Богомол
Шрифт:
— Успокойся… — Анин шагнул к ней, но она отпрянула.
— Боитесь, — теперь это звучало утвердительно. — Мы ведь можем уйти отсюда. Я… я не могу здесь находиться! Давайте уйдем отсюда, уйдем все вместе.
— Нет, — тихо сказал Сурта. — Мы с Олей никуда не выйдем отсюда.
Маверик попятилась в соседнюю комнату.
— Давайте хоть попробуем, просто выйдем во двор. Я чувствую, никого здесь уже нет. Артем запросто…
— Анжела! — прервал ее Анин. — Вдруг ты ошибаешься? Если мы выйдем, а богомол все еще здесь?
Она заколебалась, но лишь на пару секунд:
— А если его нет?
Олег Сурта покачал головой:
— Ты хочешь проверить это на ком-то из нас?
Маверик смотрела на него своими большими темными глазами.
— Его здесь нет. Хотите, я выйду? — Она едва не плакала.
Сурта опешил. Его жена, до этого молчавшая, прошептала:
— Анжела, — в голосе то ли просьба, то ли возражение.
Анин, незаметно приближавшийся к Маверик, преградил ей путь.
— Анжела, — как можно мягче сказал он, хотя его буквально трясло от страха, усталости, напряжения и желания вопить. — Послушай меня, пожалуйста. Если ты ошибаешься, и мы выйдем из дома, кто-нибудь, а может быть и все мы, умрем. Если нет, я бы попросил тебя подождать. Скоро ночь, а к даче топать и топать. Не лучше ли идти днем? Может завтра утром за нами приедут. Может и раньше. Давай подождем до утра, так, хотя бы для уверенности. Ты как?
Маверик облизнула губы.
— До утра? — переспросила она.
Анин кивнул.
Девушка уточнила:
— Если никто не приедет за нами, мы все равно пойдем?
Анин сомневался, что захочет выйти из дома даже утром, если, конечно, они переживут эту ночь. Лучше ждать — так надежнее. Ждать, если даже жажда станет звать старуху с косой. Однако, завтрашний день казался не более реальным, чем следующая жизнь, если только человек живет много жизней. Сейчас самое главное — убедить Маверик, это ведь чревато осложнениями для всех.
Анин уверенно закивал:
— Да, пойдем. Ждем до десяти утра. Никого нет — идем сами. Десять утра. Ты согласна?
Маверик кивнула. И тут же разрыдалась.
Ему пришлось заключить ее в объятия.
Вторая ночь стала гораздо более тяжелой. Как прогрессирующая болезнь, которая, не встречая сопротивления на своем пути, делает все хуже и хуже.
Она не была такой же темной, как предыдущая. Почему-то они различали не только проемы окон, но даже расплывчатые пятна деревьев. Может, они просто адаптировались? Пришлась бы кстати луна, но сейчас было новолуние.
Сергей Анин в эту ночь ощущал себя абсолютно беззащитным — теперь его руки были пусты. Тем не менее сидеть без сна казалось немыслимым.
Анжела Маверик находилась рядом. Она притихла, и ясно было, что девушка не создает эксцессов, по крайней мере, пока не рассветет.
Сергей слышал запах ее пота. Это не было неприятным, это казалось вполне естественным: что-то находилось рядом и это можно было не только потрогать, но и понюхать.
Естественным. Всего лишь сутки назад они стеснялись ходить по нужде, краснели, закрывали уши и отводили глаза. Теперь Олег Сурта стоял у заднего окна, пока нишей пользовалась его жена и Анжела, и у всех были такие лица, словно они поступали так много-много дней.
Запах, конечно, из ниши распространялся по всему дому, но их обоняние его давно не воспринимало, вернее, воспринимало совсем не так, как у кого-нибудь постороннего, кто зашел бы в дом.
Они сходили по очереди в нишу, чтобы лишний раз не рисковать в темноте. Олег Сурта с женой устроились на прежнем месте — на пороге передней комнаты.
Когда Анин решил, что Маверик спит, девушка приблизила свои губы к его уху и прошептала:
— Спасибо тебе, — пауза. — Что уговорил меня остаться. Я вела себя, как дура.
После чего Маверик действительно заснула.
На короткое время Анин испытал приятные ощущения. В теперешнем положении благодарность оказалась почему-то особенно весомой.
Однако, все вернулось в прежнее русло.
Страх, голод, жажда, неимоверная усталость. Неудобное положение. Осознание того, что спать вообще-то нельзя, и осознание того, что не заснуть просто невозможно.
Анин пытался что-нибудь обдумывать, например, как быстро поиски компании бывших одногруппников приведут в Арсеньево. Или что говорить Анжеле Маверик, да и самому себе, когда наступит утро, а они все также будут сидеть и ждать, изнывая от страха. Анин пытался, понимая, что это лишь оттягивает неизбежное — ночь бесконечна, и ее просторы рано или поздно поглотят его разум, отважившийся бодрствовать и бодрствовать. Все равно, что пытаться вычерпать море ведром.
Однако Анин сопротивлялся. Мужества ему придало равномерное дыхание Олега Сурты — похоже, он спал, хотя поза осталась прежней. О времени Анин имел смутное представление. Нечто давило его, прессовало, и в конце концов Сергей прилег возле стены. Так удобнее. К тому же болезненно ноют ягодицы.
Анин держал глаза открытыми. Нет, он не будет спать. Это было бы оплошностью. Где-то рядом богомол, жуткая тварь, убившая стольких людей, некоторые из которых умирали мучительно. Кто знает, прошлой ночью богомол не совершил ни одной попытки проникнуть в дом, воспользовавшись темнотой, но это не значит, что ничего не изменится теперешней ночью.
Спать нельзя. Он немного полежит, снова примет сидячее положение. На минуту даже можно закрыть глаза.
В старом доме на заброшенном хуторе слышалось дыхание четырех спящих людей.
Он открыл глаза, когда уже было светло.
Равномерное дыхание вокруг. Анин приподнял голову и убедился, что все трое спят. Лица исхудавшие, влажные, но сон привнес в их черты некоторое умиротворение. Возможно, им ничего не снилось, и это сыграло свою роль.
Они заснули и то, что были по-прежнему живы, являлось подарком, брошенным к их измученным телам.
Было не просто светло, солнце уже давно встало. Часов восемь уже, не меньше. Анин смотрел на Анжелу и Ольгу и несколько секунд ему не хотелось их будить.
Пока он не осознал, что его что-то разбудило. Какой-то звук.
Анин почувствовал, как спину обсыпало гусиной кожей. Он задержал дыхание. Страх не отпускал, наоборот, усиливался. Парень напрягал слух, но кроме сопения людей ничего не улавливал.