Бульвар Постышева
Шрифт:
— Нет.
— Вот именно. У тебя фантазии пока не хватает. Люди привыкли хавать из корыта, что дают и молчать, если их это напрямую не касается. Динозавры, говорят, жили на планете двести миллионов лет. Но ни один динозавр в космос не улетел. Даже, ложки не смог придумать. Люди, предположим, живут двадцать тысяч лет (или миллион, пусть), а столько уже наворотили. Так, кто мы? Разве мы не волшебники, или мы с других планет и миров? Разве мы не маленькие подобия Того, кто может всё? Почему мы, зная о своих способностях, умея читать, писать, считать, летать, в конце-то концов, сидим и смотрим телевизор, вместо того, чтобы творить чудеса?
— Какие чудеса?
— Да любые. Создавать картины, например. Строить дворцы. Ткать тонкую ткань и шить из неё красивую одежду. Детей рожать — что тоже, несомненно, чудо. Всё, что угодно, только не воевать, не убивать, не взрывать, не отнимать, не завидовать, не предавать, не лгать, не воровать, не насиловать, не колоться и не забывать отцов своих и матерей, детей любить и немощным помогать.
Архип немного помолчал. Совсем снесло ему башку! Допил банку. И решил закругляться.
— Я не говорю уж про телепатию. Про экстрасенсов. Про совпадения, которых не бывает. Про многое другое, что мы называем чудесами. Человеку достаточно силы воли, чтобы подчинить других людей, создать ситуацию, испортить или наладить отношения, объявить войну или заключить мир. Разве олени и филины способны на это? Нет! Конечно, нет! Минута делов — и мир измениться может, если кто-то решит нажать красную кнопку сдуру. Другая минута — и всё, как будто, никогда ничего не бывало. Пустыня! Люди — дебилы! Хоть и волшебники… Одна минута — и нет ничего хорошего, всё взорвалось и летит в тар-тарары! Хочешь, докажу?
— Докажи, — не подумав, автоматически согласилась она.
Пауза.
Несколько секунд он смотрел на неё не мигая, в упор.
Глаза его наливались кровью, стекленели.
Становилось страшно. Не понятно, что происходит. Нажрался, наверное. Сердце у Юльки заколотилось.
Ещё секунда, и….
Он резко соскочил с кресла, прыгнул, как кошка, к ней на белую кровать прямо в кроссовках, схватил её крепко за плечи и, глядя ей прямо в глаза своими залитыми пивом шарами, дыша перегаром, громко и внятно спросил:
— Что, Зайчатина голая, страшно?
— Что страшно? — не понимая его, в испуге, переспросила Юля, прикрываясь простынкой.
— Страшно с шизофреником жить?
— Ты шизофреник? — обе руки простынь подтянули к подбородку и застыли.
— Нет. У меня просто, маниакально депрессивный психоз! Я — маньяк! Убийца я!
И он всей своей пастью, как на сцене, захохотал, встал во весь рост и очень громко понёс всякую чушь:
— Я маньяк! Кровища! Мне нужна кровища! Я покорю весь мир, ничтожные людишки! Шамбала! Сливайте сало, господа удавы! Урыть, всех урыть! Моськи, моськи, в дребезги все моськи! Только кровища! Ломиться будете! Маньяк пришел — гаситесь, подонки! Всех зарежу, всем кровь пущу! Гниды, жабы, контры! Джамалая, Ха!!!
И он смачно харкнул на стекло окна.
— Идиот! — вырвалось у испуганной Юльки.
Архип моментально осёкся, мигом присел на корточки, в упор сверля её глазами, сузил свои губешки и сквозь зубы начал рычать:
— Чё, ты, там сказал? Не понял, ты меня на хер послала? А?
Юля смотрела ему в глаза жестко и смело, ответила:
— Я сказала, что ты идиот!
Ну, что ж — пришла пора «взорвать» хрупкий мир отношений за одну секунду, как он и обещал. Сейчас он ей покажет, как это делается!
Он развел руки, сделал удивленную, провокационную мину.
— Какого хера ты тогда перед идиотом ножки раздвигаешь?
— Больше не буду! — (вообще-то за такие слова морду бьют, но Юлька не могла его ударить — она не понимала, что происходит, хотя уже не на шутку разозлилась).
А этот не унимался:
— Больше и не надо — и так сойдет! Больше ты и не сможешь — растяжки не хватит. Плохо тебя растянули. Хлопцы ленивые попались — им все больше оральный секс подавай. А как нормально телку растянуть — так им лень, домой бежать надо — жена ждет! Чмок-чмок — и: «Оботри губы. Извини, мне пора домой — гуси не кормлены. Позвони, детка», — Архип уже сам не понимал, что он несет.
— Что-о-о?!!!
— Ч-то-о? — передразнил её Архип, скорчив гнусную рожу, по которой все-таки очень хотелось врезать!
Юлька резко отвернулась.
— Чё, ты, морду-то воротишь? — не унимался это, который теперь уже точно походил на маньяка.
Юлька молчала. Сжала губы и молчала!
— Я с тобой разговариваю? — Архип начал понимать, что уже перегнул палку, но остановиться пока ещё не мог. Не знал, как сейчас выйти из положения, и пока ещё пёр сам на рожон. — Отвечай, чего заткнулась-то?
Юля повернула голову и серьезно спросила (глаза уже блестели):
— Зачем ты так? — вдруг, навернулись слезы. — Я что тебе плохого сделала?
— Я же идиот — что с идиота взять? — вдруг, появились нотки оправдания. — Видимо я тебе что-то плохого сделал, а?
— Я не говорила, что ты мне плохого сделал.
— А что такое «идиот»? Я пытаюсь тебе, бестолковой, объяснить, как устроена жизнь, а ты мне «Идиот!» — Архип зацепился за её оправдания (дурацкая натура — не хочет считать себя виноватым. Вообще эти парочки на Байкале не поймешь — они то трахаются, то лаются! Всегда так. У всех).
— Так устроена жизнь только в твоем больном воображении!
— Вот, видишь — опять. «Моё больное воображение». У тебя здоровое воображение? Ты — принесла мне челогачи, Покуль тебя обматерил, ко мне припиздила другая баба, я не пришел на свидание, пошел дождь, ты промокла, не зная с кем я, постучалась ко мне, пришла, я открыл, напились, натрахались, осталась, бросила работу, мне всё про себя и свои детские приключения рассказала, горя не знаешь, живешь со мной, палец о палец не ударила, но я тебя люблю и уважаю, в обиду не даю, а ты говоришь мне, что у меня больное воображение? — сам себя распалял (действительно идиот), но признаться себе в этом не мог, поэтому продолжал неуместные вопросы задавать: — Так кто из нас идиот? Кто последняя скотина? Юля, ты мух объелась? Или попутала рамсы, Зайчатина!
Юлька вдруг заревела. Ей стало так обидно, что он ни с того ни с его на неё накинулся, вороша прошлое и обвиняя в том, в чём она перед ним не виновата. Что ему надо? Всё опыты свои показывает — нашел подопытного кролика. Зачем она вообще сюда приехала? Чтобы он над ней издевался? (И тысяча других вопросов промелькнуло в голове). Очень ей стало обидно, очень!
— Ну, и чё, ты, ревешь? — Архип обмяг и перестал быть неприятным.
— Не знаю. Мне страшно! — и, не с того, ни с сего, попросила: — Прости меня.