Звездный двойник
Шрифт:
Он развернулся и выплыл из каюты, прежде чем я успел что-либо сказать. Напарник его, закатав мой левый рукав, приложил инъектор к коже и вкатил мне дозу раньше, чем я это почувствовал. Затем и он удалился. Вой сирены сменился голосом:
— Последнее предупреждение! Два g! Две минуты!
Я попытался осмотреться окрест, но лекарство буквально оглушило. Глаза заломило, зубы — тоже; нестерпимо зачесалась спина — но дотянуться до неё мешали ремни безопасности. Похоже, они и спасли меня от перелома руки при старте. Вой сирены смолк, из динамиков послышался бодрый баритон Дэка:
— Самое распоследнее предупреждение! Два g! Одна минута! Оторвитесь там от пинакля — пришла пора ваши
Голос его пропал. На этот раз вместо сирены пошли первые аккорды Ad Astra [10] , сочинение Аркезиана, Опус 61 до мажор. Это была довольно спорная версия Лондонского Симфонического — у них там нотки «ужаса» на четырнадцатом такте несколько режут ухо.
Но на меня, оглушённого и раздавленного, музыка никак не подействовала — нельзя же намочить реку!..
10
Ad astra — в переводе с латыни — «к звёздам». Это заключительные слова более распространённого выражения: «Per aspera ad astra» — «через тернии — к звёздам», автором коего является римский политик, философ-стоик и писатель Люций Анней Сенека (4 г. до н. э. — 65 г. н. э.), впервые сформулировавший ставшие впоследствии крылатыми и даже расхожими слова в своём «Неистовом Геркулесе».
В каюту вплыла… русалка. Так мне сперва показалось — именно русалка, правда, без рыбьего хвоста. Когда жжение в глазах малость стихло, я разглядел весьма интересную девушку — в шортах и с очень даже симпатичной грудью под безрукавкой. Уверенные движения ясно говорили, что невесомость для неё дело привычное. Деловито меня оглядев, она заняла соседнюю соковыжималку, положив руки на подлокотники и даже внимания не обратив на пристяжные ремни. Отзвучал финальный аккорд, и тут я почувствовал нарастающую тяжесть.
Вообще-то два g — ускорение не из смертельных, особенно в компенсаторе. Плёнка, прикрывавшая меня сверху, обтянула тело, удерживая его в неподвижности; чувствовалась просто некоторая тяжесть, да дышать было трудновато. Вам наверняка доводилось слышать кучу различных баек о космачах, отступавших лишь перед десятью g. Не спорю, может и правда. Но даже двойное ускорение в соковыжималке — начисто отбивает охоту двигаться…
С некоторым опозданием я понял, что раздавшийся глас небесный обращён лично ко мне:
— Лоренцо, дружище, как ты там?
— В… порядке.
Потраченное на ответ усилие меня доконало.
— А… на… долго… это?
— Ерунда, на пару дней!
Видимо, я застонал — Дэк расхохотался:
— Не хнычь, салага! Мой первый полёт на Марс занял тридцать семь недель, и всё это время мы болтались в невесомости на эллиптической траектории! А ты, считай, покататься поехал — два g пару деньков, а во время торможения — норма! Курам на смех! С тебя за это ещё причитается!
Я хотел было сказать всё, что думаю о нём и о его шутках, но вспомнил, что не у себя в гримёрной, к тому же здесь была дама. Отец всегда говорил: женщина вскоре забудет любое оскорбление действием, но может до самой смерти вспоминать неосторожное выражение. Прекрасный пол весьма чувствителен к понятиям отвлечённым. С практической точки зрения факт сей более чем странен, но во всяком случае я никогда не распускал языка в присутствии дам. С тех самых пор, как тяжёлая папашина рука однажды в кровь не разбила мне губы. В выработке условных рефлексов отец дал бы фору самому профессору Павлову…
Тут Дэк заговорил снова:
— Пенни, красавица моя, ты здесь?
— Да, капитан, — ответила девушка из соседнего компенсатора.
— О'кей, приступайте. А я разберусь с делами и тоже приду.
— Хорошо, капитан.
Она повернулась ко мне и сказала мягким, чуть хрипловатым контральто:
— Доктор
— Слава богу, — вздохнул я, — наконец хоть кто-то готов отвечать на мои вопросы.
Она промолчала и, с некоторым усилием подняв руку, повернула выключатель. Свет в каюте угас, пошли первые кадры стереофильма. Я сразу узнал главного героя — кто из миллиардов жителей Империи не узнал бы его?!
Это был Бонфорт.
Тот самый, Его Светлость Джон Джозеф Бонфорт [11] , бывший премьер-министр, лидер официальной оппозиции, глава Партии Экспансионистов — самый любимый — и ненавидимый! — человек в Солнечной Системе.
Потрясённое моё сознание заметалось в поисках разгадки и нашло единственно возможный ответ. Бонфорт пережил уже три покушения. По крайней мере, так утверждали газетчики. Два раза из трёх спасался он лишь чудом. Но чудес, как известно, не бывает. Может, все три попытки увенчались успехом? Только старый, добрый дядюшка Джо Бонфорт каждый раз оказывался совсем в другом месте, а?!
11
…Его Светлость Джон Джозеф Бонфорт… — в протоколе Соединённых Штатов подобный титул отсутствует; в континентальной Европе соответствует достоинству графа и маркиза, а в Великобритании — ещё и достоинству младшего сына герцога. Но не забывайте — Хайнлайном принята в романе имперская модель, так что использование обращения «его светлость» внутренней логики никоим образом не нарушает.
Много же актёров им потребуется!
3
Я не встревал в политику. Папаша всегда предупреждал меня на этот счёт.
— Ларри, — говорил он, — не суйся в эти дела. Заслужишь дурную славу, а публике это не нравится.
Вот я и не совался. Даже голосовать не ходил ни разу — и после поправки в 98-м, позволившей голосовать людям «кочевым», в том числе, конечно, мне и моим коллегам.
Но если кого из политиков и уважал, то никак не Бонфорта! Всегда считал, что человек этот просто опасен и — вполне возможно — предаст человечество при первом удобном случае. Перспектива встать вместо него под пулю была мне — как бы это сказать — неприятна.
Зато — какова роль!
Я играл однажды главного героя в «Орлёнке» [12] , и ещё Цезаря в двух пьесах, вполне достойных его имени. Но сыграть подобное в жизни — слишком велик соблазн заменить кого-нибудь на гильотине! С другой стороны — возможность хоть на несколько минут создать нечто высшее и совершенное… Не зря говорят, Искусство требует жертв!
А кто же из собратьев пошёл на это в трёх предыдущих случаях? Да, то были мастера, и лучшая похвала им — безвестность… Я попытался припомнить, когда состоялись покушения и кто из коллег, способных сыграть его роль, умер в то время, или просто пропал. Но ничего не вышло. Не только из-за невнимания к политическим интригам — актёры вообще часто пропадают из вида, это у нас профессиональное. Что ж, даже лучшие из людей не застрахованы от случайностей.
12
…главного героя в «Орлёнке»… — т. е. роль Наполеона II, сына Наполеона Бонапарта: в 1815 году, отрекаясь от престола, Наполеон I провозгласил сына императором, однако тому так и не удалось взойти на престол. Всю свою недолгую жизнь (1811–1832) герцог Рейхштадтский (этот титул сохранился за ним благодаря деду, австрийскому императору Францу I) прожил, по сути дела, находясь в заключении. Последним месяцам его жизни и посвящена историческая драма французского поэта и драматурга Эдмона Ростана (1868–1918) «Орлёнок» (1900).