Золото Волка
Шрифт:
– Ты не находишь, что в этом он прав? Он повернулся обратно к сарматам, красноречиво разводя руками.
– Ваша точка зрения действительно изложена наиболее ясно. И поскольку я никогда не считал себя особенно разговорчивым человеком, я подумал, что продемонстрирую вам свою решимость более практичным способом, просто чтобы быть уверенным, что вы не примете мое почтение к вашему флагу перемирия за слабость.’ Он повернулся обратно к крепости и махнул рукой, затем повернулся обратно, чтобы посмотреть на лица вождей сарматов, когда на зубчатых стенах форта был поднят крест, а к его бревнам прибито обнаженное тело избитого воина.
– Всадниками, которые сыграли такую жестокую шутку с нашей когортой легиона этим утром, командовал человек, который, хотя и был достаточно
Он подождал мгновение, позволяя зрелищу одного из своих, распятого на зубчатой стене форта, проникнуть в его сознание, и улыбнулся, когда второй дворянин в золотой короне вышел из-за спин щитоносцев. Глаза Скавра сузились в знак узнавания, и он приподнял бровь, глядя на Юлия. Сарматы мгновение смотрели на него в ответ, прежде чем крикнуть через мост.
‘ Рад снова встретиться, трибун Скавр. Скавр кивнул.
‘ Балоди. Полагаю, теперь вы король Балоди, учитывая, что на вас, кажется, гораздо больше золота, чем во время нашей последней встречи?’ Сарматы бесстрастно кивнули, и Скавр долго смотрел на него, прежде чем продолжить.
– Что ж, тогда, король Балоди, ты не удивишься, услышав, что я не могу выразить никакого удовольствия от нашей встречи, учитывая дополнительный груз, который ты таскаешь на своей голове.’ Сарматы громко рассмеялись, постучав указательным пальцем по короне, которой всего неделю назад провозгласили королем своего племянника.
– Это? Казалось, это было потрачено впустую на такого юнца, как сын моего брата. И, кроме того, он чувствовал себя обязанным своим обещанием вам, что он выведет своих людей с войны, — он поднял руки в явном изумлении, — в то время как я, будучи старше и несколько мудрее в мирских делах, очевидно, не испытывал подобных угрызений совести.’ Скавр мгновение смотрел на него ровным взглядом.
– Ты даже не представляешь, как это удручает - обнаружить, что человек, который поначалу казался таким разумным, на самом деле просто еще один ублюдок. Хотя ты не просто ублюдок, не так ли, Балоди, ты умный, коварный, безжалостный ублюдок-убийца, я признаю это. Как только твой брат умер, ты знал, что Инармаз будет соперничать с тобой за трон, поэтому воспользовался предоставленной нами возможностью и убедил нас сделать за тебя большую часть грязной работы.’ Сарматы кивнули.
– Действительно. Хотя, по правде говоря, все, чего я действительно ожидал от вашего человека Корвуса, - это отвлечения внимания и достаточного времени, чтобы добраться до моих людей и нанести удар, пока внимание Инармаза было сосредоточено на чем-то другом, вместо чего он сделал большую часть работы за меня. И, конечно, избавиться от моего племянника было детской забавой. Он был таким же доверчивым дураком, каким, оказывается, был ваш коллега Беллетор. Оказал ли я вам услугу, сделав его первым в нашей коллекции римских голов? Я предупреждаю вас, что у моего брата по оружию, Пурты, есть планы сложить все ваши головы рядом со своими.’ Леонтий подошел ближе, подняв руку, чтобы снова указать на форт.
– Тогда, кажется, мало что еще можно сказать. Вот небольшая демонстрация того, что вас ждет, если вы будете достаточно опрометчивы, чтобы пересечь этот мост в надежде прорваться в Дакию.’ Он взмахнул рукой в воздухе, и в сумраке позднего зимнего дня на стене позади него ярко вспыхнуло пламя - факел, который держал в руках один из центурионов с суровым лицом, надзиравший за экипажами метателей болтов. После минутного молчания свет стал ярче, когда он обнаружил топливо, разложенное вокруг основания креста в рамках подготовки к демонстрации. В течение нескольких ударов сердца крест загорелся, и пригвожденный к нему человек, находившийся ранее в полубессознательном состоянии, закричал во весь голос, когда огонь опалил его плоть. Пока бесстрастные лидеры сарматов наблюдали за ним, он какое-то мгновение ужасно корчился, прежде чем неподвижно осесть в пламя, затерявшись в его извивающемся сиянии. Трибун бесстрастно повернулся к ним.
‘ Грубо, я знаю, но по существу. Он утверждал, что служит империи, но явно только ждал подходящего момента, чтобы нанести удар по руке своего нового хозяина. И вот он расплачивается за это, умирая в мучительных криках. Как и все вы, когда потерпите неудачу в этой обреченной на провал попытке ослабить власть Рима над Дакией. Еще не слишком поздно отвернуться и отказаться от этого опрометчивого нападения на наши границы.’ Пурта улыбнулся и покачал головой.
– Я думаю, что нет, римлянин. И поскольку мы осуществляем общественное правосудие. .’ Он подал знак людям, стоявшим позади него, которые подтащили вперед сопротивляющуюся фигуру и заставили его опуститься на колени перед царем сарматов, который поднял длинный нож, чтобы римляне могли его видеть, и запустил руку в волосы пленника, чтобы оттянуть его голову назад. Его телохранители надежно установили свои щиты в ожидании любой попытки спасти пленника.
– Голова за голову, хотя, к сожалению, у меня нет времени заставлять этого лазутчика страдать так, как вы предусмотрительно устроили, чтобы наш брат провел свои последние мгновения, крича в агонии.’ Он поднял глаза на римлян, улыбаясь тому, что они его не узнали. ‘ Ты его не знаешь, не так ли? Возможно, это поможет.’ Он убрал нож в ножны, сунул руку в карман и вытащил что-то, блеснувшее в слабом свете зимнего дня, и бросил это через мост, чтобы оно приземлилось к ногам трибун. Скавр наклонился и поднял безделушку - золотое кольцо с крупным гранатом, зажатым в когтях. Он поднял его, чтобы Леонтий мог видеть.
– Итак, теперь мы знаем, насколько секретной была информация легата. Это кольцо было средством, с помощью которого он позволил своим посланникам доказать, что они пришли от него, а не от какой-то кошачьей лапы.’ Пурта рассмеялся, увидев выражение его лица.
– Я вижу, вы узнали это кольцо. Мы использовали его для передачи любой информации, которую хотели, чтобы ваши лидеры получили через границу, уже почти год, в то время как этот бедный дурак потел и напрягался под пристальным вниманием моего мучителя и рассказал нам абсолютно все, что знал. Вы бы не поверили, что человеку можно столько раз ломать конечности и при этом просто не сойти с ума.’ Марк пристально посмотрел через мост и понял, что руки и ноги заключенного непристойно вывернуты, а пальцы направлены в разные стороны. Пурта пожал плечами, снова вытаскивая нож из-за пояса.
– Полагаю, всему хорошему когда-нибудь приходит конец.’ Он перерезал горло беспомощному шпиону, пренебрежительным толчком сбросив его корчащееся тело на балки моста.
‘ Конечно, это только начало. Мы отомстим за эту медленную смерть тысячу раз, как только ваш ров будет засыпан, а стены разрушены. На вашем месте я бы молился каждому богу, который вам дорог, чтобы он погиб в бою, ибо я предложу богатую награду из золота, принесенного Балоди для нашего дела, любому, кто захватит кого-либо из вас в пригодном состоянии, чтобы получить внимание моих ножей для свежевания. Римское золото за шкуру римского офицера. Я полагаю, это вполне уместно.’ Убедившись, что его люди накормлены и уложены спать, и получив от Квинта четкие инструкции следить за тем, чтобы они оставались в своих палатках и им не давали возможности отлучиться в поисках спиртного, Марк прошел небольшое расстояние через форт и направился в больницу. Сцена внутри здания была во многом такой, как он и ожидал: наименее серьезно раненные солдаты сидели небольшими группами, ожидая, пока медицинский персонал займется более серьезно ранеными мужчинами. По большей части их раны были поверхностными, их нужно было только зашить носильщикам бинтов, которые с усталыми глазами и онемевшими пальцами прокладывали себе путь через них, хотя, по мнению Марка, многие из них были бы навсегда обезображены глубокими порезами на лицах. Некоторые из них спали, а один мужчина, у которого длинный порез пересекал бровь и спускался по щеке, уже зашитый, хныкал во сне, к большому тихому веселью его товарищей.