Английские письма или история кавалера Грандисона
Шрифт:
Я надюсь, Г. мой, что Миссъ Грандиссонъ никогда и никмъ не будетъ презираема за такой поступокъ, которой весьма дорого стоилъ ея спокойствію.
Я запиналась, любезная Люція, я потупила глаза.
Я понимаю, сударыня, ваши слова. Хотя я люблю Г. Бельшера боле всхъ прочихъ мужчинъ, но я не мене долженъ отдать справедливости Милорду Ж…, какъ и ему. Я столько былъ увренъ въ равнодушіи Шарлотты къ сему молодому господину, и въ несходств ихъ нравовъ, хотя оба весьма почтенія достойны, что прилагалъ вс мои старанія къ преодоленію ея страсти; когда же я увидлъ, что она упорствуетъ въ своихъ чувствованіяхъ, то изьяснилъ ей о приключеніи Капитана Андерсона и о томъ щастіе, съ каковымъ уничтожилъ все сіе дло. Онъ ласкается, что затрудненіе, которое онъ находилъ до сего времени, дабы склонить свою сестрицу принимать его попеченія, произходило отъ замшательства, въ коемъ она находилась; а какъ теперь состояніе ея перемнилось,
Сей примръ не доказываетъ ли, Люція, что великодушіе и милость сутъ однозначущія слова?
Я уврена, Г. мой, возразила я, что естьли Милордъ одаренъ столь хорошимъ свойствомъ, какъ о немъ говорятъ и естьли нимало не будетъ оскорбленъ примтя въ своей супруг такую живость, которой самъ онъ дйствительно не иметъ, то Миссъ Грандиссонъ совершенно сдлаетъ его благополучнымъ? Разв она не одарена пленительными качествами? Не иметъ ли она великодушія, нжности и состраданія? Вы конечно примтили въ ней вс сіи добродтели. И можно ли предполагать, чтобъ ея любвидостойная живость превзошла когда ниесть предлы благоразумія и кротости, чтобъ затмила тотъ важной долгъ, которой она намрена на себя наложить?
Очень хорошо, сударыня, и такъ я могу обрадовать Милорда Ж… извстя его, что отъ теперь воленъ видть мою сестрицу, когда она возвратится въ Лондонъ; или естьли сей отъздъ будетъ очень мдлителенъ, (ибо я предвижу его нетерпливость) то въ Колнеброкъ.
Я осмливаюсь сказать, Г. мой, что вы дйствительно ето учинить можете.
Чтожъ касается до статей, то я беру сіе на мое попеченіе. Но пожалуйте напомните Шарлотты, что она нимало отъ меня не зависитъ. Естьли она со временемъ узнаетъ совершенно свойства и поведеніе Милорда Ж… то конечно возчувствуетъ въ себ склонность оказывать ему то почтеніе, какое должна сохранять разумная жена къ своему супругу, я нимало не буду ее хулитъ хотя она ему и откажетъ, лишь бы только не держала его въ недоумніи, когда уврена о собственныхъ своихъ разположеніяхъ и возметъ въ примръ образецъ своего пола.
Я легко могла догадаться, кому относилось сіе засвидтельствованіе и едва не стала его за оное благодарить; но теперь я весьма рада, что того не учинила.
Мн кажется, сударыня, что мы уже все переговорили касательно сестры моей Шарлотты. Я уже писалъ къ Кавалеру Ваткинсу, прося его въ самыхъ учтивйшихъ выраженіяхъ, оставить тщетную свою надежду. Милордъ съ нетерпливостію ожидаетъ возвращенія моего въ городъ. И такъ я поду тмъ съ вящшимъ удовольствіемъ, что увренъ и ему принести великую радость.
Вы должны быть чрезвычайно щастливы, Г. мой, когда длая безпрестанно добро принимаете великое участіе въ удовольствіи другаго.
Онъ оказывалъ, любезная моя, столь благородную кротость, что я говорила съ нимъ гораздо смле нежели себ воображала идучи за нимъ въ библіотеку. Впрочемъ я ощутила присудствіе моего разума въ ту самую минуту, когда разговоры наши относящіяся до посторонней любви длали меня важною особою: но мое вниманіе должно быть вскор привлечено къ гораздо важнйшему предмту, какъ ты теперь узнаешь.
По истинн, сударыня, я весьма далекъ отъ моего щастія. Не должно ли мн употребить вс свои старанія къ содланію благополучія другихъ, дабы имть хотя нкое право участвовать въ ономъ?
Вы нещастны, Г. мой… Я замолчала, вздохнула, потупила глаза и взяла свой платокъ, боясь чтобъ не заплакать.
Я примчаю, сказалъ онъ мн великодушное состраданіе смшенное съ любезнйшимъ любопытствомъ, на лиц самомъ для меня прелстнйшемъ. Сестрицы мои также много любопытствовали и при вашемъ присудствіи. Естьлибъ я зналъ совершенно мою судьбу, то конечно бы ихъ удовольствовалъ, наипаче когда Милордъ Л… присоединилъ къ тому свои прозьбы. Я не преминулъ имъ сказать, какъ вы можетъ быть помните, что то время уже не далеко.
Помню, Г. мой.
Въ самомъ дл, Люція, можетъ быть оно и скоро наступитъ. Не только могла я ето запамятовать, но ничто такъ часто уму моему не представлялось какъ сіе обстоятельство.
Такъ, сударыня, оное время приближается. Хотя мое намреніе состояло въ томъ, чтобъ до окончанія сего дла не открываться ни кому кром Доктора Барлета, которому извстны вс обстоятельства сего дла и вс случаи моей жизни; но я чувствую, что сердце мое открывается вашему чистосердечію; естьли вамъ не противно будетъ меня выслушать, то я разскажу вамъ нкоторую часть моихъ замшательствъ и отдамъ на вашу волю увдомить о томъ Милорда Л… и моихъ сестрицъ. Вы вс четверо кажетесь одарены равнымъ разумомъ.
Я принимаю, Г. мой, весьма искреннее участіе въ вашихъ нещастіяхъ… (самое искреннее участіе повторила невинная двица трепеща; и тогда щеки мои по переменно становились то холодны, то горячи, красны, и блдны и оказывали другіе признаки, коихъ онъ не могъ не примтить.) Но я почту вашу довренность за величайшую милость.
Меня прерываютъ, любезная моя, при вступленіи въ сіе важное повствованіе. Не будь нетерплива. Я весьма сожалю и сама, что ето помшательство услышала.
Я не стану утомлять васъ, сударыня, повствованіемъ о моей молодости, которую я препроводилъ вн своего отечества, съ семнадсяти до двадсяти пяти лтъ. Однако оно содержитъ въ себ столько важныхъ случаевъ, сколько оныхъ можетъ произойти въ сіе первое время и въ жизни такого молодаго человка, которой никогда не имлъ удовольствія шествовать по труднымъ путямъ. Но посл того открытія, кое я желаю начатъ, Докторъ Барлетъ, съ коимъ я прожилъ около четырехъ лтъ въ столь тсной дружб, коей можетъ быть никакого нтъ примра между двумя особами совершенно различныхъ лтъ, удовлетворитъ ваше любопытство гораздо обстоятельне. Я долженъ здсь признаться въ тхъ выгодахъ, кои получилъ отъ его дружбы. Мнніе, какое я имлъ о ею праводушіи и его свденіяхъ, пріобучило меня не предпринимать ничего важнаго не предложивъ себ слдующихъ вопросовъ, коихъ пользу я безпрестанно испытывалъ въ поступкахъ моей жизни. "Какой отчетъ отдамъ я о семъ дл Доктору? Естьли я попущу обладать себя такой-то страсти то признаюсь ли я въ томъ Доктору? Или сдлая подлой порокъ, не представлю ли я ему оной съ хорошей стороны, и не скрою ли постыднымъ образомъ съ худой?,, И такъ Докторъ Барлетъ заступилъ у меня мсто второй совсти. Естьли я сдлалъ какія въ моей жизни добрыя дла и удержался отъ ненавистнаго порока, то сіе произходило отъ того, что я ставилъ его какъ бы надзирателемъ надъ моимъ попеченіемъ. Сія помощь тмъ наиболе оказалась мн необходимою, что я отъ природы былъ горячъ, гордъ и честолюбивъ и что съ самой моей молодости, простите мн, сударыня, сіе тщеславіе, я оказывалъ великое вниманіе тому полу, къ коему никто и никогда не имлъ столько удивленія какъ я: его то старанію обязанъ я отвращенію, кое всегда имлъ къ вольнымъ женщинамъ, ни мало непрельщаясь достоинствами и красотою, кои суть обыкновенныя приманы большей части молодыхъ людей.
И такъ вы нимало не будете удивляться, сударыня, что имя такое разположеніе я пріобрлъ въ своихъ путешествіяхъ такія преимущества, коими не вс путешественники могутъ хвалиться. Долговременное мое пребываніе при знатныхъ дворахъ и частыя путешествія, кои я предпринималъ въ большіе города, понуждали считать меня за настоящаго жителя той земли, отличіе же, съ коимъ я всегда туда появлялся, доставляло мн т уваженія, кои французы и Италіанцы обыкновенно имютъ къ чужестранцамъ. Я по великодушію моего родителя, содержалъ себя весьма пышно. Соотечественники мои меня уважали, и я имлъ многія случаи быть имъ полезнымъ. Они выхваляли повсюду ту любовь, которую имлъ ко мн мой родитель, его пышность и древнее благородство нашей фамиліи. Я видлъ наилучшія собранія, убгалъ пронырствъ, принаровлялся къ предразсужденіямъ народа, но не простиралъ моего благоугожденія до рабства и не скрывалъ въ случа нужды своихъ истинныхъ правилъ. Сіе поведеніе привело меня у нихъ въ почтеніе сверьхъ моего желанія, и смло присовокупить могу, что и превыше моего состоянія. Я не сдлалъ бы вамъ, сударыня, столь лестнаго изображенія о моихъ качествахъ, естьлибъ не почиталъ оное необходимымъ, дабы вамъ изьяснить ту милость, въ коей я себя видлъ во многихъ первйшаго достоинства домахъ и дабы извинить тмъ такихъ особъ, кои желали безъ всякаго затрудненія моего союза. Милордъ Л.… говорилъ уже вамъ объ одной Флорентнской госпож, называемой Оливіею. Она дйствительно одарена отличными качествами. Порода ея весьма знатная. Она очень разумна, пленительна, пригожа въ обхожденіяхъ, при томъ обладаетъ знатнымъ имніемъ, коего, по смерти своей матери не имвшей другихъ дтей, осталась единою наслдницею. Въ первой разъ увидлъ я ее въ опер. Случай, которой я имлъ при ней защищать нкоторую обиженную госпожу, доставилъ мн великія похвалы; и Оливія превозносила меня за то похвалами во всякомъ собраніи. По томъ я имлъ, честь быть съ нею вмст раза два или три въ такомъ дом, въ которой мн входъ былъ позволенъ. Я весьма удалялся отъ той наружности, которая весьма легко возраждаетъ надежду: но нкоторая особа имвшая ко мн дружбу, дала мн выразумть что отъ меня зависитъ мое щастіе совокупиться съ сею молодою особою. Я противуполагалъ тому различіе законовъ. Меня увряли, что сіе произшествіе легко можно уничтожить; но могъ ли я одобритъ такую перемну, которой побудительная причина произходитъ отъ слпой страсти? Не льзя было по справедливости сдлать другаго возраженія противъ Олиаіи; ея добродтель была не порочна, но о ней говорили, что она повелительнаго и вспыльчиваго нрава. А какъ мои понятія о любви были всегда т же самыя: то я не могъ бы почесть себя съ нею щастливымъ, хотя бы она принесла мн съ собою власть надъ всмъ свтомъ. Я съ прискорбіемъ видлъ себя принужденнымъ сдлать ей сіе объявленіе. Тогда надлежало мн оставить на нкоторое время Флоренцію. Я извстился что желаніе мн мститъ заступило мсто страсти и что оно подвергнетъ меня нкоей опасности.
Колико сожаллъ я тогда видя себя изторгнутаго изъ природнаго моего убжища, изъ ндръ отечества и изъ объятій родителя! я былъ угрожаемъ въ столь нжное время всми нещастіями, могущими быть удломъ изгнаннику, такимъ образомъ почиталъ я себя часто таковымъ и тмъ боле оплакивалъ свое состояніе, что не токмо не имлъ причины укорять себя, что сдлался недостойнымъ любви моего родителя, но напротивъ того т знаки, кои я безпрестанно получалъ отъ его родительской милости, заставляли меня гораздо больше желать возблагодаритъ ему за оныя у ногъ его.