Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Госпожа, мне передали для тебя послание, - прошептала она. – Ко мне подошел один господин, сказавший, что его подослал господин Яхмес, и передал…
– А откуда ты знаешь, что это посланец Яхмеса? – воскликнула Меритамон.
В самом деле – откуда?
Но кто может желать снестись с нею, прикрывшись именем Яхмеса – разве кто-то еще здесь осведомлен о ее жизни? И разве есть у нее выбор?..
– Что он сказал? – спросила Меритамон.
То прошептала:
– Он сказал, что в Опет Амона тебе нужно быть в
Меритамон так и села.
– Значит, привязанность царицы ко мне – не тайна? – спросила она.
– Для жрецов – не тайна, - сказала То.
Хозяйка сжала лоб пальцами. Она почувствовала, как ребенок болезненно толкнулся в животе.
– Царица больше не любит меня, - сказала она. – Она поверила тому, что обо мне говорят…
– Не любит – но, может быть, пожалеет? – спросила служанка.
Меритамон задумалась.
– До праздников Амона остался месяц, - пробормотала она. – Стоит ли мне просить у Та-Рамсес милости сейчас… или подождать?
– Подождать, - посоветовала То. – Выскажи свою просьбу перед тем, как двор соберется ехать, чтобы царица не успела передумать.
***
За неделю до Опета Амона То принесла госпоже счастливую весть – фараон собирался в Уасет, воздать почести Амону. Должно быть, та жрица сумела устрашить его… и снова заставить считаться с Амоном, подумала Меритамон.
– Подойди к царице и пади ей в ноги, - сказала она своей служанке. – Умоляй ее разрешить мне поехать со всем двором.
То отправилась к царице – и вернулась не одна. Та-Рамсес пришла в гарем самолично, поговорить с мятежной наложницей, которую когда-то считала достойной любви фараона и своей.
Меритамон низко поклонилась царице, придерживая живот. Пасть ниц она не могла. Но Та-Рамсес этого и не требовала.
Когда Меритамон выпрямилась, она увидела, что юная царица уже сидит, внимательно глядя на нее. А еще она увидела, что Та-Рамсес беременна тоже, и едва скрыла мгновенный ужас, охвативший ее от зрелища дочери, беременной от отца.
Царица выглядела усталой и очень суровой.
– Зачем тебе ехать в Уасет? – без предисловий спросила она.
– Я должна посетить моего бога, - сказала Меритамон, глядя ей в глаза. – Амон очень сердит, что я его покинула…
– Да, я знаю, - резко ответила царица. – Мне думается теперь, что мой отец совершил большую ошибку, выбрав тебя. Ты этого недостойна.
Ее обвиняющий взгляд уперся в живот собеседнице. Меритамон опустила руки, чтобы выставить свое положение как можно сильнее.
– Недостойна, - сказала она. – Я бы хотела избавить его величество от себя, если бы это было возможно, госпожа. Может быть, это сделает великий Амон…
Она отвела глаза, но Та-Рамсес успела увидеть мысль, промелькнувшую на ее лице – Меритамон надеялась
Царица встала.
– Может быть, - резко сказала она.
Меритамон изумленно взглянула на царицу, но дочь фараона уже не смотрела на нее. Конечно, нельзя было вслух говорить о том, чтобы царь отпустил ее – это невозможно, женщина, принадлежащая богу, не может уйти. Но если в дела фараона вмешается другой бог…
Меритамон даже показалось, что Та-Рамсес догадывается о поползновениях жрецов.
– Хорошо, ты поедешь со всем двором, - сказала она. – Думаю, его величество не будет против.
Она повернулась и, не попрощавшись, быстрым шагом ушла.
***
Меритамон дали дозволение отправиться в Уасет вместе с фараоном и принять участие в торжествах в честь Амона. Она знала, что вместе с ней поедут и некоторые другие наложницы, с целью поклонения. Но ее дело было совсем другое. Все это понимали, хоть никто и не говорил вслух.
Она опять ехала в обществе ненавидящих ее женщин. Меритамон пыталась думать, что это ее не смущает, но не получалось – ей так и казалось, что каждая из наложниц мысленно желает ей свалиться за борт. Или подавиться. Или подхватить смертельную лихорадку.
Она ощущала себя сеющей бедствия, как Тамит, и давно уже стала такой.
Меритамон радовалась хотя бы тому, что солдаты фараона, которые их стерегут, так преданы долгу и не позволят ни одной из наложниц напасть на нее или хотя бы устроить беспорядок в дороге. Больше, чем за себя, она тревожилась за То – слуг не так считали и не так стерегли, как женщин гарема, и наложницы могли выместить свою злобу на ее служанке, если уж не получилось добраться до госпожи – тем более, что слуги ехали отдельно.
Но когда наконец пришло время сходить на берег, Меритамон увидела свою служанку в толпе, встречавшей корабль с женщинами гарема. Забыв обо всем, она бросилась к То и схватилась за нее со слезами радости, намереваясь никогда больше не отпускать.
В этот раз Меритамон никто не дал носилок – но это ее только радовало. Она хотела бы слиться с женщинами и прислугой, которые шли пешком; чуть было не поддалась порыву бежать, но рядом шагали стражники. Меритамон размышляла, пустят ли их в храм – и насколько внимательно они будут следить за молящимися наложницами.
Она почти не чувствовала ног, когда двор добрался до Опета Амона – отвыкнув ходить пешком на большие расстояния; сандалии натерли холеные ступни, и Меритамон почувствовала свое унижение. Разве могла она подумать, что превратится в игрушку царя, которая ни на что больше не годна и которую тот может выбросить, когда она надоест?
Примет ли ее обратно Хепри – после такого?..
– Госпожа, мы входим в храм, сосредоточься, - прошептала у нее над ухом То. Служанка больно сжала ее плечо, и Меритамон была благодарна за такое напоминание.