Четвертая Беты
Шрифт:
— Чего же хорошего в негативных эмоциях?
— В негативных эмоциях, может, и ничего. Хотя не уверен. А испытания закаляют волю и оттачивают ум. А кто у нас не изолирован от трудностей? Разведчики? Но их ведь мало, во всем Корпусе, наверно, какая-нибудь тысяча человек. А остальные? Раньше я не думал об этом, но теперь… У меня ощущение, что все мы медленно превращаемся в моллюсков.
Ника положила руку ему на лоб.
— Ты возмужал, Дани.
Он горько усмехнулся.
— В тридцать два-то года… самое время…
Ника встала.
— Пойду, закажу кофе. Или ты хочешь обедать?
— Нет, спасибо, только кофе… Погоди! Ника?
— Да?
— Знаешь, пока мы были на Торене, я все время мечтал вырваться оттуда, а теперь… ну не смешно ли?.. меня неудержимо тянет обратно. Иногда я даже жалею, что нас нашли так быстро.
— Если б нас нашли на день позже, Поэта уже ничто не спасло бы.
— Я совсем не об этом! — задетый, он отвернулся.
— Я понимаю. Не сердись. — Она села рядом, на край дивана, и Дан, удивленный ее непривычной уступчивостью, обнял ее за плечи.
Дан был в обсерватории, когда включился коммуникатор, и Ника звонким от волнения голосом сообщила:
— Дан, срочно иди к медикам. Эд собирается будить Поэта.
Дан с трудом оторвался от великолепной эруптивной звезды в созвездии Геркулеса, но пока он шагал по кольцевому коридору в сторону медицинского отсека, звезда постепенно отодвинулась на периферию его сознания, а когда дверь отсека плавно ушла в стену, все галактические красоты вылетели у него из головы. Будить Поэта! Дан вспомнил безжизненное тело, которое помогал втаскивать по узкому трапу астролета ближнего радиуса…
У медиков было тихо и полутемно, светились только экраны приборов. Дан посмотрел на сосредоточенное лицо Эда… зря он ограничил свой список разведчиками, наверно, и врачи… а, возможно, и не только они… входят в категорию людей, которые и теперь соприкасаются с болью и муками, с ситуациями, требующими мгновенных и ответственных решений…
— Та-ак, с печенью все в порядке… поперечная ободочная… тоже все нормально… — бормотал Эд, всматриваясь в большой экран, по которому медленно, томительно медленно проплывали причудливые картины… прямо-таки абстрактная живопись — неожиданные очертания, множество оттенков, никогда не подумаешь, что внутри человеческого тела столько форм и красок… а может, он на краски и любуется, ведь наблюдать не обязательно, сиди себе, мечтай и жди заключения компьютера… Дан усмехнулся.
— Так, замечательно, — объявил Эд, пробежавшись пальцами по клавиатуре, — сейчас еще посмотрим спинной мозг, и все.
Спинной мозг… Дан снова унесся мыслями в Бакнию, в тот долгий день. Полгода, больше, он жил и ждал, ему даже казалось, что он скорее ждал, чем жил, но выяснилось, что он втянулся в эту жизнь — настолько, что услышав в ухе родной голос землянина, растерялся от неожиданности и не сразу смог ответить. Ника пришла в себя первой, потянула его за руку из комнаты в полупустой коридор, нажала на крохотный шарик микрокома и тихо, но внятно произнесла:
— Нужна медицинская помощь! Срочно нужна медицинская помощь!
Через десять минут после того Дан уже мчался на маленьком мобиле-вездеходе в сиреневые горы к северу от Крепости. Маран, он сел за руль сам, стоило Дану намекнуть, что лишние свидетели ни к чему, вел машину с такой скоростью, что Дан зажмурился, предпочитая не заглядывать в бездну, по краю которой летел мобиль. Флайер сел на небольшую ровную площадку километрах в пяти от Крепости, Эд с небольшой тяжелой сумкой, оттягивавшей плечо, уже поджидал их на дороге, пролегавшей чуть ниже площадки, поздоровавшись с Даном, он, не моргнув глазом, протянул руку Марану и спокойно уселся на заднее сидение мобиля. Маран, впрочем, оказался еще сдержаннее, он только окинул быстрым любопытным взглядом флайер и самого Эда, ответил на земное рукопожатие так непринужденно, словно был привычен к нему с самого рождения, и за всю дорогу до Крепости не проронил ни одного слова… правда, дорога была не из тех, на которых стоит занимать водителя беседой. Он даже не вслушивался в звуки незнакомого языка, во всяком случае, вид у него был совершенно отсутствующий… собственно, Дан говорил недолго, он преподнес Эду похождения свои и Ники в столь кратком изложении, что, досказав, сам удивился собственной лаконичности. Говорить не хотелось, то ли он был переполнен впечатлениями того далеко не ординарного дня, то ли поминутно сменявшие друг друга тревога за жизнь Поэта и надежда (более сложные чувства он старательно вытеснял за пределы сознания) занимали все его мысли. Резко затормозив перед входом в Центральное здание, Маран стремительно взбежал по лестнице на высокое крыльцо бокового входа, когда Дан с Эдом вошли в комнату, где лежал Поэт, там уже не было никого, кроме Марана и Ники с Диной… местные медики давно удалились, сознавшись в своем бессилии… Эд подошел к Поэту, на ходу вынимая из сумки портативный диагностер. Поэт был без чувств, в предагональном состоянии…
— Внутреннее кровотечение, — определил Эд, бросив на него цепкий взгляд, — посмотрим, откуда.
Щуп диагностера плавно скользил по зеленовато-бледной коже. Ника прижалась к Дану, со страхом глядя на экранчик.
— Задета печень, — комментировал Эд, — разрывы кишечника… почки целы… поджелудочная железа тоже, селезенка… что ж, он еще легко отделался… ч-черт! — Лицо его вытянулось. — Поврежден спинной мозг, — констатировал он хмуро.
— Неужели ничего нельзя сделать? — шепнула Ника с мольбой, подавшись к нему.
— Можно. Но не здесь. Собственно, оперировать можно бы и здесь, но спинной мозг… Дело — дрянь. Чтоб поставить его на ноги, нужна специальная аппаратура. Наша аппаратура.
— А мы довезем его?..
— Живым? Должны. Я попробую остановить кровотечение. Вообще странно, что он до сих пор жив. Ты ему что-нибудь давала?
— Витин. У меня оставалось четыре капсулы витина.
— Тогда понятно.
Дальнейшего Дан не видел, вида крови он не переносил и сбежал во двор, предоставив женщинам помогать Эду. Маран не вмешивался, сидел на подоконнике, Дан все время видел в окне его спину, обтянутую тонкой тканью обычной в Бакнии светлой рубашки с широкими рукавами. Дан шагал и шагал мимо окна, пока не стемнело. Рэта уже выкатилась из-за гор, когда Маран окликнул его сверху. Донести Поэта до мобиля было несложно, поместить его там тоже удалось более или менее удобно, но проехать по узкой горной дороге!.. На этот раз Маран взял другую машину, побольше, и она оказалась чуть ли не шире, чем полотно шоссе… Дан поежился, он не мог вспоминать это путешествие без содрогания. Последнее, что осталось в памяти — узкая длинная площадка под взлетевшим флайером, застывший на дороге большой мобиль и одинокая неподвижная фигура Марана, молча смотревшего вслед…
Поэт так и не пришел в сознание — ни когда его переносили из флайера в астролет, ни когда астролет сел у входа на базу, ни когда его везли по коридорам, ни когда уложили на операционный стол…
— Порядок, — сказал Эд, смешав течение мыслей Дана. — Регенерация полная, проводимость нормальная. Сейчас мы его разбудим.
С невольным трепетом Дан подошел к прозрачной яйцевидной камере, в которой наполовину погруженное в плотную, чуть опалесцирующую жидкость покоилось маленькое, ладное тело Поэта.
— Станьте поближе, — скомандовал Эд, — пусть он по пробуждении увидит знакомые лица, а то, чего доброго, у него будет информационный шок.
— У него? Не будет, не волнуйся, — сказала Ника уверенно, но к камере подошла.
Эд задвигал рукоятками, защелкал тумблерами. Загорелся верхний свет, освещение камеры погасло, жидкость всосалась в отверстия, цепочкой опоясывающие приплюснутое дно, тело Поэта опустилось на нижнюю, выстланную мягким пластиком плоскость камеры. Эд в последний раз нажал на кнопку, верхняя половинка яйца дрогнула и поползла вверх.