Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Меритамон понимающе покивала, глядя на ее побледневшее личико и опущенные веки. Она надеялась хотя бы, что тяготы такого замужества скрашивает всеобщее преклонение, которым Та-Рамсес должна теперь пользоваться.
– Когда это случилось? Его величество мне не говорил… - осторожно сказала Меритамон, и Та-Рамсес быстро подняла глаза.
– Его величество и мне не говорил, - опять немного покраснев, сказала царица. – До того дня, как нас поженили. Хотя я давно думала об этом.
Ей действительно было не более четырнадцати лет; Меритамон не сомневалась в этом, хотя никогда не спрашивала девушку о
– Приношу тебе поздравления, царица, - сказала она. – Я рада за тебя, моя госпожа…
Та-Рамсес слегка улыбнулась, потом ее личико как-то болезненно передернулось. – Не будем сейчас говорить обо мне, - быстро сказала она. – Я хочу поговорить о тебе. Хорошо ли ты съездила домой?
– Да, - сказала Меритамон, которой было мучительно неловко от близости с царственной подругой. – Я провела две ночи в своем доме, царица, а потом навестила своих родителей на Западе… Я скучала по дому, и очень рада, что мне дали дозволение побывать там.
– Пока ты утоляла эту тоску, фараон говорил мне, что скучает по тебе, - заметила Та-Рамсес, взглянув на нее. – Я думаю, что он призовет тебя сегодня.
“Пока меня не было, он призывал собственную дочь”, - подумала Меритамон и передернулась, точно от холода.
Это место, гарем фараона, казалось ей все более чуждым и отвратительным.
– Я рада, что стала царицей – ведь теперь я могу призывать тебя к себе, - сказала Та-Рамсес после паузы, наполненной взаимной неловкостью. – Раньше мне приходилось навещать тебя в гареме. Теперь я наделена намного большей властью.
Она произнесла это без гордыни – просто со спокойным удовлетворением. Должна же она хоть чем-то удовлетворяться, подумала Меритамон с жалостью. А потом у нее возникли какие-то смутные, странные и порочные мысли. Ее царственная подруга теперь наделена властью…
Меритамон быстро взглянула на царицу и снова опустила глаза.
Она никогда раньше даже вообразить не могла, что будет спокойно беседовать не просто с другой женщиной своего любовника… а с женщиной, которая является его дочерью! Конечно, она сызмальства знала, что двор фараона – особое место, где существуют особые порядки. Но Меритамон до сих пор не могла осознать, как можно жить в таком месте и не понимать его порочности. Наверное, с ней что-то не так. Или что-то не так с женщинами, принадлежащими дому его величества…
– Что с тобой? – нарушил ее размышления голос Та-Рамсес. – Тебя что-то смущает?
Меритамон взглянула на нее и усмехнулась тому, что раскраснелась, точно девушка.
– Ничего, царица. Прошу простить меня.
– Мне не за что тебя прощать – ты меня не обижала, - сказала Та-Рамсес. – Напротив, ты принесла мне отраду. Я сейчас свободна, - сказала царица. – Может быть, сыграем в какую-нибудь игру? Какие игры ты любишь?
– Все, что тебе угодно, моя царица, - низко кланяясь, ответила Меритамон. Она надеялась своей почтительностью немного утешить эту девушку, которая попала в такое положение; но вдруг поняла, что не знает, нуждается ли Та-Рамсес в подобном утешении. Может быть, ей совсем не так неловко, как представляется Меритамон. И действительно, Та-Рамсес уже являла собою образец царственного достоинства и любезности, без признаков стыда или огорчения; все, что следовало скрыть от чужих глаз, было скрыто. Если
Они играли и разговаривали до самого вечера, а потом разделили трапезу. Та-Рамсес с сожалением отпустила свою подругу, обещав, что непременно призовет ее в скором времени снова. Меритамон вернулась к себе, полная изумления и впечатлений… до краев. Она не нашла бы другого сравнения. Словно из нее вылили все, что составляло ее прежнюю жизнь, и против воли наполнили по горлышко чем-то новым; Меритамон понимала, что меняется под воздействием этих сил, и противилась такому воздействию сколько могла.
Она легла, надеясь уснуть и ненадолго забыться.
Но забыться ей не дали – царица оказалась права. Его величество истосковался по своей наложнице и призвал ее на другую же ночь после возвращения.
========== Глава 88 ==========
Рамсес не бывал груб намеренно, но по-прежнему находился в избытке страсти, и мог причинить женщине боль или неудобство, не желая того. Конечно, ни одна не смела жаловаться открыто. Меритамон, вспомнившая о своем ребенке, замерла под тяжелым телом, вдруг испугавшись резких движений своего любовника, и чуть не вырвалась; тот почувствовал ее состояние и повернулся на бок, развернув ее к себе лицом. Рамсес сжал ее ягодицы, притиснув любовницу к себе, и все закончилось. Он успел увидеть испуг на ее лице.
Меритамон не могла подавить трепет всего тела. У нее даже не получилось улыбнуться фараону после соития, и он стал совсем мрачным.
– Что с тобой сегодня? – спросил Рамсес.
Она покачала головой, и наконец сумела улыбнуться.
– Прости меня, Хор. Я побывала в родном городе и огорчена тем, что осталась без родителей… Запад – печальное место…
– Мне вовсе не следовало отпускать тебя туда, - резко сказал фараон, ничуть не смягченный этой исповедью. – Вместо благодарности ты привозишь мне такие слова!
– Поднимайся! – приказал он, садясь на постели и накидывая на себя сброшенное ночное одеяние. Рамсес отвернулся от нее. – Я не желаю лежать с женщиной, которая при этом думает о мертвецах Запада!
Он был раздосадован и расстроен.
А Меритамон казалось, что царя не должно тревожить, что в сердце у женщин, которых он берет – разве ему недостаточно их тел?
– Могу ли я идти? – тихо спросила она.
– Иди, - приказал он, не оборачиваясь. А ведь раньше Рамсес улыбался ей и ласкал ее, даже утолив желание. Меритамон поклонилась его спине и пятясь ушла. Ей хотелось рыдать, она сама не знала, почему – разве не холодности фараона она добивалась все эти месяцы? А теперь ей опять плохо…
Она плакала, бредя в одиночестве дорогой, которую уже так хорошо выучила за это время. Теперь, наверное, действительно конец всему.
Меритамон не знала до сих пор, что означает немилость фараона – теперь она это поймет.
На языке появилась горечь, потом ее затошнило, но до рвоты не дошло; она чувствовала, что иссякла ее способность быть хорошей любовницей, что теперь она ни на минуту не сможет отвлечься от своего состояния. Если, конечно, Рамсес еще захочет ее. Едва ли. В его распоряжении множество не менее соблазнительных женщин, которые не беременны и могут полностью отдаваться ему…