Чужие грехи
Шрифт:
— Не такъ-то это легко сдлать, какъ говорить, вздыхалъ Евгеній и перемнялъ разговоръ или смолкалъ.
Порою, когда приносились газеты, онъ не безъ горечи замчалъ:
— Посмотримъ, нтъ-ли поучительнаго чтенія…
Петръ Ивановичъ зналъ, что называлъ Евгеній «поучительнымъ чтеніемъ», и сердито ворчалъ:
— Очень нужно всякую чепуху читать.
— Какъ-же не полюбопытствовать сыну, что пишутъ про его родителя, говорилъ Евгеній. — Вдь говорятъ, что младшіе должны идти по стопамъ старшихъ, ну, вотъ я и хочу знать, какъ papa совершалъ свои дянія…
Порой это бсило Петра Ивановича, которому казалось, что Евгеній начинаетъ немного рисоваться своими сердечными невзгодами, и онъ начиналъ говорить рзкости:
— Да что вы рисуетесь, что-ли, тмъ, что вчно толкуете о своемъ почтенномъ родител? Ну, проворовался онъ, идетъ надъ нимъ слдствіе, да вамъ-то что до этого? Вы отрзанный ломоть. Вы его не знаете почти, любви особенной питать къ нему не можете, ну такъ нечего о немъ и думать! По меньше-бы вы на себя напускали этой блажи, такъ лучше-бы было. Сказали-бы разъ
Евгеній грустно улыбался въ отвтъ на задоръ Петра Ивановича и смолкалъ. Онъ не возражалъ, не спорилъ и чего-то ждалъ, твердо увренный, что время покажетъ Петру Ивановичу, кто правъ. Но черезъ нсколько дней Петръ Ивановичъ съ негодованіемъ говорилъ ему:
— Это чортъ знаетъ что такое! Опять онъ пишетъ о деньгахъ. Откуда ему возьметъ Олимпіада Платоновна? Все перезаложено, везд займы подланы, а онъ разливается въ слезныхъ просьбахъ, чтобы его спасли, что и тамъ, и тутъ подмазать нужно, что и тому, и другому заплатить нужно, что и погибнетъ-то онъ безъ помощи. Да и пропадай онъ пропадомъ, — ей то что за дло!..
— Да вы о комъ это говорите Петръ Ивановичъ? серьезно спрашивалъ Евгеній.
— Да о родител вашемъ, рзко отвчалъ Петръ Ивановичъ.
— Да полноте вы толковать о немъ, вдь это больной зубъ: вырвали мы его, ну, и конецъ!
— Ну, чего вы ломаетесь-то, комедію-то играете, съ злобою чуть не кричалъ Петръ Ивановичъ.
Евгеній улыбался и качалъ головой.
— Нтъ, Петръ Ивановичъ, замчалъ онъ, — мы только ролями съ вами помнялись: теперь ужь не у васъ, а у меня «улыбующаяся» физіономія сдлалась. Помните, вы мн говорили, что если тутъ бьютъ да тамъ порятъ, такъ по невол, выплакавъ вс слезы, улыбаться станешь. Вотъ я и посмиваюсь… Ей Богу, голубчикъ, я хоть и моложе и васъ, и ma tante, а я ясне васъ понимаю, что мы живемъ наканун какой-то бды… Вотъ мы убжали отъ людей, которые могли досаждать намъ толками объ отц, но намъ стали приносить всти о немъ газеты. Вы сказали мн, что глупо носиться съ толками о немъ и что надо не читать газетныхъ извстій о немъ, но онъ началъ самъ писать о себ… Вы скажете, что не слдуетъ посылать ему денегъ… Но ma tante никогда не проститъ себ этого, если ей кто-нибудь скажетъ, что его могла спасти ея помощь и что онъ погибъ вслдствіе ея отказа. Я знаю хорошо ma tante… Да кром того… Вы знаете, что онъ можетъ отплатить ей, взявъ у нея насъ…
— Ну, очень весело ему будетъ няньчиться съ вами!
— А вы хорошо знаете его характеръ?
— Чортъ знаетъ, что изъ всего этого выйдетъ! вмсто отвта восклицалъ Петръ Ивановичъ.
Дйствительно, трудно было сказать, что будетъ дальше. Съ тхъ поръ, какъ газетные кореспонденты впервые извстили о какихъ-то мошенничествахъ, произведенныхъ Хрюминымъ въ крутогорскомъ банк, прошло не мало дней. Дло начало выясняться и роль Хрюмина въ крутогорскихъ банковскихъ мошенничествахъ начала принимать боле комическій, чмъ возмутительный характеръ. Хрюминъ, какъ его описывали кореспонденты, былъ только легкомысленнымъ кутилой, пустоголовымъ щеголемъ, неумлымъ дльцомъ, попавшимъ въ лапы боле умлыхъ и боле серьезныхъ мошенниковъ. Онъ былъ только жертвой этихъ людей. За нимъ ухаживали, онъ игралъ и видную роль въ Крутогорск, онъ катался какъ сыръ въ масл, не замчая, что ловкіе плуты длаютъ ему всякія поблажки, чтобы имть возможность за кулисами обдлывать грязныя дла. Онъ занималъ въ банк хорошее мсто и получалъ большое содержаніе, но все, чего отъ него требовали за это, заключалось въ одномъ: «будьте любезны, не вмшивайтесь въ дла и подписывайте бумаги, не вникая въ нихъ, не читая ихъ». Разсказывая о крутогорской исторіи, кореспонденты изощряли свое остроуміе надъ Хрюминымъ, замчая, что онъ знаетъ гораздо боле толку въ женскихъ туалетахъ, чмъ въ банковыхъ операціяхъ, что онъ и въ банкъ попалъ не вслдствіе знакомства съ биржей, а вслдствіе близкаго знакомства съ будуаромъ одной вліятельной барыни, что онъ былъ гораздо серьезне занятъ завивкой своихъ волосъ и цвтомъ своего лица, чмъ состояніемъ банковскихъ счетовъ, что онъ удивительно храбро и надмнно умлъ играть въ обществ роль провинціальнаго льва, не понимая, вслдствіе своей недалекости, что онъ не больше не меньше, какъ мышенокъ, съ которымъ играютъ кровожадныя кошки. Судя по этимъ отзывамъ газетъ, можно было надяться, что на суд Хрюмину вынесутъ оправдательный приговоръ, разумется, при извстной ловкости адвоката, при извстныхъ закулисныхъ компромисахъ и сдлкахъ съ цлой шайкой людей, которымъ приходилось фигурировать на суд въ этомъ дл. Повидимому, на это надялся и Хрюминъ. По крайней мр, такъ писалъ онъ въ письмахъ къ Олимпіад Платоновн, прося ея помощи. Боже мой, что это были за письма! Въ нихъ были и униженныя мольбы, и желчныя жалобы на судьбу, и громкія фразы о томъ, что ему нужно оправданіе не для себя, а для дтей, на которыхъ онъ не можетъ, наложить пятна, которыхъ онъ хочетъ избавить отъ горькаго позора слыть дтьми мошенника. Олимпіада Платоновна не знала, что длать: не отвчать на эти письма, отказывать на просьбы племянника, высказывать ему горькую правду? но какъ-же это сдлать: вдь онъ отецъ Евгенія и Ольги? его могутъ обвинить безъ ея помощи? онъ можетъ изъ злобы на нее потребовать къ себ дтей? Въ голов старухи былъ какой-то сумбуръ, какая-то путаница и она совсмъ терялась, не зная на что ршиться. И откуда взять денегъ для помощи? Продать тотъ клокъ земли, который она думала завщать Евгенію и Ольг или своимъ бывшимъ крестьянамъ, смотря по тому, какъ сложатся обстоятельства? Да, другого исхода не было. А съ чмъ останутся дти, если
— Да не лзть-же вамъ въ самомъ дл изъ за него въ петлю, говорилъ онъ, — Спасете мошенника отъ обвиненія, а отнимите средства или у дтей, или у мужиковъ.
— А какъ онъ потребуетъ дтей къ себ? возражала Олимпіада Платоновна. — Отъ него всего можно ждать.
— Ну, у васъ есть связи, отстоите дтей. Да и не потребуетъ онъ ихъ.
— Ахъ, вы его не знаете, голубчикъ, на все онъ способенъ, на все! Совсмъ сумасшедшій человкъ. Фамильное это у насъ, врно! вздыхала княжна, — Я, право, готова бжать съ дтьми за границу. Пусть тамъ розыскиваетъ.
— Что-жъ, въ крайнемъ случа и это можно будетъ сдлать, соглашался Петръ Ивановичъ, — Покуда-же, право, вы преувеличиваете опасность. Просто въ васъ родственное чувство говоритъ и вамъ жаль его…
— Мн жаль его! Да вы съ ума сошли! Господи, да я-бы была рада, если-бы его Богъ знаетъ куда услали! Родственное чувство! Нашелъ о чемъ говорить! Давно я чужая этому человку, давно! Но я знаю, что пока онъ живъ, я не буду покойна, онъ не отстанетъ отъ меня…
И точно, Хрюминъ долго не отставалъ отъ нея: то она получала письмо съ просьбой выслать ему рублей двсти, то прізжалъ къ ней какой-то уполномоченный адвокатъ Хрюмина, господинъ Анукпнъ, съ просьбой прислать Хрюмину триста рублей и при этомъ съ судейскимъ краснорчіемъ описывалось страшное положеніе несчастнаго узника.
— Ахъ, что вы мн разсказываете! раздражалась Олимпіада Платоновна. — Зачмъ пошелъ, то и нашелъ!
— Но онъ-же не виноватъ! возражалъ ей господинъ Анукинъ. — Онъ былъ слишкомъ доврчивъ, можетъ быть, легкомысленъ, но наказаніе слишкомъ жестоко! Наконецъ, вдь онъ такъ близокъ вамъ…
— Ну, близость нашихъ отношеній — это наше личное дло, замчала Олимпіада Платоновна. — Вы пріхали по длу, такъ и будемъ говорить о дл.
Затмъ шелъ торгъ: она предлагала сто рублей вмсто трехсотъ, онъ сбавлялъ пятьдесятъ рублей съ трехсотъ; она накидывала еще пятьдесятъ къ предложенной сотн, онъ скидывалъ еще двадцать пять рублей. Наконецъ, она совсмъ раздражалась.
— Ну, что-же вы хотите, чтобы я себя для него заложила, послднее платье продала? коворила она.
— Но вдь его положеніе еще ужасне! замчалъ адвокатъ. — Другія лица, попавшіяся по этому длу, богаты, успли награбить, а онъ не иметъ ничего. Они будутъ употреблять вс средства, чтобы свалить все на него и потопить его. Если я и взялъ на себя его защиту, то только ради интереса, представляемаго самимъ дломъ… Но безъ денегъ вести дло нельзя, вашъ племянникъ можетъ погибнуть…
— Да мн-то что за дло до него? перебивала княжна. — Понимаете-ли вы, что я не хочу его знать?
— Полноте, ваше сіятельство, вы женщина, вы добры! мягко говорило довренное лицо Хрюмина.
— Господи! да когда-же все это кончится! восклицала княжна. — Ну, берите, все берите, только не мучьте меня!
Господинъ Анукинъ пересчитывалъ брошенныя на столъ деньги, пряталъ ихъ въ бумажникъ и вжливо откланивался. Значительная доля всхъ этихъ денегъ, посылаемыхъ Хрюмину и выдаваемыхъ другимъ подсудимымъ, оставалась въ рукахъ у подобныхъ довренныхъ лицъ. Они, какъ піявки, окруживъ всхъ подсудимыхъ по длу крутогорскаго банка, сосали кровь изъ этихъ несчастныхъ, разъзжая на ихъ счетъ изъ Петербурга въ Крутогорскъ, изъ Крутогорска въ Петербургъ, содйствуя сокрытію капиталовъ и имній попавшихся дльцовъ, нагрвая себ руки всми правдами и неправдами. Деньги вытягивались на устройство какихъ-то «компромиссовъ», на «замазыванье какихъ-то ртовъ», на «устраненіе какихъ-то усложняющихъ дло обстоятельствъ», на какіе-то разъзды, подачки, взятки, однимъ словомъ, чуть не на плату за дарованіе подсудимымъ права дышать воздухомъ во время ареста. Сами подсудимые походили очень на крысъ, попавшихъ въ мышеловку. Они совсмъ потеряли головы отъ трусости, они метались изъ стороны въ сторону, они были готовы на все, лишь-бы отдлаться отъ «мстъ не столь отдаленныхъ», отъ «потери всхъ особенныхъ правъ состоянія» и отъ разныхъ тому подобныхъ прелестей, служащихъ вчнымъ финаломъ всякихъ слишкомъ смлыхъ банковскихъ операцій. Трудно представить, какая масса денегъ утекала теперь въ руки разныхъ ходатаевъ, присяжныхъ повренныхъ, юристовъ-дльцовъ. Самый послдній сторожъ въ тюрьм и тотъ почуялъ добычу, увидалъ ту мутную воду, въ которой можно ловить рыбу. Тутъ брали вс, кто могъ взять; тутъ давали всмъ, кто только протягивалъ руку за подачкой; тутъ несчастне всхъ считалъ себя не тотъ, кто былъ виновне всхъ, а тотъ, кто не имлъ средстъ давать всмъ и каждому, давать стодько, сколько давали другіе. Въ такомъ несчастномъ положеніи былъ Хрюминъ, жившій до сихъ поръ изо дня въ день, не скопившій ничего, кром долговъ, дававшій теперь только то, что получалъ отъ княжны, единственной его помощницы. Господинъ Анукинъ только и говорилъ ему, что «его потопятъ», что «на него свалятъ все», что «онъ явится козломъ отпущенія», — и все это ради недостатка денегъ, подмазываній, полюбовныхъ сдлокъ. А деньги можно было добывать покуда только отъ княжны. Немудрено, что эту помощницу бомбардировали письмами, что ее осаждали посщенія довреннаго лица. Она такъ привыкла къ этимъ письмамъ, къ этимъ визитамъ довреннаго лица, что ее не мало удивила небрежно сказанная фраза господина Анукина во время его послдняго посщенія.