Чума в Бедрограде
Шрифт:
— В мире царит отвратительное равновесие.
— Первое но: Габриэль Евгеньевич уже обнаружен.
— Плюсы: живым.
Максим ощутил, как кровь прихлынула к голове, начала распирать черепную коробку изнутри, давить на виски.
Охрович и Краснокаменный и не думали давать ему передышку:
— Минусы: у него чума.
— Поздняя стадия чумы.
— Подсказка: поздняя стадия чумы начинается после средней.
— А средняя — после ранней.
— А ранняя — после заражения.
— От которого до поздней стадии должно пройти некоторое время.
— Знающие люди говорят, дней пять или шесть.
— Сегодня пятница. Почти неделю назад, в субботу, Габриэль Евгеньевич был беспощадно избит.
— Воскресенье потеряно для истории, но в понедельник у него обнаружили сотрясение мозга.
— Головная боль и звон в ушах.
— Неровный пульс, бледность, вялость.
— Ничего особенного.
— Ничего не напоминает?
— Ещё зрачки и координация движений, конечно.
— Но кто сказал, что один диагноз не может идти в комплекте с другим?
— Это же Габриэль Евгеньевич! Он везучий.
— Это же Габриэль Евгеньевич, всем похуй, что там у него опять заболело.
— Всем похуй.
Хорошо, когда Охрович и Краснокаменный говорят. Их много, они занимают собой всё пространство, вытесняют все мысли.
Максим поймал себя на том, что боится мыслей.
— Где, когда, где он… — попытался спросить Максим, но голосовые связки, кажется, подвели.
Я должен увидеть его, попытался объяснить Максим, но слова — не кажется, совершенно точно — застряли в горле.
— Ты, наверное, хочешь немедля прижать Габриэля Евгеньевича к груди.
— Или не к груди, но такой вариант точно исключается.
— Ему пока что хватит прижиманий, лимит исчерпан.
— Даже мы это понимаем, мы ж не звери какие-то, в самом деле.
— Стоп, что мы понимаем? Что Максим хочет или что Габриэлю Евгеньевичу хватит?
— О понимании второго пункта не может быть и речи. Тут мы не звери, мы хуже.
— Тут мы профессионалы. И наша профессиональная честь растоптана и поругана.
— Прямо как Габриэль Евгеньевич. Возможно, он и есть наша профессиональная честь.
Когда Охрович и Краснокаменный говорят друг с другом, это хорошо вдвойне. Они не становятся тише, они так легко прогоняют из головы всё, что в ней есть.
Квадратная комната, квадратное окно, квадратные плиты мозаики на стене дома напротив. Чтобы жить было просто, нужна всего-навсего квадратная голова. Устроенная как-то иначе.
— Ты выглядишь не слишком радостно.
— Ты чем-то недоволен?
— Смерть через повешение в лесах тебя устраивала больше?
— Тот, кто её инсценировал, наверное, тоже подумал, что тебе придётся по вкусу.
— Ловко инсценировал. Записка в твоей печатной машинке — это круто.
— Сопливо и убедительно.
— И никакой возни с почерком.
— И вырванная страница, и подходящий рассказ.
— Рассказ, посылающий своего догадливого читателя прямиком к лешему.
— К пинежскому лешему, туда же любым транспортом неведомо сколько пилить.
— Сработано мастерски.
— Не делай страшное лицо.
— Где твоё уважение чужого профессионализма?
— Покорись, отрешись и признай, что он есть.
Максим вскочил на ноги:
— Мерзавцы. Какие же они мерзавцы. Что они этим выиграли?
Охрович и Краснокаменный неодобрительно фыркнули.
— Всё.
— ВСЁ!
— Встречу гэбен.
— Твоё увольнение по собственному желанию из Университета.
— И, как следствие, отставку с гэбенной службы.
— Временное отстранение Университетской гэбни.
— Временную конфискацию нашего табельного оружия.
— Свидание с Дмитрием Борстеном завтра утром.
— Право не признаваться, куда они дели Бровь.
— Заражение Порта нашими руками.
— То есть как раз не руками.
— Другими частями тела.
— Вполне конкретного тела.
— Попробуй догадаться сам, вариантов не так много.
Максим не мог догадываться. Сейчас — точно не мог. По всей видимости, он прослушал краткий пересказ пропущенной им части радиопостановки «Чума в Бедрограде», но ничего, совсем ничего не понял. Сию секунду всё это менее важно, чем…
— Габриэль получил медицинскую помощь? — голосовые связки Максима всё-таки подчинились.
— «Габриэль», если б он был в сознании, предпочёл бы помощь не получать.
— Пошёл бы вешаться на белом дереве.
— Не пережил бы осознания того, что с ним творилось.
— И что с ним творили.
— Ты ещё не сообразил, о чём это мы?
— Или ты принципиально игнорируешь кощунственные подробности?
— Дело твоё, игнорируй на здоровье.
— Хоть кто-то будет иметь крепкое здоровье.
— Ах да, здоровье.
— Здоровье Габриэля Евгеньевича оставляет желать лучшего.
— Скорейшей кончины от осложнений оно оставляет желать.
— Потому что иначе кончина приключится в результате нервных потрясений.
— Есть, чему потрясаться: например, у него теперь шрам на щеке.
— И причёску ему испортили всякой там конспирацией.
— В общем, кошмар и ужас, лучше умереть.
— Но умереть на месте ему не дали.
— Его осматривал Дима. И решал, добить или пусть мучается, — тоже Дима.