Золото Волка
Шрифт:
– Это не разведчики, это полномасштабная атака! Беги к воротам!’
Вытащив свисток, висевший у него на шее под туникой, Марк трижды коротко свистнул, с благодарностью осознавая, что его собратья-офицеры и их люди приближаются к нему с обеих сторон. Арминий и Мартос бежали вместе с ними, и римлянин понял, что именно он слышал позади них ранее.
– Они захватили этот чертов мост! Оглянувшись назад, Марк увидел правду в словах Дубна, когда первые воины-сарматы ринулись через пролив в погоню за убегающими разведчиками. Перед ними тяжело распахнулись западные ворота форта, и плотная колонна солдат высыпала навстречу атаке варваров с копьями и щитами. Дубн покачал головой, когда они побежали к бриттам, в его голосе слышалась горечь от отвращения к масштабам катастрофы. Слишком мало и слишком поздно. К тому времени, как мы соберем здесь когорту и подготовим ее к бою, против них выступит пять тысяч человек. Это полный пиздец. Выкрикивая лозунг, небольшая группа остановилась позади
‘ Это ловушка, не так ли? Каждый человек в форте, должно быть, ждал за этими воротами, экипированный и готовый сражаться за то, чтобы этот отряд был развернут так быстро. Вы знали об этом? Марк покачал головой.
‘ Не как таковой. Мне было приказано отправиться на поиски неприятностей, и если я их обнаружу, то подать сигнал и бежать к воротам. Зачем трибунам рассказывать нам, что у них на уме, когда один захваченный в плен человек может раскрыть план? Но я не думаю, что это может быть все, что есть. .’ Арминий кивнул в знак согласия.
– Сарматы отправят десять тысяч воинов через этот ров, если им дать достаточно времени. Должен же быть какой-то способ остановить их, иначе зачем позволять им захватывать средства переправы?’
Вытянув шею, чтобы посмотреть между солдатами перед ними, Марк понял, что по ту сторону рва уже была тысяча человек, а то и больше, в основном они удерживали позиции, в то время как их силы увеличивались с каждым человеком, который переходил мост, в то время как несколько стрелков отважились выступить вперед, чтобы послать стрелы, с глухим стуком вонзающиеся в щиты вспомогательных войск. Мартос шагнул в его сторону, производя те же расчеты.
– Две пехотные когорты и фракийцы - вот и все, с чем придется сражаться префекту, если только он не введет в бой наших людей. Я бы предположил, что если у него есть ловушка, чтобы захлопнуть ее на этих людей, то время...’ По проревевшей команде со стен над ними, метатели болтов по обоим углам стены в унисон запустили свои ракеты в мост, испуская огненные разряды, которые пролетели и ударили прямо под конструкцией. Бревна загорелись в одно мгновение, и мгновение спустя вся длина моста превратилась в сплошное пламя, жадный рев огня перекрывался резкими криками массы людей, которые сражались, чтобы пересечь пролет и добраться до своих врагов. Марк посмотрел на своих товарищей, медленно кивая.
‘ Я понимаю. Смолой, вероятно, были покрашены все балки моста. Мне показалось, что я почувствовал какой-то странный запах, когда переходил дорогу. Но это не может быть всем, иначе что мешает им просто спрыгнуть в канаву и убежать?’ Словно в ответ на размышления Мартоса, и пока воины, которые уже переправились, колебались перед лицом римской линии, которая все еще укреплялась с каждым мгновением, огонь устремился прочь от моста и вверх по канаве в обоих направлениях, следуя за следом смолы, который явно был проложен с этой желаемой целью. имея в виду результат. Ревущее пламя быстро подожгло сосны, которые были срублены и уложены вдоль дна траншеи, их ветви уже пропитались большим количеством липкого сока. За дюжину ударов сердца вся линия обороны была охвачена пламенем, лишив сарматов, которые уже перешли границу, какой-либо возможности сбежать на свою сторону линии рва. С ревом рогов ожидающие шеренги солдат двинулись в бой, силуэты их врагов вырисовывались на фоне бушующего позади огня, и, глядя на освещенные пламенем лица своих товарищей, Марк понял, что наступающие римляне будут выглядеть немногим меньше, чем слугами мстительного бога, их доспехи сверкали золотом в огнеэто свет. Паника быстро преодолела последние остатки дисциплины, которыми обладали сарматы, оказавшиеся в ловушке между пылающим рвом и неумолимыми солдатами, некоторые люди бросались на римлян в слепой, бессмысленной ярости, в то время как другие бросались в пламя, стремясь прыгнуть в самую гущу пламени в надежде добраться до противоположной стороны невредимый. Нескольким мужчинам, побросавшим свое оружие и доспехи, это удалось, но многие другие потерпели неудачу и, крича от ужаса, упали на горящие деревья. Их волосы и одежда мгновенно воспламенились, заставив их корчиться в вопящей агонии, прежде чем забвение поглотило их. Остальные сражались как дикари, оказавшись между двумя неумолимыми угрозами - огнем и врагом, но без особого успеха; копья бриттов убирали их с эффективностью молотилок для зерна, когда отчаявшиеся варвары бросились на наступающую линию щитов.
– Это достаточно маленькая победа, учитывая, что силы все еще сосредоточены по другую сторону рва, но, возможно, все же достаточная, чтобы заставить Пурту задуматься, какие еще уловки у нас припасены в рукаве. Я вижу, ты собрал несколько больше людей, чем с тем, с кем покинул наш лагерь?’ Трибун Скавр прошел через ворота следом за последним из бриттов, подняв бровь при виде Арминия и Мартоса, которые оба пожали плечами в ответ. Марк устало отсалютовал и с удрученным выражением лица повернулся, чтобы направиться обратно в тунгрийский лагерь.
– Действительно, трибун, победа. Но куплен по цене, которую мне не хотелось бы платить, если бы я заранее знал, каков будет характер сделки.’ Сарматы снова атаковали с первыми лучами солнца, их ярость усилилась при виде пятнадцати крестов, воздвигнутых за линией теперь уже хорошо защищенного рва. На каждом кресте корчился один из небольшого числа вражеских всадников, захваченных на льду накануне. Трибун Леонтий мрачно кивнул обреченным пленникам, непринужденно разговаривая со своими коллегами.
– — Я подозреваю, что это послужит для болтометных расчетов некоторой практикой стрельбы по мишеням. Как он и предсказывал, вражеские лучники быстро побежали вперед, на расстояние выстрела из лука распятых мужчин, каждый из которых не боялся дальнобойности артиллерии в надежде всадить стрелу в своих беспомощных братьев и положить конец их пыткам. Когда полдюжины пленников безжизненно рухнули на свои кресты из-за смерти одного неосторожного лучника, который предпочел натянуть еще одну стрелу, а не сдвинуться с места, с которого он выпустил свой первый выстрел, только для того, чтобы быстро нацеленный болт вырвал ему позвоночник, Леонтий приказал кресты, которые нужно поджечь. Жирные клубы дыма поднялись в воздух, когда пламя быстро поглотило их человеческие жертвы, и лучники отступили теми же зигзагообразными перебежками, которые привели их достаточно близко, чтобы стрелять в пленников, заслужив неохотную нотку уважения в голосе Скавра, когда он заговорил с Юлием.
– Я бы сказал, достойный нашего восхищения. Я бы не хотел бросаться на четырех из этих монстров, независимо от того, была ли у меня свобода танцевать и сбивать их прицел или нет. И теперь, когда это сделано, я бы ожидал, что Пурта быстро нанесет свой следующий удар. Он знает, что каждое мгновение, проведенное по ту сторону этих стен, приближает прибытие наших легионов.’ Он рефлекторно потер амулет, привязанный к его правому запястью.
– Конечно, всегда предполагая, что Наш Господь сочтет нужным позаботиться о том, чтобы послание трибуна Леонтия дошло до них. .’ Реакция Пурты на катастрофу предыдущей ночи последовала достаточно быстро, и в особенности к ужасу Скавра. Беспорядочный поток рабов хлынул вперед, к рву, подгоняемый кнутами и копьями и укрывшийся за дугой поднятых щитов, шатаясь под тяжестью своих ведер с землей и камнями. Их первой задачей было засыпать утыканные кольями ямы, которые ждали, чтобы покалечить неосторожных, и пока они трудились, выполняя выкрикиваемые команды своих хозяев, вражеские лучники снова выступили вперед, осыпая стрелами любого из защитников, показавшегося над рвом или стенами форта. Вынужденные укрыться от града снарядов, солдаты спрятались за своей оборонительной стеной, в то время как рабы варваров выполнили свою первоначальную задачу по обеспечению безопасности подхода ко рву, прежде чем их заставили атаковать саму оборонительную линию. Вылив содержимое своих ведер в канаву, каждый из рабов повернулся, чтобы вернуться по своим следам, подгоняемый своими хозяевами-сарматами. Поскольку фракийские лучники не могли стрелять по рабочей силе сарматов под натиском превосходящих сил противника, метателям болтов оставалось истощать трудящихся рабов, и офицеры мрачно наблюдали, как безжалостные стрелы вонзаются в их трудящиеся ряды.
– Похоже, этот день планировался долго, учитывая, что наш враг явно подготовился к осаде, хотя я сомневаюсь, что он ожидал столкнуться с таким упорным сопротивлением. Среди этих рабочих, конечно, будут римляне. .’ По правде говоря, Леонтий лишь подтвердил то, что большинство людей уже поняли, распознав обрывки римской одежды среди массы людей, трудившихся над сооружением теперь уже различимого пандуса через ров, и осознав, что среди рабов были захваченные мужчины, женщины и даже дети.
– Мы можем только утешать себя тем, что каждый, кого мы убиваем, освобождается от мрачного существования, которое уже принесло им страдания и деградацию и которое, так или иначе, может закончиться только плохо. Эй, ты там!
– крикнул он командиру ближайшего болтометателя предостерегающим тоном. ‘Не стреляйте в людей вокруг рва, цельтесь дальше, чтобы ваши болты могли пронзить двух или трех из них одним выстрелом, а не просто пригвоздить одиноких людей к земле!’ Центурион быстро отдал честь, выкрикивая новые приказы людям, пытавшимся вернуть массивному оружию максимальную мощность, и Марк отвернулся, с болью в сердце представляя масштабы резни, которая неизбежно обрушится на беспомощных рабов. Он развернулся назад, когда громкий хлопок и крик агонии возвестили о какой-то неожиданной катастрофе, обнаружив команду метателя болтов в хаосе, а одного из них пьяно шатающимся с куском дерева, торчащим из его разбитого лба. Солдат растянулся во весь рост на деревянном полу башни и лежал неподвижно, одна нога судорожно подергивалась.