Чума в Бедрограде
Шрифт:
— Временным, — подхватили Охрович и Краснокаменный.
— Он точно не задержится в гэбне.
— Не подходит по габаритам.
— Об исполняющем обязанности ведь можно говорить в единственном числе?
— Он же всё равно не настоящий голова гэбни.
— И не настоящий Ройш.
— У настоящего Ройша есть усики!
— И личность выдвинутой вами кандидатуры на должность четвёртого головы гэбни БГУ имени Набедренных вы, разумеется, озвучить не можете, поскольку до согласования оной кандидатуры подобный разговор был бы бессодержательным, —
Была у него такая специальная манера говорить — зверски-светская. Кто не знает — видит хладнокровие и владение собой в любой ситуации, кто знает — видит своеобразную форму истерики.
— И противоправным, — во имя формализма заметил Гошка, легонько касаясь Андрея ногой под столом.
У языка стоп, как и у любого живого языка, должна быть фатическая функция — функция простого и информационно ненаполненного поддержания контакта. Напомнить, что ты рядом.
А потому что меньше надо было в своё время бухать на лингвистическом факультете.
Что поделаешь, бабы там красивые, да и мужики тоже ничего. А ещё заснувших на задних рядах не выгоняют на ночь из аудиторий, слишком много прецедентов.
Свои законы.
У Университетской гэбни тоже свои законы — их служебные инструкции, видимо, сам Хикеракли сочинял, и уж он-то точно не был трезвым в этот момент. Больше ни одна гэбня страны не может самостоятельно выдвигать кандидатов на должность своей головы — потому хотя бы, что потребность в кандидате возникает тогда, когда гэбня неполная, а когда она неполная, она не должна, по-хорошему, функционировать, в том числе и что-то куда-то выдвигать. Всем и всегда голов назначали сверху — кроме Университета. Ещё у Медицинской гэбни истории какие-то тёмные, но они как раз могут себе позволить.
Хвалить Университет — даже мысленно — не хотелось, так что оставалось только злиться. Нашли дырку в своих криво написанных служебных инструкциях и традиционно её выебли. Надо бы уже признать, что по-честному их победить невозможно, и искать другие методы — только другие методы тоже не работают.
Гошка ещё раз осмотрел голов Университетской гэбни со всем возможным вниманием. Он видел этих людей в своей жизни куда больше раз, чем следовало бы, должен он заметить следы усталости или нет?
Базальд особо не скрывает озабоченности, но успешно закапывает её в свою макулатуру и общий предлог встречи. Базальд — этакий добрый брат-близнец Андрея, даже внешне чем-то напоминает; хладнокровие и владение собой — это тоже форма истерики. И при этом — упорно промахивается плечом мимо Ройша.
Сидя на одном уровне доступа и время от времени встречаясь, невольно приобретаешь что-то вроде синхронизации и со второй гэбней тоже. Эдакую тень. И сейчас Гошка был уверен: Базальду неуютно и неудобно.
Когда Молевич вернётся с Пинеги, его ожидают интересные открытия.
Всё ещё не закончилось, бляди.
Охровича и Краснокаменного рассматривать без толку: зверюшки — они и есть зверюшки. Сейчас синхронно склонили головы к наплечникам и рассматривают Гошку в ответ, скалятся.
Осталось понять, пробиваем ли Ройш.
— Отлично, — постановил Гошка, краем глаза косясь в многочисленные бумаги, которые Базальд передал Андрею (и правда по собственному желанию, и правда рукой Молевича — или рукой, очень похожей на руку Молевича), — тогда мы не видим никаких препятствий к тому, чтобы официально начать встречу гэбен.
Ройш величаво кивнул. Охрович и Краснокаменный с ухмылками сложили пальцы ройшевскими домиками. Базальд позволил себе небольшую паузу, но потом невозмутимо повторил жест.
Атака отряда боевых ройшей, спасайся кто может.
— Мы, гэбня БГУ имени Набедренных, заявляли на повестку дня один вопрос: объявление в Бедрограде чрезвычайных обстоятельств, — медленно начал Ройш.
— В черте города нами была обнаружена вспышка некоего заболевания, по предварительному медицинскому заключению — смертельно опасного, — поддержал его Базальд.
— Чума в Бедрограде! — воскликнули Охрович и Краснокаменный.
Чума в Бедрограде — сказали-таки вслух, и ничего, не обвалился потолок. Андрей чуть дёрнулся, Соций напрягся; Бахты Гошка не касался, но знал — тот еле заметно улыбается.
Чума в Бедрограде.
А теперь мы все вместе будем с пылом первооткрывателей и искренним удивлением обсуждать то, что и так знаем.
Гошка уловил желание Соция потянуться за сигаретой и мысленно поблагодарил его — самое время закурить.
— Нам об этом известно, — спокойно ответил Бахта, чиркнул спичкой. — Ситуация под контролем.
— По нашим представлениям она должна быть под обоюдным контролем гэбен города Бедрограда и БГУ имени Набедренных, — чинно заметил Базальд.
— А какое, по-вашему, отношение данная ситуация имеет к гэбне БГУ имени Набедренных? — спросил Соций.
— И как вы узнали о чуме?
Гошка спросил слишком быстро — как раз настолько, чтобы университетские могли складно соврать. Они же все хором посмотрели на него с пресловутой снисходительной жалостью. Так смотрят из бункера, с безопасной верхушки, оттуда, где всё равно не достать.
Как Университет узнал о планах Бедроградской гэбни?
Как сумел подготовиться?
Ответ где-то здесь, совсем под носом, рядом, и они его знают, и они считают Гошку идиотом за то, что он ещё не догадался. И они знают, что, когда догадается, не докажет, а если докажет — никто его не послушает.
Сработали чистенько, ни один пихтский комар носа не подточит.
Но что сработали-то, бляди?!
Он должен знать, должен — в единственном числе должен, и похер на чуму, на уровни доступа и даже на гэбню с «мы» и синхронизацией — смотрят-то с жалостью на него, на него одного, на него лично! Он глава гэбни, у него должно хватить мозгов, чутья, наглости — чего угодно!