Бироновщина. Два регентства
Шрифт:
«Ужъ не зависть ли тебя, батюшка, гложетъ? — пробжало въ голов y Самсонова. — Посмотримъ, каковы–то будутъ завтра твои собственныя вирши…»
— Не могу ли я вамъ, Василій Кириллычъ, еще чмъ служить? — спросилъ онъ вслухъ, озираясь въ убогой каморк, всю обстановку которой, кром некрашеннаго тесоваго стола да табурета, составлялъ грязный мшокъ, набитый соломой. — Больно ужъ y васъ тутъ непріютно.
— Претерпвый до конца — той спасется. Наговорились съ тобой — и будетъ. Спасибо, другъ, и проваливай. Печенку мн только разбередилъ, эхъ!
IV. Ледяная свадьба
Въ свадебное утро, 6–го февраля, многихъ ожидало нкоторое разочарованіе: оказалось, что внчать шута и шутиху въ дворцовой церкви (какъ предполагалось вначал) признано неудобнымъ и что они сейчасъ посл заутрени уже повнчаны въ ближайшей къ Слоновому двору приходской церкви Симеона Богопріимца и Анны Пророчицы, въ присутствіи двухъ лишь свидтелей отъ маскарадной коммиссіи, посаженной матри — царицыной камерфрау Юшковой, посаженнаго отца — шута Балакирева и дружка–шута Педрилло.
Зато любители невиданныхъ зрлищъ были вполн вознаграждены свадебнымъ поздомъ, который, незадолго до полудня, тронулся отъ Слоноваго двора по Караванной на Невскую першпективу и къ адмиралтейству, а оттуда, черезъ Дворцовую площадь, мимо Зимняго дворца по Милліонной.
Впереди величаво шествовалъ громадный слонъ, покачивая на своей спин желзную клтку, а въ клтк — празднично разряженныхъ «молодыхъ». За слономъ тянулись непрерывной вереницей разноплеменные позжане на верблюдахъ, коняхъ, оленяхъ, ослахъ, волахъ, собакахъ, козлахъ и свиньяхъ, съ принадлежащею каждому роду (какъ говорилось потомъ въ оффиціальномъ отчет) музыкаліею и разными игрушками, въ саняхъ, сдланныхъ на подобіе зврей и рыбъ морскихъ, а нкоторые въ образ птицъ странныхъ».
Такъ какъ окна Зимняго дворца, обращенныя на Дворцовую площадь, — стало быть, на югъ, — не обледенли отъ мороза, то стоявшая y одного изъ этихъ оконъ, въ свит принцессы Анны Леопольдовны, Лилли Врангель могла любоваться свадебнымъ поздомъ на всемъ его протяженіи. Но взоры ея внимательне всего останавливались на трехъ самодскихъ саняхъ, запряженныхъ рогатыми бгунами Полярнаго круга. Когда тутъ первыя сани поравнялись съ ея окномъ, сидвшій въ нихъ съ своей самодкой самодъ поднялъ голову, какъ бы ища кого–то глазами въ ряд оконъ дворца, и вдругъ, въ знакъ привтствія, взмахнулъ своимъ мховымъ треухомъ.
— Кому это онъ кланяется? — замтила стоявшая около Лилли Юліана.
— Конечно, намъ съ вами! — засмялась въ отвтъ Лилли, но самое ее не охватило при этомъ не бывалое волненіе: «Неужто это Гриша? Вдь онъ общалъ прокатить меня потомъ на оленяхъ… Да нтъ, быть не можетъ…»
Однакожъ сердце ея продолжало учащенно биться.
Какъ только «національная процессія» скрылась изъ виду, императрица, а за нею и весь Дворъ спустились на главное крыльцо, чтобы ссть въ поданныя туда парадныя кареты. Дло въ томъ, что кульминаціонный пунктъ свадебнаго празднества предстоялъ въ бироновскомъ манеж. Маскарадный поздъ, двигаясь шагомъ среди необозримой толпы народа, взялъ путь съ Милліонной на Царицынъ лугъ, обошелъ его дважды и затмъ черезъ Симеоновскій мостъ завернулъ уже по той сторон Фонтанки къ манежу. Придворный же поздъ выбралъ кратчайшій путь по набережной Невы и такимъ образомъ прибылъ на мсто еще за нсколько минутъ ране.
Отъ одного конца манежа до другого были разставлены накрытые столы съ приборами и скамейки для «молодыхъ» и трехсотъ персонъ позжанъ. Пройдя на другой конецъ манежа къ амфитеатру, государыня заняла свое тронообразное кресло подъ балдахиномъ, а принцесса съ супругомъ, цесаревна, представители иностранныхъ державъ и вс придворные размстились кругомъ на амфитеатральныхъ сидньяхъ, откуда свободно можно было обозрть весь манежъ.
Тутъ входныя двери широко распахнулись, чтобы впустить «молодыхъ», снятыхъ со спины слона. Ожидавшій ихъ y входа съ другими членами маскарадной коммиссіи Волынскій махнулъ платкомъ, — и изъ угла манежа грянулъ привтственный тушъ трубачей. Новобрачные, какъ пара гномовъ, приходились рослому и статному предсдателю коммиссіи едва по поясъ, а потому по всему амфитеатру пронесся легкій смхъ, когда онъ съ преувеличенною почтительностью проводилъ ихъ черезъ весь манежъ на верхній конецъ ближайшаго къ амфитеатру стола и усадилъ тамъ на почетную скамью, покрытую турецкимъ ковромъ. По мр появленія остальныхъ участниковъ маскарадной процессіи, члены коммиссіи указывали имъ точно такъ же предназначенное каждому мсто за столами.
Глаза Лилли искали, однако, только представителей одной національности — самодовъ.
«Ну, конечно, это онъ, онъ! На цлую вдь голову выше остальныхъ, да и куда ихъ красивй. Какъ–то онъ станетъ сть ихъ національныя кушанья, приправленныя, говорятъ, ворванью?»
Вотъ прислуживавшіе столующимъ придворные лакеи поставили передъ шестью самодами и самодками большую мису съ какой–то похлебкой. Самсоновъ хлебнулъ ложку, хлебнулъ другую — и скорчилъ такую гадливую гримасу, что Лилли съ трудомъ удержалась отъ громкаго смха.
«Но голодать же онъ не станетъ. Какъ–то онъ дальше поведетъ себя?»
А повелъ онъ себя очень практично: отнесся къ сидвшимъ насупротивъ великорусскимъ молодымъ мужикамъ и молодкамъ, и т охотно подлились съ нимъ своимъ обильнымъ обдомъ, состоявшимъ изъ щей съ ватрушками и пряженцами, изъ жареной баранины съ кашей и изъ оладьевъ, а потомъ угостили его еще и своими напитками: брагой и медомъ. Съ своей стороны Самсоновъ старался, видно, отплатить имъ забавными шуточками, потому что молодицы то–и–дло фыркали въ рукавъ. Лилли даже досада взяла:
«Какъ имъ съ нимъ весело! Хоть бы разъ сюда глянулъ».
Вначал трапезующіе стснялись, должно быть, присутствія матушки–царицы и были заняты главнымъ образомъ утоленіемъ голода и жажды, къ концу же обда, благодаря хмльнымъ напиткамъ, ободрились, и весь манежъ загудлъ какъ улей.
Тутъ изъ боковой двери появился долговязый субъектъ въ «потшномъ» плать и въ маск. Съ подобострастными поклонами въ сторону императрицы, онъ подошелъ къ новобрачной чет и принялъ торжественную позу.
— Кто это чучело? — шопотомъ спрашивали другъ друга зрители на амфитеатр.
Нкоторые же узнали его по журавлиной походк.
— Да это стихотворъ де сіянс Академіи Тредіаковскій!
— Но для чего онъ въ маск?
— Свадьба маскарадная, такъ какъ же иначе?
— Нтъ, господа, лицо y него еще въ синякахъ отъ тяжелой руки Волынскаго.
— Ч–ш–ш–ш! Дайте жъ послушать, господа.
И среди всеобщаго молчанія раздался патетически–гробовой голосъ «стихотвора», ни мало не соотвтствовавшій «гумористичному» содержанію его стиховъ: