Четвертая Беты
Шрифт:
Поэт выключил запись, и на площади воцарилась мертвая тишина. Дан увидел, как Изий медленно попятился вглубь трибуны. Голос Поэта снова загремел над толпой.
— Стой, трус! Раз в жизни выслушай правду о себе! Соотечественники! Вы слышали голос Нита. Это не подлог, а запись, которую я сделал собственноручно. Я видел Нита и говорил с ним, ручаюсь в том своей честью. Но это не все. Любой из вас может ознакомиться со вторым из документов, о которых я упомянул — протоколом смерти Рона Льва, подписанным и заверенным по закону Нитом и двумя другими врачами. Но и это не все. Третий документ — это письменное свидетельство
Все-таки осмелилась, подумал Дан.
Поэт сделал паузу, но ни один звук не нарушил гнетущую тишину. Дан посмотрел на Изия — не попытается ли он бежать, но тот был словно парализован. Не шевелились и остальные члены Правления на трибуне, перестали ломиться в башню охранники, никто не мешал Поэту продолжать.
— От своего имени и имени тех, кто ознакомился со свидетельствами, представленными в документах, я обвиняю тебя, Изий Гранит. Я обвиняю тебя в том, что ты опозорил и уничтожил членов Правления Лиги Мауро Тона, Анта Белого, Итуну и Нара Борца, преступным путем захватил власть и присвоил себе право единолично решать судьбу страны и людей. Ты свернул с пути, на который нас вывел Рон Лев, ты извратил понятия свободы и справедливости, закона и истины, ты завел в тупик Лигу и народ, превратил в посмешище идеи Большого Перелома, вместо светлого будущего вверг Бакнию в Темные века. Братья бакны! Мы призываем вас объединиться и потребовать законного суда над узурпатором. Мы — это Ина, приемная дочь Рона Льва, это Тонака, национальный герой Бакнии… — толпа снова заволновалась, зашумела, но голос Поэта легко перекрыл шум. — Вас удивило имя Тонаки? Да, Тонака, как и Мауро Тон, был оклеветан и осужден, но он уцелел и сегодня с нами… Мы это Ган и Ила Лес, соратники Рона Льва, участники Учредительного собрания, это Дина Расти, потомок великого Расти, это Дор, Старший Кузнечного Цеха, это Маран и я…
При последних словах Изий дернулся, остальные обернулись в сторону Марана. Тот и бровью не повел. Стоит себе, подумал Дан с завистью, и хоть бы что. А ведь остальные далеко, а он… вон он, берите!.. если народ их не поддержит, он погиб… Перекликаясь с его мыслями, за спиной послышался шепот давешних собеседников:
— А Маран-то, Маран, это же смертельный номер, стоит Изию кивнуть своим псам…
Голос Поэта:
— Правды и справедливости! Мы требуем правды и справедливости. Кто с нами?
Вокруг Дана единодушно взметнулись вверх сотни тысяч рук со сжатыми в кулак пальцами, но он этого даже не заметил, его взгляд был прикован к трибуне, где… Один из охранников выхватил пистолет, навел его на Марана и нажал на спуск, но стоявший в двух шагах Мит успел сделать неуловимое движение, пуля ушла вверх, охранник выронил пистолет и схватился за руку. На лице Марана ничего не отразилось. Он сделал шаг к центру трибуны и обыкновенным, лишенным всякого пафоса голосом произнес:
— Изий Гранит, именем народа ты арестован.
Изий взглянул на военного, который что-то суматошно бормотал в свой цилиндрик, Дан обернулся —
— Убить его! — истерический крик из толпы, затем еще. — Убить его на месте! Убить! — площадь заходила ходуном, поднялся невероятный галдеж.
Психологический надлом, подумал Дан, их уже не остановишь, они невменяемы…
Люди рвались к трибуне, толкая друг друга. Тут дверь в Башню Зеленого Знамени распахнулась, на площадь выбежал человек. Дан узнал Поэта, а потом до него донесся исступленный крик:
— Не трогайте его! Не трогайте! Мы должны его судить, не уподобляйтесь ему!
— Отведите его в Башню, — бросил Маран Миту и Наверу, легко спрыгнул с невысокой боковой части трибуны и пошел через толпу навстречу Поэту.
Остальное произошло так быстро, что Дан не успел увидеть почти ничего. Треск автоматной очереди, вопли, стоны, бледное лицо молоденького солдата с пустыми глазами фанатика, задыхающийся возглас, дамокловым мечом повисший над толпой: «Поэт! Они убили Поэта!» И дальше — неописуемое.
Ворота Крепости были распахнуты настежь, открыты все двери в знаменитые подвалы, двор бурлил, разношерстные люди сновали по лестницам, входили и выходили. Прямо посреди двора стоял Маран, окруженный своими людьми, и отдавал приказания.
— Мит, немедленно сообщи в районы: во всех крепостях и спецзонах сегодня же освободить всех политзаключенных. Навер, найди Тонаку, пусть немедленно принимает под свою команду все силы Наружной Охраны. Науро, пошли во все города распоряжение, отменяющее постановление о сносе старинных зданий. Санта, свяжись с Вагрой, пусть Лет прикажет раздать крестьянам отобранное зерно, оно где-то там, его не успели вывезти… да, пусть долю раздаст всем, а остальное по спискам Илы. Ясно?
— Уже приказываешь? — Ила Лес стоял перед Мараном, саркастически усмехаясь.
— Кто-то ведь должен делать необходимое.
— Но почему ты?
— А кто же?
— Тот, кого изберет Лига.
— Лига? Это как?
— В сложившейся ситуации можно распустить Правление, созвать Большое Собрание и… далее по Уставу.
— Большое Собрание! Ну! Лучшие люди Бакнии! Умнейшие и честнейшие!
Ила Лес промолчал.
— Хочешь быть Правителем сельского хозяйства?
— Покупаешь?
Маран пожал плечами.
— Скажи прямо, что ты имеешь против меня. Ты же видишь, я хочу все исправить.
— Вот-вот. Именно это я и имею против тебя. Как ты сказал? Я хочу…
— … все исправить.
— Нет, я не о том. Я хочу, а не мы хотим.
— Никто еще не отменял местоимения «я».
— Ах Маран, не прикидывайся. Сказать тебе прямо? Я не желаю менять одного диктатора на другого.
Взгляды их скрестились. Неизвестно, чьей победой закончилась эта немая дуэль, Маран первым отвел глаза и, как ни в чем не бывало, предложил:
— Поговорим после. А сейчас лучше пойдем, посмотрим, как Поэт. Дан, ты идешь?