Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Хотя нельзя было сказать, чтобы Тотмес слишком удивился щедрости фараона. Жрица Исида, говорившая с Рамсесом от имени Амона, оказала сильное влияние на его величество, несмотря на то, что прежде принадлежала другому божеству…
После беседы Тотмес повел его величество вглубь храма, показать, какие изменения произошли в доме его небесного отца за время долгого отсутствия Рамсеса. Фараон был недоволен, но отказаться от ритуала не решился. Он помнил, чем обязан Амону, лучше, чем порою казалось жрецам.
Младшие слуги бога падали ниц при появлении престарелого царя; старшие только кланялись, и его величество
Тотмес был привычен владеть собой, и держался очень хорошо. Если фараон и заметил небольшую бледность и дрожание рук великого ясновидца, он приписал это только своему божественному присутствию.
Верховный жрец и фараон уже медленно и торжественно возвращались обратно, как вдруг Рамсесу почудилась какая-то суета в храмовом дворе, который можно было видеть через открытые двери. Он не досказал того, что хотел, со своим собеседником и быстрым шагом вышел из храма.
– Что случилось? – крикнул царь, увидев, что стражники, охранявшие его женщин, столпились напротив дверей, а никаких женщин с ними нет.
Где-то в стороне стояли остальные придворные, бледные и напуганные.
Один из стражников подбежал к нему и упал на колени.
– Великий Хор! Одна из твоих женщин пропала!..
– Как пропала? Которая? – крикнул Рамсес.
Он почему-то догадывался, которая.
И не знал… не знал…
– Наложница Меритамон, - ответил стражник и уткнулся лбом в землю. – Она исчезла так быстро, точно ее унес какой-то демон… Пусть твое величество не гневается на нас…
Рамсес не успел ответить, потому что из храмовых дверей появился верховный жрец.
В свете солнца Тотмес выглядел не так таинственно, как в сумерках, искусственно создававшихся в храмовых залах, но гораздо более внушительно. На шее его блестело золотое ожерелье, прежде украшавшее грудь Неб-Амона, костистая рука сжимала жезл, а плечи покрывала шкура пантеры.
– Быть может, здесь и вправду не обошлось без божественного вмешательства, - мягко сказал Тотмес. Фараон резко обернулся к нему, глядя на жреца с открытым ртом.
– Эта женщина, о которой доложили твоему величеству, - дочь великого Неб-Амона, первого хему нечер и моего предшественника, - продолжал Тотмес; рука его крепче сжала жезл и задрожала, но на лице не появилось и тени страха.
– Очевидно, бог был недоволен ее положением и предназначил ее для другого, - уже жестко закончил верховный жрец.
Как будто он говорил не с владыкой своей жизни и жизней всех своих подчиненных, а с нерадивым учеником.
Рамсес откинул голову, открывая и закрывая рот, точно ему не хватало воздуха; лицо начало багроветь, и двое воинов подступили к нему, не решаясь, однако, притронуться к его священной особе. Фараон поднял руку, как будто готовясь поразить жреца без оружия.
– Ты… - выдохнул он. – Ты…
– Я здесь ни при чем – я не похищал эту женщину, Великий Хор, - ответил Тотмес чистую правду. – Я слуга твоего величества. Мы все здесь твои слуги – твои и твоего родителя Амона…
Он склонил голову и опустил вторую руку на свой жезл.
Рамсес некоторое время глядел на эту почтительную фигуру, а потом резко повернулся к стражникам, готовясь отдать приказ перевернуть весь храм в поисках своей украденной женщины. Он глубоко вздохнул, глядя
Когда фараон со своей свитой достиг храмовых ворот, он наконец остановился. Рамсес тяжело дышал, словно после битвы, и все еще был красен.
Он посмотрел назад и спросил, не глядя на свою стражу:
– Где остальные женщины?
– Жрецы предоставили им одно из помещений храма… - начал было один из воинов, но фараон перебил его криком:
– Привести их! Немедленно пригнать сюда!..
Как будто речь шла о стаде, которое он чуть было не упустил целиком. Фараон снова побагровел; все стражники без дальнейших слов устремились обратно.
Спустя совсем небольшое время они пригнали испуганных и негодующих женщин – до чьего негодования сейчас никому не было дела. Фараон, не сказав никому больше ни слова, приказал подать своей особе носилки и отправляться на причал. Он покидал город немедленно, не удостоив объяснениями никого из придворных.
***
Тотмес некоторое время стоял во дворе, глядя вслед фараону и его приближенным; когда стражники вернулись за женщинами, не сказал ни слова, предоставив им самим возвращать наложниц. Ему доставило большое удовольствие то, что в конце концов стражники неуверенно и почти почтительно обратились за помощью к нему. Они уже успели запутаться в переходах Опета Амона.
– Направо, потом мимо кладовой – в малый двор, затем поворачивайте налево. У колонны с изображением солнечного диска и хвалебным гимном богу вы найдете жрецов, которые покажут вам дорогу, - с наслаждением проговорил верховный жрец.
Не то чтобы он думал, что стражники сумеют распознать, где начертан хвалебный гимн, а где – хозяйственные пометки.
Ему поклонились, прежде чем выполнить его указания.
Когда женщин выручили, Тотмес немного посторонился, пропуская спешащую мимо орду, мало напоминающую разнеженных обитательниц царского гарема. Кто-то из стражников снова поклонился ему, как они ни торопились.
Когда наконец воины и женщины фараона окончательно скрылись – а значит, фараон окончательно скрылся – верховный жрец повернулся и направился в сторону зала совещаний, где по его приказу поместили Меритамон. Конечно, это было… едва ли простительно, прятать женщину в таком месте; но великий ясновидец знал, что им это простится. Слуги Амона совершили сегодня большое дело во славу бога, исправили большую несправедливость. Хоть речь и шла о такой семье…
Тотмес, изредка отвечая кивками на низкие поклоны младших жрецов, спустился к бронзовым дверям зала и вошел. При его появлении те, кто окружал Меритамон и Хепри, тотчас же расступились. Влюбленные заметили его не сразу; наконец Меритамон подняла голову от плеча своего друга и посмотрела на великого ясновидца с робкой надеждой. Хепри тоже смотрел на него с некоторой робостью… но вместе с тем и с вызовом.