Антошка Петрова, Советский Союз
Шрифт:
На первом уроке была профориентация, вместо второго – экскурсия по комбинату. Главный инженер, которому явно делать было нечего, целый день водил их по крутильно-ниточным, мотальным, красильным, ткацким цехам, складам, раздевалкам, медкабинетам, столовкам, не забыв про бухгалтерию, профилакторий и даже уборные. В новых корпусах коридоры, как в кинотеатре, были украшены черно-белыми фотографиями, только не актеров, а ударниц труда – испуганных теток в косынках со строго поджатыми губами, среди которых Антошка узнала кое-кого из своих соседок. Однако больше всего ее поразило, что в просторном холле стояли пальмы в кадках, под которыми, как на курорте, отдыхали кошки
Экскурсия была интересная, а вот уроки потянулись скучные-прескучные. Их вел прикрепленный к ним наставник, глухой, замшелый и совершенно готовый к выходу на пенсию мастер Синюхин. Пока он бубнил про устройство ткацкого станка, употребляя непонятные слова «уток» и «основа», девчонки перебрасывались записочками, рисовали в блокнотах куколок, обменивались фотографиями актеров, хихикали, сплетничали, щекотали друг друга до слез, а мальчишки плевались жеваными шариками, обзывали друг друга козлами, дергали девчонок за хвосты и вообще всячески пакостили.
Довольно скоро выяснилось, что наставника не интересует ни успеваемость, ни посещаемость, и начались повальные прогулы. К концу первой четверти в Ленинской комнате заседали только подлизы и отличники. А Синюхин и рад был – меньше народу, больше кислороду.
Становиться ткачихой Антошка не собиралась. Она с седьмого класса мечтала о кругосветных путешествиях, поэтому, когда Люсинда предложила ей ткачество прогуливать, она с энтузиазмом эту идею поддержала – главное, чтобы мать не узнала.
В сентябре они гуляли по душистому и еще пушистому лесу, забирались на железнодорожный мост, откуда открывался вид на желто-зеленый ковер, простеганный посередине серебристой тесьмой реки, но в октябре зарядили дожди, и Люсинда сказала, что «стало свежеповато». В дождь не больно погуляешь, но и дома не посидишь, потому что, пока идешь по коридору в туалет, наверняка кто-нибудь высунется и спросит: «Что, девки, прогуливаете?» Объясняй потом матери, вертись как уж на сковородке.
Сперва они решили ходить в кино, но первый сеанс начинался в десять, а из дома надо было выгребаться в половине восьмого. Что делать под дождем два часа, было совершенно непонятно, не по очередям же в гастрономе толкаться? Первый раз они сидели в беседке перед Клубом текстильщиков, где Антошка в лицах пересказала Люсинде «Детей капитана Гранта». На следующей неделе в беседке обнаружилась дохлая кошка, и пришлось два часа просидеть на портфелях под козырьком клуба, глядя на набухавшие по краю капли, шлепавшиеся в лужи, как тяжелые прозрачные гирьки.
На их примере Люсинда объясняла Антошке закон поверхностного натяжения. Она напоминала шуструю любопытную белку, которая вместо орехов запасает всевозможные знания, чтобы достать их при первой необходимости. Люсинда не была отличницей, не сидела на уроке с протянутой рукой, лишь бы получить пятерку и пофорсить у доски, она училась незаметно для окружающих, но почти на все вопросы у нее был ответ, а всякие удивительные факты так из нее и сыпались.
В тот раз она объясняла, что не только мир, но и человек на семьдесят процентов состоит из воды, и это не показалось Антошке удивительным, так как кругом все лилось, струилось, булькало, капало, бурлило, и она прямо чувствовала, что у нее, будто у человека-амфибии, отрастают жабры.
Когда их впустили в клуб, оказалось, что там крутят все то же кино про войну, которое второй раз смотреть прямо с души воротило. Однако деваться было некуда. Они мучительно искали ответ на вопрос «что делать», когда Надька Серегина вдруг пригласила их к себе в гости.
Она перевелась к ним из другой школы и ни с кем еще сдружиться не успела, так как жила не в поселке, а за рекой в новом доме. Антошка с Люсиндой, конечно, обрадовались, но виду не подали, так как надо было еще проверить, что Надька за человек и можно ли брать над ней шефство.
С самого детства Антошка любила ходить в гости, но это ей удавалось редко, потому что почти все их с матерью знакомые жили с ними в одном бараке, и в их комнатах она знала каждую дырку на клеенке, каждую занозу в полу, каждого паука под потолком. Это она и за гости не считала. Ей хотелось ходить к тем, у кого она никогда не была, особенно если они жили в отдельных квартирах. Уж там-то ее интересовало все: содержимое шкафов, холодильников, флаконов в ванной, пузырьков в аптечке, ящиков в кухонных столах и газетных обрезков в туалете. Все ей хотелось потрогать, понюхать, попробовать, но не потому, что она была такая уж любопытная, а просто интересно было хоть несколько часов пожить чужой жизнью, будто она – не она, а какой-то совершенно другой человек.
Антошке казалось, что в бараках живут свои, такие же, как и она, а в отдельных квартирах другие, более счастливые люди. Мечтать об отдельной квартире было их с матерью любимой игрой. Они на полном серьезе обсуждали, что из вещей возьмут, а что раздадут по знакомым, и раз даже поссорились из-за того, что Антошка хотела взять с собой старые игрушки, а мать сказала, что они плохо себя вели и за это она сошлет их на помойку.
Слушая Антошкины мечты, Люсинда фыркала: «Пока в горсовете раскачаются, мы школу окончим и уедем в Москву, так что ты уж лучше мечтай найти себе мужа-москвича с квартирой, машиной и дачей». Люсинда поражала Антошку своей расчетливостью. Казалось бы, живут бок о бок, родились в одном роддоме, ходили в один детский сад, семь лет просидели за одной партой, а совсем разные люди. Вот и верь после этого классикам марксизма-ленинизма, утверждавшим, что «бытие определяет сознание».
Антошка – человек увлекающийся, взять хотя бы спорт или животных. Вечно она кого-то спасает, лечит и страшно надоела соседям просьбами взять на воспитание щенка или котеночка. Люсинда же без пользы для себя и пальцем не пошевелит, а удача так и прыгает к ней в руки. И учителя ее любят, и соседи, и среди девчонок она заводила, и волосы у нее длинные, прямые, будто сделанные из золотой проволоки, и глаза цвета морской волны, как у русалки.
Антошка не сомневалась, что все у Люсинды в жизни будет так, как она захочет, а вот про себя была не очень уверена, хотя с самого детского сада ей втемяшивали, что «дорогу осилит идущий» и «кто ищет, тот всегда найдет». Так-то оно, конечно, так, но взять хотя бы мать. Что, она не искала? Тоже ведь девчонкой мечтала о светлом будущем, а что вышло? Нет, в жизни все не так-то просто. Чтобы случилось то, о чем мечтаешь, нужны не только упорство и сила воли, но еще и удача, а она дается не каждому. Уж как Антошка старалась в гимнастике, но одно неудачное падение, и конец всем надеждам.
Она много думала, пытаясь вывести формулу удачи. Казалось, ответ где-то рядом, «дерни за веревочку, и дверь откроется», но один пример из жизни опровергал другой и разрушал все ее рассуждения, а Люсинда хмыкала: «Да что ты себе голову морочишь. В жизни все просто, как дважды два четыре. В жизни побеждает сильнейший, а сила человека – разум. Вот и думай, чего тебе в жизни хочется: сопли жевать или ложкой икру лопать». Трудно было с ней не согласиться, но для себя такую примитивную картину мира Антошка принять не могла, и выходило так, что у каждого – своя правда.