Александровскiе кадеты
Шрифт:
— Не слушайте его! — Игорёк попытался обойти человека, однако тот лишь поцокал языком.
— Ай-яй-яй, как невежливо. Нехорошо так разговаривать со старшими, Игорь, плохо дед тебя воспитывает.
— Что вам надо, изложите и, если можно, побыстрее, — тон подполковника сделался обманчиво-мягким. Рука в кармане чуть шевельнулась, что-то тихо щёлкнуло.
— Как там у вас говорится? — притворно задумался человек. — Изволите ли видеть, имею честь знать, кто вы такие. Зачем вы здесь, тоже знаю. Знаю, что вам этот старик предложил. Что наплел. У него идея-фикс, прошлое изменить, чтобы революции бы нашей не случилось. Чтобы, значит, всё обратно вернуть. Царя Николашку, камарилью придворную. Помещиков и капиталистов. Мы для этого кровь проливали? Для этого сперва беляков расколошматили, а потом и фашистов разбили?.. — он говорил всё громче. — Короче, вам что нужно? — попасть к себе обратно, в своё собственное время. Я могу вас туда отправить, просто и без затей. А прошлое менять нельзя. Никто не знает, что получится, может, вообще весь мир исчезнет. Профессор, конечно, гений, но даже гений всего предусмотреть не может. Тем более — вокруг посмотрите! Жизнь-то какая, свободная, хорошая!.. Не голодает никто. У всех работа есть, да что там «есть», у каждой заводской проходной написано: «требуются»!.. Квартиры людям дают, бесплатно. В школах все учатся — бесплатно. В институтах — бесплатно. И всё это Советская наша власть народу дала!.. — он перевёл дух. — Короче, нечего вам здесь делать. Уходите к себе, уходите, откуда пришли. И я вас туда прямо отправлю. В ваше время, в ваш год. А наше время не трогайте. Не ваше оно, и не вам тут шуровать.
— А я не хочу! Не хочу обратно! — вдруг тонко вскрикнул Костик. — Я тут хочу остаться!
И выскочил вперёд.
Человек в пальто заметил сжавшуюся комочком Юльку.
— А ты что тут делаешь?! Марш домой, немедля! Мать небось с ума сходит! Ты как вообще здесь очутилась?!
И он сделал шаг, протягивая левую руку, словно намереваясь схватить девчонку за плечо. Правая оставалась в кармане.
Ирина Ивановна и подполковник, не сговариваясь, преградили ему дорогу.
— Оставьте мадемуазель Маслакову в покое, господин Никаноров.
Стали в голосе Ирины Ивановны хватило бы на добрый броненосец.
— И выньте руку из кармана. Медленно, — продолжил Две Мишени. — Нас двое. Мы вас всё равно опередим. Выньте руку и поговорим спокойно, если, конечно, вам есть что сказать.
Никаноров явно колебался. Правая его рука что-то стиснула в кармане пальто, но тут Ирина Ивановна каким-то плавным неразличимым движением отпустила ридикюль; плоский небольшой браунинг смотрел её визави в грудь.
— Видите, Сергей Сергеевич, мы тоже не безоружны, — спокойно сказала госпожа Шульц. — Поэтому давайте не будет совершать необдуманных поступков. И девочку вы тоже трогать не будете.
Никаноров тяжело усмехнулся. Вытащил руку из кармана, демонстративно вытер о полу лёгкого пальто.
— Глупые вы, — вздохнул. — Одно слово — «контра», как отец мне рассказывал. Ну да ладно. Предложение моё остаётся в силе: забирайте ребят и поедемте. Я вас всех немедля верну домой, в ваше время. Не надо вам связываться с нашим миром. Он наш, и наш только. Не слушайте старика, он совсем из ума выжил со своей ненавистью ко дню сегодняшнему. Сами посудите — ну никто ничего подобного не делал, чем обернётся — не представишь! Такие дела экспериментально не проверяются!..
— Вы угрожали ребенку, — с прежним холодом прервала Никанорова Ирина Ивановна. — Одно это заставляет усомниться в ваших словах, милостивый государь.
— Отойдите с дороги, — проговорил и Две Мишени. — И расстанемся на этом. Константин! Следуйте за нами.
— Не хочу! — взвизгнул Костя, дернулся было, и оказался перехвачен железной дланью подполковника.
Рука Никанорова нырнула было в карман, но Ирина Ивановна оказалась куда быстрее. Небольшой браунинг молча и твёрдо смотрел Сергею Сергеевичу прямо в лоб.
— Отойдите.
— Идиоты… — прошипел тот. — Проклятые глупцы… да вы хоть понимаете, что один мой звонок — и здесь будет —
— А ты всё не угомонишься, Сереженька, — в парадном, словно призрак, возник Николай Михайлович. И держал он, ни много, ни мало, но внушительную двустволку. Двенадцатого калибра, как мигом определил Федя. — Комитетом пришел пугать? «Незаконное ношение оружия», да, Сережа? А то, что они сразу же твою собственную установку конфискуют, а тебя самого — в шарашку, не думал, нет? И, кстати, на твой-то пистолетик у тебя, как, разрешение имеется?
— Наградной, — хрипло ответил Никаноров. — Послушайте, Николай Михайлович… при всех наших различиях… Вы не понимаете, что…
— Я, Сереженька, всё понимаю, — ласково сказал профессор. — Я тебе только что всё это втолковывал, забыл уже, что ли? Вот только не думал, что ты гостей моих вылавливать решишь. Сплоховал, признаю.
— Отправь их обратно, слышишь?! — Никаноров отбросил вежливость.
— Отправлю, можешь не сомневаться, — с прежним спокойствием сообщил Николай Михайлович.
— Отправь их, откуда пришли, — в голосе Никанорова появились умоляющие нотки. — Отправь, и всё!
— Отправлю, отправлю, — пожал плечами профессор. — А ты, Сергей Сергеевич, езжай домой. Давай я тебе такси вызову.
— Доберусь, — потухше отозвался Никаноров. — Ишь ты, с ружьём… неужто стрелять собрался?.. Боевую юность вспомнил?
— Может, и вспомнил, — Николай Михайлович вдруг подобрался, расправил плечи. — Может, и вспомнил. Как до самого Орла дошагали.
— А как потом до самого Новороссийска драпали, забыл? — рот Никанорова презрительно дёрнулся. — Думаешь, где надо об этом не знают?
— Сейчас не тридцать седьмой, — двустволка дрогнула, стволы недвусмысленно поднялись. — Прошло ваше время, заразы, срока давать!
— Это мы ещё посмотрим!.. Незаменимых у нас нет, запомни, Онуфриев!
— Помню-помню. Ступай, Сереженька. И ни в какой комитет ты не пойдешь и в милицию не позвонишь. Тебе твоя машина так же драгоценна, как и мне. Никому ты её не отдашь; рукой правой пожертвуешь, а машиной — нет.
— Ошибаешься, Николай Михайлович. Если подумать, что всё вокруг нас вдруг исчезнет… — Никаноров вдруг ухмыльнулся. — Ну, бывай, дорогой. Только уж чур, не обижаться, если что.
— И без глупостей, — стволы вновь качнулись. — А то я вашу братию знаю. И ребенка положите, и девушку. Чтобы некого бы мне отправить назад было. Пистолет твой наградной мне не нужен, иди себе, Сережа, иди с Богом.
— Да, пойду, пожалуй, — сказал Никаноров. Нехорошо сказал, плохо. Нет, голоса не повышал, и даже плечи опустил, словно в унынии, а только Феде Солонову было яснее ясного, что так просто это дело не кончится. — А ты, — обвиняющий перст его указал на Юльку, — марш домой! Мать небось с ума сходит!.. Я с тобой ещё разберусь, дрянь ты этакая!