Большая игра в рукаве Ориона. Роман первый: Неизвестная сигнатура

Вильдт Людвиг

*"Folge wie ein Schatten" – Следуй, как тень.

*GVK (gefallen im Verlauf der Kampf) – убитвбою.

* славные представители военной касты homo praeteris – каста Сераписа, слой военных и управленцев Альянса Свободных Миров.

* AIG (alle ins Gefecht) – все в бой.

* что называется у них ужасной аббревиатурой КРПС – Конфедерация Русских Планетных Систем.

*"Lerne leiden, ohne zu klagen" "Учись страдать нежалуясь."

*мгновенно у меня "на шести" появился его коллега,– зашёл сзади.

* Wann ich als Kind war, meine Mutti gesagt hat, sei braver Junge, sei braver Soldat… – Когда я был мал, мать успела мне сказать, будь храбрым, мальчик, будь храбрым, солдат.

*

Был бы на мне доспех кампфгруппы… – Kampfgruppe – штурмовая десантная группа Ганзейского союза или Империи Сапиенс.

3. Как исполнилось желание оберлейтенанта Адольфа Ван Фростена.

Я так устал от этих страшных затей

Нижние палубы, бунт – и выносят людей

Вдруг за спиною услышал: Ты что? – Это я.

Пойду за тобою на всё,

Как волк, как змея…

Франц фон Кассель, стихотворение "Дельфины", поэтический сборник "Тоска по Родине"

Адольф ван Фростен, оберлейтенант личного эскорта его светлости герцога Остзее, Фридриха фон Цоллерн, сидел на бетонном полу дворцового стартового ангара боевых машин класса AuRa*. Сегодня всё пошло не так. И он, потеряв себя, не знал, как быть дальше. Так, хорошая боевая машина, получив сбой в команде, становится бесполезной. Сегодня Адольфу надоело быть боевой машиной.

Кабина его "гепарда"тридцать четыре" была открыта, и он слышал всё, что проходило в эфир. Он слушал, не различая слов, находясь в странном состоянии оцепенения. Что-то надорвалось в нём ещё в тот момент, когда тактические бомбы Альянса рвались где -то далеко вверху, сносили остатки дворца, стремясь проникнуть туда, где был ван Фростен. Адольфу казалось, что он превратился в маленькую точку, в которую нацелено всё смертоносное, летящее из верхней полусферы боя над дворцом.

Когда шлюзы открылись и лиловые, в свете аварийного освещения, "гепарды", заблестели серебром, взлетая, разрывая барабанные перепонки характерным надсадным звуком, закачивая в ангар бетонную пыль из развалин – он открыл кабину и, как больной, сполз вниз. Пилот, один из лучших пилотов Остзее, чьё имя постоянно звучало рядом с именем его командира, капитана фон Касселя, сейчас просто сидел на бетонном полу, положив руки на колени, уткнувшись в рукав лицом. Хотелось исчезнуть волшебным образом из этой реальности, отмотать время на месяц, год, два года назад. Ему хотелось оказаться там, где хорошо, тихо и спокойно. Противная трусливая дрожь лихорадила его, он пропитался белой пылью и стал похож на одну из тех скульптур, что раньше украшали наземную часть дворца.

Пять дней назад, увидев в небе сотни боевых машин десанта Альянса, он записал в своём дневнике: "Я скоро умру". Он был в том первом бою над Кёнигсбергом, где погиб почти весь гвардейский эскорт из-за неожиданной потери связи. Связь и управление боем пропали после того, как с орбиты подавили планетарное ПВО. Но он выжил в этом бою, посадив свою разбитую машину прямо у посадочных шлюзов. Адольф хорошо помнил, как выпал из кабины на руки старине фон Касселю, ведомым которого он был, и Патрику Гордону, тоже живому и севшему парой минут ранее.

"Я скоро умру" – написал ван Фростен в своём дневнике, вернувшись в свою тихую офицерскую комнату в казармах дворца Фридрихсхалле. Его не радовал счёт сбитых им вражеских машин. Его не трогала похвала фон Касселя и обещания наград от герцога. Всё его безразличие, к которому терпким ощущением примешался растущий с каждым днём страх, уже были выражены в трёх словах: " Я скоро умру."

С тех пор каждый день эти слова росли в нём, заполняя каждую клетку его тела. С этими словами он просыпался, с ними же он засыпал тяжёлым сном, в котором снова дрался в синем небе над Кёнигсбергом, уходил от погони, прижимался к земле, просил

поддержки, сам приходил кому-то на помощь, пролетая сквозь рыжие облака взрывов чужих боевых машин и их обломки, разлетавшиеся веером. Врагов не становилось меньше и на следующий день всё повторялось снова, превращаясь в нелепое дежа-вю, в страшный квест, который завершался у того же шлюза, в том же ангаре, со стенами, исписанными последними перед вылетом словами его друзей и соотечественников, уходивших в небо над дворцом, чтобы на следующий день всё повторилось снова. Противник каждый день выставлял паритетное количество машин, приходящих с орбиты, глушил сигналы навигации, защитники дворца дрались почти вслепую. Ходили слухи, что часть Имперского флота, интернированного Ганзой, прорвалась с боем и идёт на помощь, нужен ещё один, может два дня, чтобы шлахтшиффы пришли на помощь и свели счёты и с кораблями Альянса и с их союзниками. Однако, в это мог поверить кто-то другой, но не ван Фростен. Каждый день перед тем, как сделать себе инъекцию снотворного и заснуть, он думал о том, как найти выход из тупика, в котором оказался он и его друзья по несчастью. Каждый день это заканчивалось ничем, и он снова проваливался в мутный сон. Утром Адольф долго и тяжело просыпался и ждал, когда снова прозвучит сигнал тревоги.

Он сходил с ума от того, что того пути, которым их всегда вёл капитан фон Кассель – прорваться, пробиться, победить – не было теперь. "Солдат должен выжить, если это не несёт урон его чести". Этими словами начинался "Codex militaris", главный свод военных правил Империи и её союзников.

Первая часть максимы: "Солдат должен выжить…" – тоже постепенно росла в его голове, становилась больше второй, она казалась намного важнее, превращаясь в навязчивую идею. Выживший может бороться дальше. – Что толку в бесполезной смерти? – спрашивал он себя, одновременно понимая, что просто сломался. Ван Фростен был противен сам себе, презирая раньше таких людей, каким стал сейчас.

"Дружеский подзатыльник от нашего капитана всегда стоит доброго слова" – в шутку любил повторять весельчак Адам Вайде. И Адольф ван Фростен вчера честно обратился к своему другу и командиру, Францу фон Касселю в надежде, что тот скажет что-то такое, отчего всё вернётся на свои места. И тогда он, оберлейтенант особой штурмовой группы герцогства Остзее "Тени", Адольф ван Фростен, уйдёт в небо и честно погибнет в бою в небе над Кёнигсбергом так, как это сделали его друзья.

– Я хочу уйти, Франц, – сказал он, не глядя куда-то в сторону. Со мной что-то происходит… Мне кажется, я не смогу больше подняться в небо…

– "Один день, дружище, – ответил командир, – дай мне ещё один день и, быть может, многие наши проблемы решатся."

Капитан фон Кассель выглядел, как всегда, был бодр и подтянут, даже улыбался ровно настолько, насколько это было уместно в их безнадёжной ситуации, но на этот раз, ван Фростен заметил во взгляде своего друга что-то такое, чего раньше не было заметно.

Чуда не произошло. Трусость, как болезнь ван Фростена, не оставила его, продолжая расти где -то внутри, незаметно для окружающих.

Разговор случился после сеанса связи с представителями Ганзы, предлагавшим посредничество между Альянсом Претерис и той горсткой людей, которая всё ещё защищала дворец. Ганзейцев было шестеро. Черно – белая имперская форма без знаков различий выглядела на них так, будто была с чужого плеча. Переговоры с их стороны вёл офицер с русской фамилией, которую ван Фростен не запомнил. Посредники. Это их назначил Альянс разбирать все, что осталось от Империи.

Как понял Адольф, ганзейцев интересовала больше всего личность Фридриха. Судя по заявлениям Альянса в их медиа, именно герцог должен был стать главным военным преступником, оказавшим сопротивление. Ощущение брезгливости чернильной волной смешалось со всем, что испытывал Ван Фростен.