Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Девочка плакала, ее лицо стало совсем дурным, плечи сотрясались так, что натягивалось платье, показывая плоскую грудь и выступающие косточки узких бедер.
Аменемхет без труда притянул к себе слабое тело и прижал к плечу бритую головку. Эта головка, как он ни старался скрыть свои чувства, всегда была ему особенно неприятна.
– Я никогда не презирал тебя, “прекраснейшая перед ликом Ра”, - прошептал он, гладя костлявое плечо. – Ты истинно такова – ты достойная госпожа и достойная служительница бога…
– А жена? – спросила Неферу-Ра. Она подняла голову и взглянула
– Я достойная жена? – потребовала дочь третьего хему нечер, прищуривая глаза и сжимая губы. Жалость исчезла, осталась неприязнь.
– Да, - холодно ответил Аменемхет. – Я никогда не мог ни в чем тебя упрекнуть, Неферу-Ра.
– Тогда возвращайся ко мне и на мое ложе, - сказала жрица, вскидывая голову; она так и пылала, но не отводила глаз.
– Ты в самом деле хочешь этого? – мягко спросил Аменемхет.
Неферу-Ра решительно кивнула.
– Бог тебя накажет за пренебрежение женой, - сказала она, и его неприязнь вернулась с удвоенной силой.
– Хорошо, я приду на твое ложе, - резко ответил он, повернулся и ушел; спиной молодой жрец ощутил страх Неферу-Ра.
Он пришел к ней этой же ночью, и все было ненамного лучше, чем раньше – только потом Аменемхет понял, что по-другому. Жрица сегодня постанывала не от боли, а от наслаждения, а когда он хотел заснуть рядом с ней, вдруг со слезами потребовала любви снова.
– Мне мало, муж мой, мое лоно не удовлетворено!
– заявила Неферу-Ра, вогнав мужа в краску стыда. Даже Тамит никогда не говорила таких слов. Но он послушал свою жену и снова отдался ей, и в этот раз она начала кричать, судорожными, резкими движениями прижимая его к себе; ее наконец пробудившаяся страсть была такой же некрасивой, как ее прежняя холодность.
Высвободившись наконец из ее хватки, Аменемхет почувствовал, что жена изранила ему спину ногтями. Он был обессилен и несчастен, а она улыбалась, как будто все его силы перешли в нее.
Четырнадцать лет – как его сестра…
Вдруг он почувствовал почти ненависть к этой уродливой женщине-ребенку, с полным правом лежавшей в его постели и требовавшей его тела.
– Ты разбудил мое сердце и мое нутро, - прошептала Неферу-Ра, прижимаясь к нему своей обнаженной головой; Аменемхет прикрыл глаза, держа ее в объятиях. Он испытывал сейчас самые нечестивые чувства.
Неферу-Ра не стала бы так обнимать его, если бы могла слышать, о чем он думает.
С этих пор с женой стало и легче, и трудней – легче потому, что ночи перестали быть мучением для обоих, а труднее потому, что Неферу-Ра теперь не давала мужу отдыха от себя. Казалось, она ослепла сердцем и перестала понимать, что Аменемхет принуждает себя любить ее; вернее, видела только то, что хотела видеть. Эта преданная жена оказалась безжалостна. За свою безупречную верность ему и порядку в его доме она требовала его всего…
Аменемхет никогда бы не подумал, что детская заносчивость его невесты скрывает такую натуру. А может быть, Неферу-Ра стала такой только
Но Аменемхет скоро почувствовал, что задыхается от ее любви.
Однако пришли ее дни месяца, и она была вынуждена покинуть ложе своего мужа; он был очень рад такому отдыху, потому что только сейчас получил возможность навестить женщину, которую действительно желал.
Только сейчас Аменемхет понял, что это такое – и какой тяжкой повинностью может быть то, что считается удовольствием. Он не знал, оставила ли Неферу-Ра ему что-нибудь, что он может отдать любимой. Но первый поцелуй Тамит вернул его к жизни: они долго не выпускали друг друга из объятий, ласкаясь и плача – он плакал от любви и горя, он, такой сильный мужчина. Но Тамит все понимала. Она была сама чуткость и нежность.
– Подожди немного, мой господин, - сказала его женщина, когда они лежали рядом в траве; она улыбалась, гладя его широкую грудь. На спине молодого жреца все еще оставались следы от ногтей Неферу-Ра.
– Чего ждать? – угрюмо спросил Аменемхет.
– Не оставляй ее, и тогда она скоро забеременеет, - посоветовала Тамит. – Госпожа Неферу-Ра очень молода, и она не имеет женской силы… когда она будет носить ребенка, все ее силы уйдут на него. Она перестанет звать тебя на ложе, и ты еще затоскуешь…
Женщина засмеялась мурлычущим смехом, откинув голову; ясные белки глаз и черные волосы заблестели в лунном свете. Аменемхет наклонился и с благоговением припал губами к открывшейся ямке у начала шеи.
– Я тоскую только по этому, - прошептал он.
– А потом она родит, - прошептала Тамит, - и будет отдавать силы ребенку, а не тебе… Не беспокойся, она недолго будет тебя терзать…
Сама Тамит думала, что может выйти еще лучше – она вспоминала плоскую грудь Неферу-Ра, мальчишеские бедра и улыбалась. Неферу-Ра совсем не предназначена богами для вынашивания детей.
Как прекрасно было бы отомстить и Тотмесу, третьему хему нечер и убежденному палачу.
***
Хепри исполнилось пятнадцать лет.
Он слишком поздно понял, что упустил время заводить новых друзей, а может, покровителей – по натуре этот юноша был скорее одиночкой, как и его отец, как и следовало жрецу; но бедняку, жаждущему лучшей доли, требовался иной характер. Однако теперь все его товарищи повзрослели; их связали узы, не оставлявшие чужаку, сыну преступника и сироте места в кругу знати. Хотя сейчас Хепри понимал, что едва ли мог сдружиться с ними и в детстве – более нежном, но и более жестоком возрасте. Его не заклевали, наверное, только потому, что мальчик вовремя попал под крыло.
Теперь хотя бы молодые люди не обижали его беспричинно.
Но у него был только один друг – знатный господин, которого поглотила семья и грех; у него не было и невесты. Хепри был бы согласен даже не на жену – на подругу… которая могла бы успокоить его, которой он мог бы довериться. Но он уже миновал тот возраст, когда с девочками и женщинами сближаться легко. Теперь никто не взял бы его за руку и не потянул за собой, как это сделала когда-то маленькая Меритамон.
Она казалась ему царевной. Она была так же недоступна…