Золото Волка

Ричес Энтони

– Мне нужно попросить у них прощения, центурион. Скажи Юлийу, что он на связи...

– Нет.’ Скавр повернул голову и непонимающе посмотрел на своего подчиненного.

– Возможно, ты не понимаешь своей позиции в этом вопросе, центурион.’ Марк резко покачал головой, позволив той же нотке патрицианской отчужденности, которую он иногда слышал от своего отца, прозвучать в его голосе.

– Я сказал "нет", трибун, и я это имел в виду.
– Скавр открыл рот, чтобы возразить, но молодой центурион пресек его протест прежде, чем он успел заговорить.
– На тебе лежит большая ответственность, чем искать искупления, жертвуя собой здесь, какой бы благородной ни была эта смерть. У тебя есть это. .
– Он сунул кулон ветерана в руку трибуна. Скавр перевернул его, сразу узнав митраистскую сцену.
– Человек, на шее которого это висело, был отставным солдатом, захваченным сарматами вместе со своей семьей и вынужденным наблюдать, как над ними издеваются, убивают и доводят до смерти. Он отдал мне кулон минуту назад, прежде чем я отправил его к Нашему Господу, и умолял меня проследить, чтобы его вернули в храм, и хоть как-то отомстить за него.
– Он наклонился, чтобы прошипеть на ухо трибуну, его голос был полон настойчивости. ‘ Трибун, вы невиновны в этом деле! Это трибун Беллетор принял решение оставить римских граждан в рабстве, а не ты. Его суждения были искажены потребностью добиться мира, который укрепил бы его репутацию и принизил вашу, и мне ясно, что он уже заплатил цену за этот личный интерес.’ Он махнул рукой на мертвых и умирающих рабов, усеявших землю вокруг них.

‘Страдание и смерть всегда были уделом этих людей, и все, что вы сделали, наслав на них шторм стрел, - это приблизили дату их смерти и избавили их от дальнейшей деградации. Человеком, который подставил этих людей под наши стрелы, был не ты, трибун, а их похититель. Я принял на себя обязанность привлечь Балоди к ответственности в глазах нашего бога. Он взял кулон с ладони своего начальника и сжал его в кулаке.
– Я приглашаю вас присоединиться ко мне в этом деле, если только вы не предпочитаете остаться здесь и отдать свою жизнь? В конце концов, ты приказал мне позаботиться о нуждах моих людей, когда смерть одного из них лишила меня сил, а я командую всего лишь центурией.’ Скавр опустил глаза, и на мгновение Марк был уверен, что тот откажется от вызова, но Арминий заговорил из темноты позади центуриона, и в его голосе звучала решимость.

– И если мне придется, я проведу тебя через мост, хочешь ты этого или нет. Вы не станете изводить себя из-за этого дела, или, по крайней мере, не раньше, чем ваш долг перед этими людьми будет выполнен. Если ты будешь настаивать на каком-нибудь грандиозном жесте в адрес богов, когда все это закончится, если мы выживем, тогда я буду твоим заместителем и позабочусь о том, чтобы твой конец был чистым, но сейчас ты должен действовать как воин, каким мы тебя знаем.’ Скавр еще мгновение смотрел на мертвого пленника, но когда он снова поднял взгляд на двух мужчин, в его глазах появилась та свирепость, к которой они больше привыкли.

– Я всегда считал тебя скорее джентльменом, чем солдатом, несмотря на все твое демоническое мастерство владения клинком, центурион Корвус, но, похоже, ты более жесткий человек, чем я себе представлял. Присоединюсь ли я к вам в исполнении долга отомстить за погибшего солдата и его семью? Я бы назвал тебя непокорным молодым ублюдком и понизил в должности, если бы не знал, почему ты меня провоцируешь. .
– Он вздохнул, снова взглянув на мертвеца.
– И я не думаю, что дух этого человека поблагодарит меня за то, что я ничего не сделал, чтобы хоть как-то отомстить за него.’ Поднявшись на ноги, он посмотрел на Марка и Арминия с новой решимостью, оскалив зубы от гнева.

– Так что бы ты хотел, чтобы я сделал, центурион, чтобы загладить вину за эту бойню? Молодой человек указал на ров и неясные фигуры, притаившиеся за стеной на дальней его стороне.

‘ Возвращайся к своему командованию, трибун. Твоя месть может быть осуществлена только во главе их, и с помощью тысячи мечей, а не только твоего собственного.’ Трибун кивнул и, повернувшись, пошел по дощатому мосту, не оглядываясь, а Арминий последовал за ним. Марк оглянулся на открытую местность и увидел неясные очертания Мартоса и его людей, пробиравшихся через поле трупов.

– Я оставил самых быстрых из моих воинов следить за приближением врага, как ты и просил. Мы слышим, как они собираются, слишком далеко, чтобы их можно было увидеть, но они где-то там.’

Римлянин положил руку на плечо британца, направляя его к мосту.

– Отведи своих людей в безопасное место. Я прослежу, чтобы твой бегун пересек дорогу, прежде чем мы опустим доски.’

Он огляделся по сторонам, оценивая степень разрушений, которые тунгрийцы нанесли земляным укреплениям сарматов за то короткое время, которое им было предоставлено. Один из солдат боролся со своей лопатой, и Марк протянул руку, чтобы взять орудие, указывая на хлипкий мост.

"Иди’.

Когда благодарный солдат направился в безопасное место, Марк обратился к товарищам этого человека, поднимая лопату, готовясь копать.

‘ У нас мало времени, джентльмены, прежде чем враг обнаружит нас. Прежде чем они это сделают, если мы хотим увидеть завтрашний закат, мы должны сделать этот пандус непригодным для использования.’ Он махнул рукой на обломки земляного укрепления, настолько сильно изжеванные и изъеденные ямами в результате отчаянных усилий солдат, что доски теперь были направлены вверх, на зубчатую стену тунгрийцев, а не бежали вниз, навстречу им.

— И чтобы это произошло, мы должны срубить как можно больше этого, — он указал на выступ пандуса, на котором они стояли, - сколько сможем. Сейчас мы копаем, как можно быстрее, и когда придет время, я отправлю тебя обратно в безопасное место. Так что копай!’ Тунгрийцы взялись за дело с новой целеустремленностью, воодушевленные видом офицера, раскапывающего лопатой утрамбованную землю. Подняв на мгновение глаза, Марк снова увидел рядом с собой Мартоса с веревкой в одной руке и обвязанным вокруг него другим. Мартос взял лопату и оттолкнул римлянина в сторону, передав ему конец веревки, а затем занял свое место среди солдат, мощными ударами орудуя лопатой, врубаясь в землю и швыряя образовавшиеся комья земли в канаву внизу так быстро, как только мог.

‘ Обвязывай себя веревкой, да потуже! Последний оставшийся в живых воин-вотадини выбежал из темноты, указывая назад тем путем, которым он пришел, и Марк повернулся к своим людям с туго завязанной на груди веревкой, взяв лопату у ближайшего из них.

– Уходи! Немедленно переходите через мост!’ Они бросились врассыпную, в спешке так сильно сотрясая доски, что одна из них перевернулась, и двое тунгрийцев упали в грязную золу на дне канавы. Им были сброшены веревки, но у Марка не было времени посмотреть, удастся ли их спасение. Мартос повернулся к другой доске, толкнул ее ногой в ботинке, и она, вращаясь, полетела вниз, во мрак канавы. Он указал на конец пандуса.

– Ты и я, центурион! Понимающе кивнув, Марк снова взялся за лопату, двое мужчин откапывали куски переднего края пандуса и швыряли их в канаву с яростной энергией одержимых людей, наклоняясь, чтобы оставаться вне поля зрения воинов-варваров, приближающихся из мрака с запада. Соскользнув вниз по крутому склону пандуса, они сосредоточили свои усилия на самом выступе, отчаянно стараясь забросить как можно больше его в темноту внизу. Выпрямив спину, чтобы размять отяжелевшие от усталости руки, Марк огляделся в поисках знакомых лиц за дерновой стеной и увидел поднятые для стрельбы луки. Внезапно над ним на краю пандуса навис воин, его рот открылся от шока, когда он обнаружил римлянина у себя под ногами, но когда сарматец открыл рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, в него попала сначала одна стрела, а затем еще две, и он упал в ров через плечо Марка, не успев издающий какой-то звук. Вырезав еще один кусок утрамбованной почвы, Марк бросил его в темноту, затем еще один, игнорируя угрозу нападения в спешке нанести пандусу как можно больший ущерб. Чья-то рука коснулась его плеча, и он, взглянув на Мартоса, увидел, что вотадини приложил палец к губам. Он указал вниз, затем соскользнул вниз по склону земляного вала в глубокую тень канавы, и римлянин последовал его примеру, держась за лопату и используя ее, чтобы прервать свой спуск в темноту. Он приземлился на дно канавы, чувствуя, как его ботинки увязают в снежных обломках, пепле и прогоркло пахнущей липкой массе, оставшейся от стольких горящих тел.
– прошептал он Мартосу, морща нос от запаха, который пропитал воздух вокруг них, несмотря на ночной холод.