Аббатиса Клод
Шрифт:
Всадники миновали уже три убогие деревеньки и давно покинули поместья Девоншира. Перед ними простирались убранные поля и пашни. Холмистая местность иногда прерывалась небольшими голыми чащами, извилистыми спокойными реками. Лишь дорога затрудняла движение. За ночь легкий морозец немного сковывал слякоть и грязь, но днём снова весело светило осеннее солнце и превращало путь в непроходимую топь. Но вскоре всадники выехали на укатанную телегами и повозками широкую дорогу и энергичнее пришпорили своих коней. Возница еле-еле поспевал за своими спутниками, и когда на очередном повороте извилистой дороги он их не обнаружил, то не на шутку заволновался и хорошенько прошелся кнутом по крупам лошадей. На
– Леди Габриэлла, если вы будете так мчаться до самого Лондона, то боюсь, что мои лошадки не выдержат такого бега, – пожаловался возница, когда повозка догнала всадников.
– Хорошо, Том, – ответил рыцарь в шлеме. – Мы будем следовать помедленнее, а ты постарайся от нас не отставать.
Было решено, что аббатиса Клод и Кевин поедут впереди повозки, а Билли и Эдвард позади. Таким образом, они будут держаться все вместе, не отставая друг от друга.
Кевин Бьюкенен и аббатиса ехали всю дорогу рядом, и каждый думал о своем. Аббатиса с благодарностью вспоминала старого дровосека. Для неё было большой неожиданностью, когда Мэтью Ховард раскрыл вечером перед своей хозяйкой маленький едва очищенный от болотной грязи ларец полный золотых монет. На вопрос: откуда взялось это сокровище, дровосек только пожал плечами и рассказал, как однажды решил проверить старое место на болоте, где были спрятаны сундуки с драгоценностями, и нашел под старой корягой этот ларец. О своей находке он никому не рассказал, а просто стал дожидаться хозяйку. Эти монеты пришлись аббатисе, как нельзя кстати, никто не стал возражать против того, чтобы золото короля Вильгельма послужило в поисках племянников леди Грегари.
– У меня в этом году совсем не осталось денег, миледи. Иоанн обложил монастыри новым налогом, и мне совершенно нечего вам дать в дорогу, дорогая Габриэлла, – оправдывался мэтр Доне. – Наш монастырь теперь платит королю ежегодную пошлину, и после этого у меня ничего уже не остается. Я думаю, что большого греха не будет, если вы воспользуетесь этими старыми монетами из чистого золота и обменяете их в банках Корвальес на ходовые монеты.
Всю ночь леди Розамунда и аббатиса Клод шили пояса с кармашками из мягкой кожи, чтобы разместить в них монеты. Теперь эти пояса были надеты на каждом всаднике, и даже один достался Тому.
Без денег они не останутся. А вот, как найти дом Корвальес в Риме, это оставалось неразрешимой задачей для всех. Тридцать раз мэтр Доне пытался рассказать аббатисе, по каким улицам им нужно было проехать до главной площади, а потом свернуть налево и от большого фонтана проехать еще три квартала. Все было бесполезно. Она слушала, запоминала, но представить себе этого не могла. Решили так: по приезду в Рим аббатиса справится в первой же лавке об этом семействе и наймет проводника, чтобы скорее отыскать дорогу и не заблудиться в незнакомом городе. Но возникло еще одно препятствие: никто не знал чужого языка. Тогда мэтру Доне пришлось сесть за перо и написать обращение к предполагаемому проводнику с просьбой проводить странников в дом Корвальес.
Добраться же до самого Рима им удобнее было на каком-нибудь торговом судне. Слава Богу, что таких судов в Дувре было предостаточно. Каждую неделю в порт регулярно приходили один или два торговых корабля с восточными тканями, золотой утварью, пряностями и фруктами. За умеренную плату любой владелец судна согласился бы взять на борт спокойных пассажиров. Сухопутный путь в Ломбардское королевство через раздираемую между собственными баронами Францию и Аквитанию архиепископ отверг сразу и окончательно. До него доходили уже известия через монастырскую почту о том, что гонение на альбигойцев в Лангедоке с каждым годом все усиливалось, и передвигаться по югу Франции было не совсем безопасно. А его все равно не миновать.
– С вашим упрямством и слишком гордым чувством собственного достоинства, миледи, лучше объехать этот край стороной, – уверял аббатису мэтр Доне. – Иначе вы запросто ввяжетесь в какую-нибудь неприятную историю, а кто вас будет вытаскивать из нее неизвестно.
Старый архиепископ, как всегда, был прав: лучше поскорее добраться до Рима и не искать новых приключений. Своих дел было достаточно.
Первый ночлег и отдых было решено устроить в небольшой деревушке неподалеку от Абингдона прежде, чем явиться в Лондон. Билли и Эдвард разыскали на окраине деревни низенькую харчевню, хозяйка которой с радостью приняла проезжих путников на ночь. Она весело хлопотала над очагом, приготавливая баранью похлебку, а её трое ребятишек с верхней ступеньки лестницы корчили рожицы и показывали языки угрюмому Билли. Целый день во время бешеной скачки ему не удалось даже выпить глотка воды. Горло у него пересохло, а живот от голода сводило болезненными судорогами. Билли никак не мог дождаться, когда же, наконец, подадут еду.
Но вот закопченный чан был поставлен на стол, и все дружно взялись за деревянные ложки. Суп оказался наваристым, да еще с кашей. Похлебка так понравилась голодному Билли, что он еще два раза наполнял свою миску из общего котла. Медовый эль и тугой белый сыр был подан на закуску. Аббатиса к элю не притронулась. Она попросила у хозяйки немного молока. Разглядев в доспехах рыцаря молодую женщину, та охнула и перекрестилась.
– Видно и вправду нужно ждать пришествие Спасителя нашего, если уже женщины стали рядиться в кольчугу, – проговорила изумленная хозяйка, поднося аббатисе кувшин вечернего молока. Та только улыбнулась.
Том ел со всеми за одним столом, но почему-то часто поглядывал на дверь харчевни. Когда ужин был уже закончен, он взял со стола горбушку ржаного каравая и кружку эля.
– Пойду, посмотрю лошадей, – пояснил Том аббатисе Клод и вышел из харчевни.
– Ну, всё. Нужно спать. Если завтра встанем с первыми лучами солнца, то к вечеру поспеем в Лондон, – сказала аббатиса и отправилась в отведенную для нее крохотную комнату наверху, под чердаком.
Сняв плащ и легкие латы, она не стала раздеваться до конца, а как была в рубашке из кольчуги, так и уснула на широкой деревянной лавке, застланной овечьей шкурой. Первый раз за последние годы она заснула быстро и безмятежно, устав от быстрой скачки, последних переживаний и от морозного, свежего воздуха родного края.
Братья Бьюкенены и Билли еще долго сидели за столом и рассуждали между собой: зачем они отправились в это путешествие, и какую выгоду они с этого получат?
– Если так будет продолжаться и дальше, – ворчал Билли, – то я не согласен. Скачем целый день: ни поесть тебе, ни попить. Только коней загоним, а потом, что пешком пойдем?
– Не ворчи, старина Билли, – успокаивал его Кевин.– Доберемся до Лондона, сядем на корабль, а там и ты отдохнешь, и наши лошади. Путь ведь неблизкий. Миледи считает каждый день. Ведь еще неизвестно, где придется искать этих детей и сколько времени уйдет на их поиски.
– А мне интересно, – мечтал Эдвард, – сколько нового мы сможем увидеть! Города, земли, людей! Мы увидим Палестину и Иерусалим.
– Вот уж, где нам, шотландцам, нечего делать, так это в Иерусалиме, – не сдавался Билли. – Я слышал, там столько христиан своих голов положили, что тебе и вовек не сосчитать.
– А море! – воскликнул Эдвард. – Теплое, южное море! Голубое, как небо и прозрачное, как горный, хрустальный ручей. – Глаза юноши сверкали от счастья и оттого, что мечты его скоро начнут сбываться.