Битва королей (Лед и Пламя - 1)

Джордж Мартин

– Да, - подхватил другой, - боги не терпят кровосмешения. Вспомните, как они низвергли Таргариенов.

У Брана пресеклось дыхание, словно чья-то гигантская рука стиснула ему грудь. Он почувствовал, что падает, и отчаянно вцепился в поводья Плясуньи.

Должно быть, ужас отразился у него на лице, потому что Клей сказал:

– Бран! Тебе нехорошо? Ну, объявился еще один король - что тут такого?

– Робб и его побьет.
– Бран повернул Плясунью к конюшне под удивленными взглядами Сервина и его свиты. В ушах у него шумело, и он упал бы, не будь он привязан к седлу.

В

ту ночь он молил отцовских богов не посылать ему сновидений. Но боги, если и слышали, не вняли его мольбе - кошмар, который они ему послали, был хуже всякого волчьего сна.

– Лети или умри!
– вскричала трехглазая ворона, клюнув его. Он плакал и просил, но ворона не знала жалости. Она выклевала ему сперва левый глаз, потом правый, а когда он ослеп, клюнула его в лоб, вогнав свой страшный острый клюв глубоко в череп. Он завопил так, что легкие чуть не лопнули. Голову ему словно топором раскололи, но когда ворона выдернула свой клюв, вымазанный мозгами и облепленный осколками кости, Бран снова прозрел. То, что он увидел, заставило его ахнуть от страха. Он цеплялся за башню в несколько миль высотой - пальцы у него скользили, ногти скребли по камню, ноги - дурацкие, бесполезные, неживые ноги - тянули вниз.

– Помогите!
– закричал Бран. В небе над ним появился золотой человек и поднял его на башню.

– Чего не сделаешь ради любви, - тихо произнес человек и швырнул Брана в воздух.

ТИРИОН

Сон у меня уже не тот, что в молодости, - сказал великий мейстер Пицель, словно желая извиниться за назначенную на рассвете встречу.
– Лучше уж встать еще затемно, чем ворочаться без сна в постели, думая о незавершенных делах. Его тяжелые веки вопреки словам придавали ему сонный вид.

В комнатах под вороньей вышкой служанка мейстера подала им вареные яйца, компот из слив и овсянку, а Пицель прочел молитву.

– В наши печальные времена, когда повсюду голод, я стараюсь ограничиваться самыми скромными кушаньями.

– Похвально.
– Тирион облупил большое коричневое яйцо, некстати напомнившее ему лысую голову великого мейстера.
– Но я иного мнения. Я съедаю все, что есть, - на случай если завтра этого не будет. А что, ваши вороны тоже рано поднимаются?

Пицель огладил белоснежную бороду, ниспадающую ему на грудь.

– О да. Послать за пером и чернилами после завтрака?

– Нет нужды.
– Тирион положил на стол рядом с тарелкой два пергамента, туго скатанные в трубочку и запечатанные воском с обоих концов.
– Отошлите вашу девушку, чтобы мы могли поговорить.

– Оставь нас, дитя, - приказал Пицель, и служанка поспешно вышла.
– Итак, эти письма...

– Предназначаются для Дорана Мартелла, принца Дорнийского.
– Тирион откусил верхушку яйца - ему недоставало соли.
– Здесь две копии одного и того же письма. Пошлите самых быстрых своих птиц - это дело чрезвычайной важности.

– Я отправлю их сразу после завтрака.

– Отправьте лучше сейчас. Компот может подождать, а вот государство едва ли. Лорд Ренли ведет свое войско по Дороге Роз, и никто не знает, когда лорд Станнис отплывет с Драконьего Камня.

– Если так угодно милорду...
– заморгал Пицель.

– Ему угодно.

–

Мой долг служить вам.
– Пицель величественно поднялся на ноги, звякнув своей цепью. Она была тяжелая - в нее входило около дюжины мейстерских ожерелий, сплетенных вместе и украшенных драгоценными камнями. Тириону казалось, что золота, серебра и платины в ней гораздо больше, чем звеньев из неблагородных металлов.

Пицель поворачивался так медленно, что Тирион успел доесть яйцо и попробовать компот - водянистый и сильно разваренный, - прежде чем услышал хлопанье крыльев. Тогда он встал, увидел ворона, особенно черного на рассветном небе, и торопливо направился к полкам в дальнем углу комнаты.

Аптека мейстера являла собой внушительное зрелище: десятки горшочков, запечатанных воском, сотни закупоренных пузырьков, флаконы матового стекла, бесчисленные кувшины с сушеными травами. Каждый сосуд был снабжен ярлычком, надписанным аккуратной рукой мейстера. "Какой упорядоченный ум", - подумал Тирион. В самом деле - стоило посмотреть повнимательнее, чтобы понять, что здесь всякому снадобью отведено свое место. И сколь любопытны эти снадобья. Тирион заметил "сладкий сон" и "ночную тень", маковое молоко, "слезы Лисса", порошок сероголова, "волчью смерть" и "пляску демона", яд василиска, слепыш, "вдовью кровь"...

Встав на цыпочки, он снял с верхней полки маленький запыленный пузырек, прочел ярлык, улыбнулся и сунул бутылочку в рукав.

Он сидел за столом и облупливал второе яйцо, когда великий мейстер осторожно слез по лесенке.

– Готово, милорд, - сообщил старец и сел.
– Такие дела лучше исполнять незамедлительно, истинно так... чрезвычайной важности, вы говорите?

– Да-да.
– В овсянку, чересчур густую, не помешало бы добавить масла и меда. Теперь в Королевской Гавани, правда, трудно достать и то, и другое, но в замке лорда Джайлса всего вдоволь. Половину своей провизии замок получал либо от него, либо с земель леди Танды. Росби и Стокворт располагались немного к северу от города, и война еще не затронула их.

– Принцу Дорнийскому. Могу ли я узнать...

– Лучше не надо.

– Воля ваша.
– Любопытство Пицеля так назрело, что Тирион почти чувствовал его вкус.
– Может быть, королевский совет...

Тирион постучал деревянной ложкой по краю миски.

– Совет существует, чтобы советовать королю, мейстер.

– Именно так - а наш король...

– ...тринадцатилетний мальчик. И от его имени говорю я.

– Конечно, конечно. На то вы и десница. Но превосходнейшая ваша сестра, королева Серсея, она...

– ...несет тяжкое бремя на своих прелестных белых плечах. Я не намерен усугублять это бремя. А вы?
– Тирион наклонил голову, вперив в великого мейстера испытующий взгляд.

Пицель опустил глаза в тарелку. Разномастные радужки Тириона, черная и зеленая, чем-то беспокоили людей - он это знал и пользовался этим вовсю.

– Вы, безусловно, правы, милорд, - произнес старик между двумя ложками компота.
– Это очень благородно с вашей стороны - так... щадить королеву.

– Такой уж я человек.
– Тирион вернулся к невкусной овсянке.
– Заботливый. В конце концов, Серсея - моя любимая сестра.