представить нас в моем мире. И я представлял. Перед глазами то и дело возникали картинки, как мы гуляем между высотками и как я учу Зарину пользоваться техникой…
Умопостроения в первую очередь упирались в вопрос: как объяснить моим родственникам и родному государству появление девушки из другого мира? Сообщать о ней вообще или скрыть, чтоб ни спецслужбы, ни военные не пронюхали о возможности путешествия между мирами?
Кстати, одно решений вопроса, которому Малик собирался посвятить жизнь (и, наверняка, скорую смерть, так как другого исхода ждать не приходилось) – это перепоручить его профессионалам. Пусть порядок там наведут те, кто это умеет. И однажды произойдет то, что мы уже допускали в качестве версии: свалятся на Святой причал несколько сотен спецназовцев, способных голыми руками перебить всех царберов, а из их доспехов собрать пулеметы…
А надо ли это? Неизвестно. Никто не знает, что будет дальше, и кто, в конце концов, от этого выиграет. Проигравших в таких случаях бывает несоизмеримо больше.
Поэтому спросим по-другому: хочу ли я этого?
И опять вопрос задан неправильно. Какая разница, чего хочу я, важно, чего хотят жители страны башен. А после вторжения из моего мира изменится жизнь и здесь, и за рекой, и в еще неизвестных мне странах, которые, наверняка, должны быть где-то за горами, морями и пустынями, не единственный же это островок жизни на планете? А если где-то там, за горами-пустынями, люди научились уважать друг друга, живут справедливо и по-доброму и для них реалии с нравами моего двадцать первого века – ад кромешный?
Потому и не приходит в голову решение, что не хватает информации. Я хочу сделать так, чтобы все были счастливы и чтобы пострадало при этом как можно меньше людей. Но так, увы, не бывает – достаточно прочитать учебник истории или, если к нему у кого-то есть претензии, – включить здравый смысл.
Наверное, самое лучшее – это спросить Зарину, что она думает о будущем своего мира. Сначала рассказать о своем мире, о его плюсах и минусах, а затем спросить.
Боюсь, когда узнает, как мы там живем, она не захочет ничего менять.