Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Лодка причалила к берегу, и Меритамон подали носилки; Яхмес должен был ехать отдельно, и, таким образом, для нее исчезла возможность приготовиться к тому, что ждало ее в городе мертвых. Она не могла потребовать, чтобы жрец сел к ней – он был мужчина, хоть и старый. Поэтому ей пришлось ехать в полном неведении.
Меритамон также плохо помнила, где расположены гробницы родителей, и опасалась заблудиться. Служанка, сидевшая в носилках рядом с ней, могла оказать ей небольшую помощь – То не бывала в городе мертвых вообще никогда.
Наконец дорога кончилась, носилки опустились. Меритамон
– На что так стеречь меня здесь? Неужели вы думаете, что я убегу под землю и останусь там среди мертвых?
Она вдруг испугалась собственных слов.
Ей не ответили; делать послабления Меритамон явно не намеревались. Впрочем, она заметила, что стражникам так же неуютно здесь, как в Опете Амона, даже еще более. Это место пугало и ее. Сейчас было совсем еще светло, и тени от памятников и стел сделались от этого резкими и черными – и Меритамон казалось, что в каждой такой тени таится зло, которое обитает в этом месте смерти…
– Отец, я не помню дороги к гробницам родителей, - сказала она, взглянув на жреца, хотя больше всего ей хотелось унести отсюда ноги. Меритамон не понимала, что он задумал, и сейчас ей вдруг совершенно расхотелось это узнавать.
– Я тебя проведу, - ответил Яхмес. – Не бойся.
Он первым двинулся с места, не обращая, казалось, никакого внимания на вооруженных людей; и двое сильных воинов, стоявших у него на пути, не мешкая дали дорогу отрешенно-спокойному жрецу. Меритамон схватилась за руку То, и женщины последовали за своим проводником. Стражники следовали за ними, впрочем, они все остались позади… никто не спешил обогнать жреца. На Запад не торопятся.
Яхмес остановился около полузасыпанного песком довольно большого камня, на который Меритамон даже не обратила бы внимания.
– Отваливайте, - сказал он, повернувшись к стражникам, стоявшим за их спиной. Те несколько мгновений смотрели на жреца в изумлении, потом выполнили его распоряжение. Меритамон всегда поражала способность жрецов заставлять себя слушаться.
За камнем обнаружился низкий квадратный проем, за которым угадывалась лестница, уходящая вниз.
Жрец сунул руку в объемистую сумку, висевшую у него на боку, и достал два факела. Запалив один, он вручил его Меритамон и зажег от первого второй. Она ошеломленно смотрела на лицо второго пророка Амона через слепящий, колеблющийся заслон, все больше боясь того, что Яхмес для нее приготовил.
– Идем, госпожа, - сказал он. Повернулся к стражникам и сказал:
– Мы должны спуститься туда одни – это священный запрет. Никто не может тревожить дух великого ясновидца и его супруги, кроме их детей и посвященных.
Потом жрец стал спускаться вниз по лестнице; Меритамон только спустя несколько мгновений заставила себя последовать за его согбенной белой спиной и бритой головой. Как он мог ничего не бояться, даже фараона?
Вначале ей стало страшно, что стражники все-таки увяжутся за ними, но этого не случилось. Не только из страха перед богами… а еще и из страха перед мертвыми. Все знали, что потревоженные души бывают мстительны.
А
– Не кричи здесь, госпожа Меритамон, - сказал он.
– Мне страшно! – шепотом выкрикнула перепуганная женщина. Она попыталась схватить жреца за руку, но его рука была занята факелом.
– Ничего не бойся со мной, - сказал он. – Идем. Ты сделаешь нам хуже, если снова закричишь.
– Куда ты меня ведешь? – прошептала Меритамон, но жрец не ответил и, повернувшись, направился дальше. Меритамон помнила, что отец рассказывал ей об этом месте – оно полно ловушек для грабителей, и нужно очень хорошо уметь определять дорогу, чтобы выбраться отсюда безопасно. Она постаралась положиться на своего проводника, отбросив мысль о его старости… и коварстве жрецов. О служанке То, преданно следовавшей за нею, Меритамон едва ли вспомнила.
Они шли некоторое время в полном молчании; Меритамон пыталась запоминать дорогу, но вскоре бросила это безнадежное занятие. Старик, казалось, угадывал путь чутьем или чудом. Они шагали коридорами, переходившими один в другой… а потом вдруг жрец переступил через какой-то порог, и троица оказалась в довольно большой комнате.
Меритамон изумилась красоте и порядку зала – после долгого пути среди паутины, праха, грязи. Это помещение было почти праздничным. Жрец неожиданно наклонил факел, и он высветил саркофаг у стены.
У молодой женщины задрожали губы, она пыталась произнести то, что сразу же пришло ей на ум – и не могла. Кто здесь лежит? Отец? Мать?..
В самом углу помещения шевельнулось что-то белое, а через мгновение Меритамон едва не выронила светильник, узнав эту фигуру.
– Хепри, - выговорила она; нежно, изумленно, испуганно. – Хепри!..
Что это – безумие?..
Ее возлюбленный быстро приблизился к ней, и Меритамон почувствовала его горячие руки вокруг своего стана. Ей пришлось быстро отвести руку с факелом, чтобы не обжечь его; потом кто-то забрал у нее светильник. Ее не интересовало, кто это был. Меритамон прильнула щекой к груди Хепри, а он обнял ее, бережно и крепко.
– Мой отец был грабителем могил, - прошептал юноша. – Вот, сейчас я пошел по его стопам… я краду сокровище, принадлежащее богу…
Меритамон подняла голову и засмотрелась на его улыбку. А потом Хепри склонился к ней, и его губы подтвердили страстным поцелуем его слова.
– Кто здесь лежит? – прошептала Меритамон, когда оказалась способна говорить. Она по-прежнему не размыкала рук, словно боялась, что возлюбленный сразу же исчезнет, стоит ей его отпустить.
– Первый муж моей матери, - с неожиданной усмешкой ответил Хепри. – Наш с нею благодетель, казненный мужеложец Нечерхет.
– Как ты можешь! – вдруг воскликнула Меритамон и попыталась отдернуться; но молодой человек держал крепко.
– Разве я его осуждаю? Я – такой же преступник, - прошептал Хепри. – Надеюсь, боги простили ему хотя бы часть его… жизни. Надеюсь, что они простят и нас с тобой.